***

Леонарду в очередной раз очень хочется вспомнить еще одну свою привычку и закурить. Джим не оценит, а Спок и вовсе откажется понимать, но Кирк еще долго будет в отключке со сквозной раной в боку, а гоблин, медленно наворачивающий круги по его кабинету, навряд ли сейчас обратит внимание хоть на что-нибудь, кроме капитана. Маккой фыркает себе под нос и гонит подальше крамольную мысль, но не съязвить не может.

– Прекратите топтаться, коммандер. На этот раз никто не умирает, так что сядьте и ждите, как тогда, – вулканец замирает, очевидно, тоже вспомнив, как он мешался, пока Джим приходил в себя с сывороткой из генномодифицированной крови в своих венах. По сравнению, дыра в животе – сплошной пустяк.

– Я думаю не об этом, – откликается Спок и все же садится напротив. – Поведение капитана вышло далеко даже за установленные вами границы.

– Тебе бы стоило подумать о своем, – пеняет Леонард, намекая на промах с пиратами. – И что у тебя там опять не сходится, в твоем мозгу?

– Капитан вел себя слишком сдержанно. И вместе с тем агрессивно, – отвечает вулканец. Снова смотрит доктору в глаза, и у того возникает нехорошее предчувствие.

– Ты поэтому лоханулся? Только из-за того, что Джим повел себя странно? – Спок уже перебдел, но что стало причиной? Почему все это не дает ему покоя?

– Это чересчур странно, даже для него, – упрямо повторяет тот. – Я бы предположил, что…

Он умолкает, задумавшись, и Боунс тут же его теребит.

– Что?

– Что перемена в поведении капитана может быть из-за вмешательства в его разум, – заканчивает старпом, и доктор тут же не соглашается.

– Брехня. Кто бы смог? – а потом «осеняет» и его.

– Первые изменения я отметил после отлета мистера Спока, – настаивает вулканец, и хотя Леонарду эта идея кажется притянутой за уши, но он не может не допустить…

– Если подумать… после того, как он сорвался и наорал на нас, все как-то… слишком быстро пришло в норму. Ну или дошло до нее…

Он вспоминает инцидент в баре и отрешенное лицо Кирка, который в прежние времена устроил бы из этого целое представление. Но вместо этого он был холоден и жесток. Да, тема разговора была не из приятных, но Леонард видел Джима настолько серьезным в крайне редких случаях. В случаях, когда им обычно грозила опасность. Не было ли это сигналом? Не было ли это уликой или доказательством? Или Кирк так своеобразно намекал, что его и так близкие отношения с пожилым вулканцем стали еще ближе?

Он тоже задумывается, сопоставляя факты и теорию, и приходит к тому же выводу, что и Спок.

– Ты думаешь, он это сделал? Эти вашими шаманскими-вулканскими штучками?

– Это – духовные практики, основанные на мелдинге – погружении в чужое сознание, – поправляет Спок. – С их помощью можно сделать и не такое.

– Ну так и чего мы ждем? Иди, вызывай этого вулканца и спрашивай напрямую. А я пока поразмышляю, насколько это этично и как еще могло отразиться на Джиме, – предлагает Маккой.

– Полагаю… – Спок запинается, хмурясь, но продолжает строить догадки. – Это могло быть сделано не во вред и даже – по желанию капитана, но также могу предположить, что чужое вторжение в сознание может иметь негативные последствия.

– Пока все в норме, за известным исключением. Иди, – Маккой и сам поднимается на ноги, решая провести еще несколько тестов.

– Мы могли бы проверить это прямо сейчас, – медленно говорит старпом, но так многозначительно, что Боунса снова ошпаривает воображаемым кипятком.

– Ты… хочешь сам?

– Поверхностное воздействие не принесет вреда, – уверенно заявляет Спок, а Леонард останавливается и на секунду представляет себе эту картину – Спок в голове у Джима. Точнее, этот Спок. Потому что другому, похоже, друг доверился безоговорочно. И что старпом увидит, когда войдет? Точнее, что увидит, кроме чужого воздействия?

Леонард хватается за голову и мысленно стонет: вот же… Джим! Сам себя загнал в ловушку! Что он с собой сделал? И почему?

