А она, может, и ответила бы, что не его дело, лезть не стоило, пытаться впихнуть и сюда свою совесть. Но у него вина во взгляде с Марианскую впадину - он, правда, пытался помочь.

– Мне все равно, - Малия не старается разрядить обстановку. Малия не умеет. Но кутается в его куртку с американским флагом и совершает еще одну ошибку - вдыхает полной грудью.

Стайлз возвращается с тремя порциями двойных шоколадных коктейлей, чизбургерами и картошкой фри в замасленном пакете через несколько минут и отмечает, что скучает по всему этому: фастфуду калифорнийскому (разница есть), Бикон Хиллс даже и, конечно, по ним. Он в Куантико преуспел в тайм-менеджменте и стал взрослым, переступив порог ФБР четыре года назад, но он помнит, как со Скоттом - еще неудачниками - лес шерстили в поисках трупа. Тогда не было его Лидии, его дочери и все-равно-не-его Малии. Тогда было проще?

Но сидят сейчас, стуча трубочками по стенкам бумажных стаканчиков, и будто все - как раньше: те же Скотт, Малия и Стайлз из старших классов. Будто самому не стукнуло в апреле двадцать три.

– Кажется, что ничего не изменилось, - замечает он, складывая руки на столе. Ему всего-то и хочется, что продлить это время.

– Все изменилось, - а Малия в руках стаканчик сжимает и уходит. И он догадывается. И находит подтверждение в глазах Скотта. И думает: черт.

– Она все еще любит тебя, брат, - и поднимается тоже. С этой его все-в-порядке улыбкой. С этим “она не значит для меня мир”. Им было по шестнадцать, и они были банальны и влюблены. Скотту двадцать два, и он знает, что влюбиться в бывшую своего лучшего друга, которая по-прежнему любит его, - это херня. Он не думал, что угораздит. Угораздило. В семнадцать. И в ту ночь, когда слизывал соль с ее голого тела, снова влюбился.

Они едут молча на подержанном додже 81-го, и Малия выскальзывает из джипа, когда подъезжают к квартирам, и оставляет куртку, не прощаясь, и бредет вдоль бассейна, потирая закостенелые плечи. Этой осенью в Калифорнии листья хрустят под ногами и холод ломит кости. Скотту не страшно: уже выломан.

Он провожает Стайлза тем же вечером. Тот берет билет на рейс раньше и просит прощения, что накалил, сделал хуже. Должны были справиться вместе - просчитались оба. Скотт обнимает его крепко, по-мужски, потому что не его вина. Так вышло. Так случается. А Стайлз просит, чтобы только ее не отпускал.

- Не позволяй ей винить себя. И не вини себя сам. Я мудак, не ты.

Скотт долго думает после. Курит возле доджа, пока Стайлз, наверное, пролетает где-нибудь над Колорадо и вертит в голове то же: я мудак. Он не.

Глушит мотор за милю от ее квартиры, заезжая кулаком по рулю. “Ты нужен ей”.

“Если бы, Сти”.

Скотту двадцать два, и он все тот же ковбой Вуди с игрушечным сердцем среди распродажного хлама. Скотту двадцать два, и он обещал быть рядом. И он был.

С этой своей такой же игрушечной любовью.

//

Малия толкает дверь. У нее в полумраке квартиры дробящий холод и ровное дыхание вместе с колотящимся в груди сердцем. По запаху узнает. Свернулся на диване поджавшим хвост псом, куртку натянул под подбородок. И уснул. У него в Венисе все условия, а здесь едва ли место, для жизни пригодное, - и все равно ждал, глупый. Весь он в этом.

Малия накрывает его пледом, задерживаясь рукой на теплой небритой щеке. И слышит, как он сонно, не разлепляя глаз, бормочет:

- Люблю тебя.

========== краски ==========

Комментарий к краски

И, пользуясь моментом: кто будет смотреть трансляцию в пн - добавляйтесь, обсудим. Или если просто пообщаться хотите, я не кусаюсь (:

https://vk.com/id139065293

[Буду обнимать и целовать тебя в своих объятиях. Заберу тебя

подальше от боли].

angus and julia stone - big jet plane

Скотту жарко. Он просыпается, запутавшийся в колючем, как свитера из его детства, пледе, и чувствует запах подгоревшего бекона и топленого жира. Кто-то - Малия - орудует на маленькой кухне, и Скотт видит, что она злится, счищая в ведро их неудавшийся завтрак. На ней только растянутая майка с пятнами соуса - он замечает это, потому что смотрит на ее стройные ноги, выпирающие лопатки и шейные позвонки. Но потом она оборачивается, и он чувствует себя семилетним и пойманным с поличным за кражей печенья.

