Николай глянул в глазницу рябого зеркала, будто бы прихорашиваясь: сюртук цвета морской волны, синяя лента, выглядывающая из кармана, обвивающаяся вокруг пальца, как черные кудри любимой. Красивое лицо славного капитана. Сегодня никаких крыльев.
– Крысы – удивительные существа, но, стало быть, влюбленный страдалец явился сюда не для того, чтобы узнать, что порой их можно отыскать и в собственной постели, – между тем отозвался Бреккер с пугающей сдержанностью. Николай даже замерз – такой холодный, такой невежливый прием оказывал ему этот негодяй с подлинником Де Каппеля.
Он наклонился вперед, словно делился с ним секретом, и заговорщицки зашептал:
– Если бы крысы нашлись в моей постели, то знали бы, что я делю ее с королевой Равки, мистер Бреккер. Очень некрасиво с твоей стороны не поздравить меня с моим последним личным достижением, – Николай подцепил носком чудного ботинка стул, развернул к себе, сел, подперев щеки руками. – Да я и сам не лучше! Верно, и ты, друг мой, не разочаровываешь – капитан Гафа до безобразия хороша. Только вот твоя морская раковина, чудится мне, не торопится возвращаться домой.
Ай, подумал Николай. Нехорошо вышло, но таковы законы всякого дельца – либо ты, либо тебя. Если у смышленого поганца из Бочки и была слабость, то не короткая нога, не потные ручонки чужака, не гурьба детей за покерными столами в игорном доме и даже не прелестный купчик и сумасбродный стрелок, которого Николай все еще грезил перетянуть в команду «Волка волн» рассказами о летучих кораблях и жилетах из лимонного вельвета.
Нет, слабостью Каза Бреккера была девчонка-капитан с обостренным чувством справедливости, запятнанными сурьмой ладонями и мягким изгибом темных губ.
На мгновение дернулись желваки на бледном лице, точно выточенном из камня по подобию гальюнной фигуры, да только вот мальчишку Бреккера учила не та мать, что напитывает знаниями с заботой и лаской, а та, что пыльным ветром вьется между ног куртизанок и бросает игральные кости.
Уголок его губ приподнялся почти элегантно, когда бессменный спутник капитана в воловьей коже шлепнулся на стол – бах! Вот он каков, блудный сын с сомнительной моралью и быстрым умом.
Николай удивился разве что самую малость. Ему даже понравилось, что Бреккер его обокрал. Как лопоухого простофилю, как безыскусного дурочка, а не того, кто с малых лет разгадывает загадки, развязывает узлы и создает возможности. Никудышных противников Николаю всякий раз хотелось пожалеть и простить, уж такой он был человек. А вот с прохиндеями, с мастерами своего дела было интересно.
Николай откинулся на стуле, вытянул вперед длинные ноги, которые в положении сидя всегда ему мешались – до того он был великан.
– Скажи мне – только, чур, честно, обижаться не стану. Ведь хороши мои сочиненьица? – искренне полюбопытствовал он. – Говорили, пишу я с душой. Жаль только, королевские указы творческую жилку губят, но куда нам, трубадурам, до великих поэтов?
Каз и бровью не повел, и прославленному авантюристу жуть как захотелось разгадать, что же мистера Бреккера доводило до ручки. Но принц-консорт явился сюда не за этим, и пусть носил он бирюзовый сюртук циркача и то и дело сдувал со лба кудри цвета переспелой хурмы, все равно оставался правой рукой равкианской королевы и обязался вести себя соответствующе.
Николай выпрямился, когда разглядел в руках Бреккера конверт с драконьей печатью, и с печалью осознал, что сочинения его снова переплюнула мерзавка-политика. Или черноволосая чародейка, пахнущая черникой и луговыми травами – поди разбери. Николай втянул носом воздух, затосковал по утренним спорам и сладким губам.
– Зачем драконьей святой понадобился хромой держатель малопримечательного игорного дома? – спросил Бреккер с преувеличенной скромностью, этакий деревенский простачок.
– А ты что это, уверовал в святых?
– Только в тех, которых могу оставить у себя в долгу.
Николай ухмыльнулся. Было еще кое-что – он доверял Бреккеру. И Зоя ему доверяла. Поэтому демон, которого королева кормила с руки кровавыми зернышками граната и налитой соком черешней, был сейчас здесь – аки послушный мальчик. И Николай тоже, куда без него, дурака?
