Интересно, кто из этих волосатых скелетиков гордо именует себя Орком и Мраком? Откуда рокеры вообще берут свои клички, чем они руководствуются и какого лешего они берут клички, совершенно им не подходящие? Мрак – это двухметровый детина со взглядом конченного мизантропа, питающегося страхом и ненавистью, а не дрожащая кучка костей, шкуры и крашеных волос, которой больше подходят слова "Тенёчек", "Тучка", "Лёгкая полутьма" и "Инфаркт Миокарда".

– А ты, должно быть, Андрей? – предположила я, сощурившись и снимая с плеча чехол.

– Приятно познакомиться, – загоготал сир Вонь и вытащил из моего чехла черную электрогитару с четырьмя толстенными струнами. Бас-гитару, если быть точнее. Я -басистка…звучит, как проклятие.

Что ж, пулемет, вопреки моей искренней надежде, в чехле так и не образовался. Этот сон бесспорно был увлекательным, но не идеальным.

Тем временем Андрей подключил мою гитару к усилителю и вручил ее мне. Я брянькнула по струнам, заорав от прозвучавшего в ответ грохота.

– Ты чо?! – дружно захлопали глазами присутствующие.

Чо, чо, – подумала я, озадачившись целостностью своих барабанных перепонок, – вы вообще думаете о том, что в старости будете не только пускать слюни в манную кашу, но и, дурачась в маразме, вместе с внуками и остатками разума мечтать завладеть слуховым аппаратом да помощней? Этакий звуковой ад аукнется вам с возрастом, это я точно говорю.

На моей практике были только панк-группы, основа которых – разорванные ноздри, маты и широкие шорты со свободно болтающимися в них первичными половыми признаками авторов звучавших стихов и музыки.

Видимо у обитателей этой гаража эволюция пошла по другому пути. Конечно, если это можно было назвать эволюцией. Потому что, когда Орк, Мрак и Андрюшенька вместе с ударником, который, кстати, также мог быть и Орком и Мраком, заиграли эту, с позволения сказать музыку, моя душа запела панихиду самой себе, причем хрипло и всхлипывая. А потому завыла.

И тут я заметила, что мои пальцы принимают активное участие в этом шабаше. Не сказала бы, что дело сложное – я тупо гудела одной, размером с канат, струной. Не знаю, как мне удавалось ее дергать, по идее я должна была хвататься за нее обеими руками и тянуть на себя, упершись ногами в деку. Но силушки у меня оказалось больше, чем я ожидала. Пожалуй, запишусь на тренировки по пауэрлифтингу.

Удовлетворенные лица каждого из присутствующих вопили о том, что мы воспроизводили мелодию, написанную как минимум Моцартом. На деле же бедный Моцарт не просто вращался бы в гробу, но и начал скрести крышку ногтями, грязно ругаясь, и требуя сжечь его, начиная с ушей.

Дергая за струну, я взгрустнула. Если это – музыка, то я – Альбрехт ван Крюгер – польский румын афро-азиатского происхождения с претензией на британский трон. Под чем находился тот первый дэзкорщик, который, услышав скрип двери, эхом разливающийся по дробилке железорудного завода, в экстазе завопил: о-о, демоны ада! Это то, что я искал всю жизнь! Добавим к этому шедевру грохот самосвала, раскаты грома, отрыжку сумоиста, газовыделения страстного любителя гороховой каши и визг пинаемой свиньи, и мы покорим все умы, убитые воздействием спайса, абсента и мухоморов!

Анрюшенька подошел к микрофону и издал нечеловеческое…что это было? Кряхтение, смешанное с соответствующим сопровождением процесса мучительной дефекации пациента, страдающего хроническим запором.

Я заржала в голос.

«Музыка» стихла на фоне моего индюшачьего клекота, с которым я ничего не могла, да и не хотела поделать.

Андрюшенька обиженно воззрился на меня.

– Что смешного?

Мне хотелось отрыгнуть в ответ, дабы начать общение с ним на понятном ему языке, но я не обладаю таким талантом.

– Что это была за дичь? – утирая слезы, выхохотнула я.

Теперь на меня обиженно посмотрели все да с таким энтузиазмом, что я, наконец, замолчала и тупо захлопала глазами. Издевка издевкой, но я не хочу быть причиной мужских слез, которые, вероятно, вот-вот хлынут из славных музыкантских глаз. Не факт, конечно, но что еще можно ожидать от мужчиноимитаторов?