– И давно ты пялишься на меня?

– Нет, - но не тушуется, как сделал бы раньше. Он видел ее голой сотни раз, и они занимались сексом, и он перерос тот возраст, когда Стайлз тащил его подглядывать за девчонками: им было пятнадцать, и Лидия Мартин в кружевном белье за несколько сотен баксов заставляла Стилински краснеть и фантазировать о ней почему-то всегда при Скотте, который всякий раз молил избавить от подробностей. Он и забыл, как давно это было.

– Ладно, - Малия разворачивается на пятках. - Если ты заметил, я сожгла яичницу, так что. Многого не жди.

Она выкладывает тосты и сырой бекон на тарелку, двигая ее по заляпанной горчицей стойке. Делает все так неумело, но для него. И почему-то становится плевать на остальное. Он в ее квартире - это то, чего Скотт МакКолл ждал последние месяцы. Он, смотрящий на нее, по-домашнему теплую и - пусть и в его голове - счастливую. На деле - вымученная, с искусанными губами и застоялой грустью в глазах. Но позволившая ему остаться. Пусть сейчас. Пусть после Стайлза. Скотт скучал. Скотту даже это время за радость. Он хочет обнимать ее и целовать по утрам, но он готов просто быть. Быть, когда она разрешает.

– Спасибо.

– За что?

– За все.

Малия сдвигает брови к переносице, ерзает на стуле, вертя узкими бедрами.

– Не болтай, а ешь.

Она так естественно упрекает его, что Скотт все, что может, - тянуть улыбку, пока Малия не замечает и не начинает смотреть, сощурив глаза.

– Что?

– Ничего, – он качает головой. – Нет, постой. Если сегодня я спал на твоем диване, где спала ты?

– Не спала.

– Но почему не разбудила меня?

– Потому что ты спал?

Она смотрит ему в глаза, но затем опускает взгляд и втыкает вилку в тост, раскрошивая середину. Скотт осторожно касается ее руки:

– Я в порядке, ты знаешь.

– Нет. Ты не выглядел так, будто был в порядке. Я беспокоилась о тебе, – Малия выпаливает за секунду и чувствует, как Скотт сжимает ее ладонь.

– Я в порядке, – он улыбается. Слабо для того, чтобы она поверила.

– Зачем ты пришел вчера?

– Хотел сказать, что уезжаю в Дейвис через пару дней. Думал, может быть, ты захочешь поехать со мной.

– У меня смены в кафе, а ты должен сдать все экзамены, чтобы получить диплом и стать ветеринаром, – бросает суховато. Скотт не знает, зачем предложил. Но знает, что уехать хочет. Жаль, не с ним.

– Я выбил себе практику там. Придется пожить в Дейвисе какое-то время. Вернусь в следующем году. В феврале, если устроюсь.

Малия за него рада. Они друзья, и она понятия не имеет, почему отъезд горечью оседает где-то в груди. Они не встречаются - она не имеет права держать. И привязаться не может. Не больше, чем уже. Скотт, очевидно, замечает что-то, чего не должен был.

– Ты можешь перебраться в мою квартиру, – говорит он, так и не убрав руку - у Малии ладонь холодная, заледенелая почти. Скотт накрывает ее своей.

– Буду делить ее с Лиамом и парнем из его колледжа?

– Я ничего им не обещал.

– Мне есть, где жить, – Малия отстраняется.

– Тогда стоит купить новый диван и разобраться с отоплением. Здесь холоднее, чем в криокамере.

– А ты бывал там?

– Нет, но Пэрриш был, и, поверь, я знаю, о чем говорю, – Скотт потирает плечи. – Что ж, если у тебя нет планов, предлагаю начать прямо сейчас.

– У меня нет денег на диван.

– Зато есть у меня.

– Я не возьму у тебя ни цента, Скотт.

– Тогда я поеду один и закажу доставку на дом, - устало говорит он. – Я не позволю тебе спать на этом, Мал.

– А я не позволю тебе решать за меня. И платить тоже.

– Почему мы ругаемся?

– Потому что меня устраивает мой диван? Мне плевать, Скотт.