– Сделать саму Зою Назяленскую своей должницей – недурно, а? – подмигнул он. – Дрюскели от зависти все локти бы искусали. Но я-то знаю, что вам, мистер Бреккер, она нравится.
– Мне нравится все, что приносит выгоду.
Николай снова подался вперед, запел соловьем:
– Славно встретить бизнесмена!
Каз сложил перед собой руки, словно что-то замышлял. Аферист авантюриста понял.
========== Зоя, Николай. Один постканон, две пропущенные сцены, немного о прошлом, но больше - о настоящем ==========
– Задерживается, – заметила Тамара, казалось, ничуть этим не обеспокоенная, и покрыла Толиного короля червовым тузом, отхватив уже третью за это утро победу.
В отличие от Зои, сестра с братом в лагере Первой армии скорее скучали, лениво поглядывая на штабеля желторотых рекрутов, которых набрали уже после войны, и сводя их с ума грозным видом воинов, что проливали свою кровь за страну и победу вместе с Алиной Старковой. «Она пала от руки Дарклинга?». «А что сталось со Следопытом?». «Правда, что Святая не ела селедки, потому что могла от той окочуриться?». Дурачье! На базаре, полном толкающихся крестьян и сплетничающих торгашей, и том столько не пустословили.
– Отчего бы кому-нибудь из вас его не пригласить? – спросила Зоя, оторвавшись от рапортов. Тамара уже сдавала карты для новой игры и, видят святые, по Зоиной указке никуда не собиралась. Пусть они и прикрывали друг другу спины на войне во имя благой цели и царствования нового, лучшего монарха, возвратившись, снова подбоченились и больше спорили, чем были заняты делом. Ее солнечное святейшество наверняка вся извертелась в своей воображаемой усыпальнице, даром что намеревалась сколотить союз гришийских добродетелей.
– Видит сам Яромир Непреклонный, королевскому генералу лучше знать, почем наш царь не явился на созванное тобой собрание, – поддразнила Тамара.
Ответить Зоя не успела – вошел Пенский, генерал Первой армии, вечно угрюмый и даже не пытающийся скрыть свою к ней неприязнь.
– Генерал Назяленская, – обратился он и, хотя и со скрипом, но отдал ей честь. Он был ветераном не одной войны, мужчиной, несущим долг, как благословение, и наперекор многим сослуживцам видел в Николае короля с умом и достоинством, пусть и был свидетелем тому, как розовощекий златовласый царевич намедни писался в штанишки. Обществом громовой ведьмы, порождению всего, что отрицала его вера, Пенский явно брезговал, но ради короля терпел. Тоже ей – послушный мальчик.
Подобру-поздорову Зое бы быть Николаю благодарной, но она и без благословения народного любимца и его живой Святой жила припеваючи и потчевала себя хорошим красным вином, не купленным, а домашним, и прекрасной уткой с изюмом. Зоя жила при дворе, солдаты ее уважали. Она не собиралась вспоминать, что за этим уважением стояло. Любимица Дарклинга. От этой мысли Зоя отмахнулась, как от мухи, кружащей вокруг кружки пшеничного кваса, что король давеча оставил томиться на столе.
Зоя видела, как после полуночи, когда даже совиное уханье стихло, а солдаты унеслись во снах к тятенькам и душной печной теплоте, Николай один-одинешенек слонялся без сна по палатке командования и все тер и тер бесновато руки, пока промеж венозных черенков не проступили пятна, точно от шлепка. Рубаха на груди была не распахнута – разорвана, так что слетели крепко пришитые пуговицы.
Сквозь войлок пробивался страх, так знакомый Зое по ее собственным кошмарам, что в поздний час и ее выгнали из палатки в ночь до того темную, что казалось, будто, пройди она еще с полшага, уже никогда не найдет дорогу обратно. Вспомнилась пучина Неморя – безмолвная, густая, затягивающая заблудших отшельников и величественные галеоны. Вспомнился Новокрибирск, чай с бергамотом в покрытой голубой глазурью чашке.
Зоя устыдилась, что ненароком подглядела за королем в момент его слабости, но сильнее – того, что могла тогда заглянуть в палатку, не как генерал, но как его военный товарищ, обсудить с Николаем хоть вытканный ковер под их ногами, снова почувствовать в воздухе запах свежезаваренного кофе и неуклюжее дружеское тепло. Вот только друзьями они не были. Союзниками, пусть даже единомышленниками, но не друзьями.