– Эта дичь – твоя музыка! – возмутился ударник, столь молчаливый до сих пор, что я перестала считать его человеком.

– А если бы я принесла вам козьи каки на пюпитре, вы бы их тоже музыкой посчитали?! – не менее возмущенно рявкнула я, – у вас же есть уши, народ! Ими принято слушать!

Все понятно с этими металлистами. Когда вам кажется, что вы слушаете не тяжелый рок, а грохот кастрюль под желудочное урчание, то скорее всего его «лабают» глухие музыканты, которым слепой безграмотный фронтмен нарисовал маркером ноты. Возможно одну. В тетрадке в клеточку.

– Алис, что с тобой сегодня? – осведомился Андрюшка, сменив гнев на испуг, что меня окончательно выбесило.

Я пнула его в коленку.

И вышла из гаража под недовольный гомон. Нет, это какой-то неправильный сон. Слишком уж он отчетливый и реалистичный, а еще последовательный.

Но предметы не летают. А коты не говорят «Кыш». Надо об этом помнить.

Мой телефон зазвонил. На связи был пострадавший от моего пинка. И, поскольку меня все жутко бесило, а жизнь эта все равно не моя, я выкинула трубку ко всем чертям прямо в зловонную грязюку. И, конечно же, пожалела об этом поступке уже через полминуты. Мне не улыбалась перспектива прогулки по свеженькому помету по принципу «я кучи разведу ногами» какой бы нереальной эта прогулка ни была.

Поэтому я, обзывая свою взрывоопасность исключительно непечатаемыми словами, достала телефон из следа тракторного протектора, и, за неимением другой ветоши, вытерла его футболкой с принтом перевернутой звезды. На зловещей бафометовой морде появилось сочное вонючее пятно под тихое «аллилуйя» моего сердца. Не люблю оккультизм.

Такси приехало исключительно быстро, и за рулем был все тот же позитивный мужик.

– Ой, вы, по-моему, гитару забыли! – заметил он, лучезарно улыбнувшись.

– Я просто избавилась от улик, – буркнула я, – до «Кондитерской Лавки», пожалуйста.

– А что это? Где она?

– Типа кофейня в районе городской площади, вы не знаете?

Я назвала адрес. Водитель покачал головой.

– Простите, но там нет никаких заведений…

Вот это поворот. И что же мне делать?

– А давайте проверим вместе? – не сдержав ерничанья, предложила я, отчаянно мечтая о том, чтобы мое желание исполнилось: Лавка появилась на старом месте, а я, наконец, проснулась.

Торец здания, где располагалась «Кондитерская Лавка» был возмутительно кирпичен. Ни намека на то, что хоть когда-то здесь был вход, дверь, крылечко, фонарь этот странный…И что теперь делать? Я упорно не могу проснуться! А мне начинает надоедать этот однотипный сон. Хоть бы Крюгер мелькнул в подворотне для разнообразия… Как бы чихнуть так сильно, чтобы мой сотрясенный мозг выкинул меня в какую-нибудь реальность, где море, пальмы и коктейли в кокосах?

– Ну вот говорил же! – торжественно возвестил о своей правоте таксист.

Молодец, молодец, мальчик был прав, можешь пойти поиграть с друзьями.

Я тупо пялилась в стенку. И, поскольку рентгеновское зрение не стало моим внезапным даром, предложила водителю отвезти меня по адресу, где (надеюсь) находился мой дом.

Таксист иронично хмыкнул, но подчинился. Пока авто отъезжало, я оглянулась. Как есть кирпич, облезлый торец пятиэтажки и больше ничего.

И тут за углом здания мелькнул белоснежный кошачий хвост. Хвост – не Лавка, подумала я, решив не устраивать сцен с драматичным «остановите машину!» или «гоните за той кошкой!».

Я пялилась в окно в надежде увидеть что-нибудь, хоть отдаленно намекающее мне о моей правоте относительно текущей нереальности. Но на улицах ничего не изменилось. Никаких динозавров на остановках, крыс, копошащихся в чьих-то останках, я не обнаружила, никакой стандартной чуши, приходящей к нам в сновидениях.

Я видела все детали улиц такими, какие они есть на самом деле: те же дома и магазины, что и в реальной жизни. Но это была не моя жизнь! Ведь предметы не летают! А коты не говорят «Кыш»!