– Нет, даже не вздумай, – вот что Маккой знает совершенно точно: старпому в голове капитана делать нечего. По крайней мере, без его согласия. – Я более чем уверен, что эти ваши «мелдинги» должны быть добровольными. Поэтому я не позволю тебе лезть к нему, пока он в отключке.

– Я понимаю, – смиренно соглашается Спок. – Но предложил только потому, что точно так же ясно, как и вы, понимаю, что капитан на это осознанно не согласится. Не со мной.

– Именно. Вот поэтому иди и спроси, почему Джим согласился «мелдиться» с ним и что тот с ним сделал, – хорошо, что Спок не настаивает – очевидно, у вулканцев, проникновение в сознание – не самая тривиальная вещь.

Старпом послушно уходит, а Леонард опять тяжело вздыхает. Проникновение в сознание? Работа с воспоминаниями, чувствами, эмоциями? Что Джим хотел, чтобы с ним сделали? Неужели, он хотел от чего-то отказаться? От памяти об инциденте с петлей? Или от боли? От Спока? От своей любви к нему? От чего он, черт его побери, пытается сбежать?!

А через сутки Боунс тащит Спока в палату капитана. Он не дал старпому и рта раскрыть о разговоре с другим вулканцем – пусть поставит Джима перед фактом. Тот сейчас вял и ослаблен – сил сопротивляться не будет. И вот теперь это – очная ставка, где Кирк наконец раскроется перед ними полностью. Леонард, может, и плохой друг, но хороший врач, и именно как врач не может допустить, чтобы мозг капитана однажды превратился в кашу.

Джим смотрит в суровые лица с недоумением и грустью в глубине глаз – чует уже, что они конкретно за него возьмутся. Маккой предсказуемо медленно закипает, а Спок удивительно неэмоционален – ни тени чувства даже на обычно каменном лице. Леонард кивает старпому, и экзекуция начинается.

– Мистер Спок подтвердил мое предположение. Вы провели с ним мелдинг, капитан, в результате которого болезненные воспоминания были абстрагированы от вашего сознания, – докладывает вулканец.

– И мне интересно, чья это была инициатива? – подхватывает доктор.

Джим опускает голову и вцепляется пальцами в вихры. Они не оставят его в покое, пока не вывернут наизнанку. Пока не доведут до того, что он снова сорвется – накричит, заплачет или признается в чем-либо.

– Спок предложил, я согласился, – тихо и ровно отвечает он. Джим не хочет новой ссоры, но ее, кажется, не избежать.

– Зачем? – Маккой еще не рычит, но уже сжимает кулаки, чтобы не броситься и не врезать хотя бы оплеуху.

– Это был мой способ справиться, – теперь уже нет смысла отнекиваться, раз они все знают.

– То есть, вместо того, чтобы просто поговорить с нами, ты решил забыть об этом? – стальным голосом продолжает Боунс.

– Я поговорил. С ним. И даже показал, – вымученно объясняет Кирк и поднимает на них больной взгляд. – И это помогло, как ты можешь судить по моим тестам.

– Да ни в одном тесте не было того, что сейчас с тобой стало! – срывается Леонард. – Это для Адмиралтейства твои показатели в норме, а перед нами сейчас другой человек! Человек, которому мы доверили свои жизни!

– Ты меня обвиняешь? – взгляд Джима стекленеет, а голос опускается до низких вибраций. – Обвиняешь в том, что я – другой человек после всего этого? Что теперь не смогу защитить вас?

– Именно! – рявкает Маккой, и теперь отмирает вулканец, которому категорически не нравится, куда уходит разговор.

– Нет, капитан, – он делает поспешный шаг вперед и поднимает руки в упреждающем жесте. – Просто ваше поведение стало отличным от прежнего, и эта разница – разительна. Смена основных паттернов привела к недопониманию между нами.

– В задницу она нас привела! – Леонард все еще в ярости. – Джим, ты собирался там, на катере, самоубиться, чтобы нас спасти?! Мы – не в той петле, и ты опять не воскреснешь!

– Я это знаю получше тебя, Боунс, и не собирался делать ничего подобного, – Кирк цедит сквозь зубы и мысленно морщится – слова друга режут без ножа – вторгаются за ту ментальную стену от воспоминаний и ворошат их как осиное гнездо.