Она к нему приходит, и Леонард не знает, о чем они говорят, но Скотти счастлив и ни с кем не делится, а Чехов после этого начинает прожигать Маккоя взглядом. Очень злобным взглядом. Мало ли что там чудится Споку, Леонард этот взгляд чувствует кожей, форменкой и волосами на затылке – еще немного и начнет дымиться. Детский сад, честное слово! Штаны на лямках и сопли – пузырями изо всех отверстий – мол, глядите, мы обиделись. Да Маккой таких обиженных, знаете, где видел? Там, где солнце не восходит – в заднице у Джима. Так что Чехов может даже не стараться. Все, что тот должен делать – вовремя явиться на медосмотр, а не пучить свои гляделки на бедного доктора. Да еще так, что Леонард однажды не выдержит и первым поднимет больную тему.

– Прекратите этот фарс, лейтенант, – рычит Боунс, а Павел, без стеснения закатывая рукав форменной рубашки на когда-то пострадавшей руке с остатками метки, демонстрирует ему свою новую татуировку – на том же месте, но затейливым шрифтом и, блядь, по-русски.

– Не понимаю, о чем вы, – и ведь, паскудыш, даже Джимовы интонации в разговорах с гоблином очень похоже копирует.

– Чего ты добиваешься, Павел? – и у Леонарда вмиг заканчиваются силы, чтобы злиться – приди к нему Кирк с таким голосом, он бы и вовсе впал в оцепенение.

– Не знаю, – наглеет русский гений, навигатор и лейтенант Павел Андреевич Чехов. – Может, хотя бы одного разговора по душам и объяснения, почему мне нельзя быть счастливым с тем, кто является моим соулмейтом?

– Много хочешь – нифига не получишь, – огрызается тот, но чертов Чехов снова без страха его перебивает – надо, наверное, гипошприц побольше достать, чтобы старые фобии снова проснулись.

– Да, я – жадный, – кивает Павел. – А еще умный и нифига не слепой – не надо смотреть на меня с жалостью! Это вы, доктор, с чего-то решили, что я «болен», а я, меж тем, чувствую себя отлично с вашей меткой на руке. И уж точно не вам меня за это жалеть!

Глядите-ка, а у этого малька, оказывается, зубки прорезались! И голосок! Командный, блядь! Ну, Боунс ему сейчас устроит космос в зефирках!

– Да кому ты нужен?! Жалеть еще тебя! – только злобно рыкнув, он понимает, что сказал.

– И правда, – выплевывает Чехов. – Уж точно не тебе. Хоть что-то выяснили.

Он поднимается на ноги и отталкивает Маккоя плечом, бодро направляясь к выходу из медотсека.

– А ну стой! – рявкает Леонард и чувствует, как пол под ногами превращается в желе. Павел замирает в пол-оборота, но доктор ни за что не даст ему ни одной надежды. – Вакцину я кому колоть буду? Трибблу?

– Джим был прав… – а вот теперь Чехов умирает – медленно, безнадежно, прямо в дверях отсека – чересчур театрально, на вкус Боунса. – Лучше сдохнуть.

И уходит, больше не слушая доктора. А тот ни за что на свете за ним не побежит. Он уже все сказал! Он уже все для себя решил! И он ничего менять не собирается! Надо будет, Джим ему этого гребанного навигатора за ручку приведет прививаться! Нет – Боунс сговорится со Споком и пустит на мостик слезоточивый газ! Выход есть всегда! И для Маккоя он – в его собственном душевном спокойствии без наглого навигатора, возомнившего себя имеющим право чего-то требовать.

***

Вот тебе раз, а вот тебе и два. Джим честно надеялся, что после Садра вулканец отступится от своей идеи поговорить с ним. Но гребанный гоблин приходит к нему в каюту, загоняет его в угол, смеет трогать его шахматы и его, блядь, руку! Каков смельчак и каков наглец, вы только на него поглядите! Он там что-то исследовал, блядь! И пришел к каким-то выводам! Мелдинга он хочет! Хрен получит!! Его же разорвет на части от того, что он увидит в голове Джима! Он же лопнет, как перекаченный воздухом шарик! Он не вынесет этого… Он правда не выдержит… И он прав, говоря о том, что для вулканцев тхайла – это еще глубже и еще больше, но не понимает, что осознав все до конца, он себе не простит той боли, что причинил Джиму. Даже если Кирк, по большей части, накрутил ситуацию. Но это – его чувства, и Спок ими подавится и захлебнется в луже собственной крови.

Джим тоже чувствует эту боль – разряд тока от чужих пальцев на своей руке, и это – только малая толика – мимолетное прикосновение – он может себе представить, что будет, когда они обнимутся? Впору заказывать двухместный цинковый гроб – после этого жить они будет очень недолго и очень несчастливо. Пожираемые чувством вины, – Спок и правда такой наивный?..

Джиму нужно успокоиться. Он правильно решил забить на все это дело с соулмейтством – изменившееся мнение старпома не заставит его передумать. Назад дороги нет – Кирк сам сжег все мосты и поотрубал руки, избавившись от метки. Все, баста, он себя больше калечить не будет – ни морально, ни физически. Что бы хренов Спок там себе ни думал, кем бы ни были эти женщина и ребенок на самом деле, а теперь ему ничего не обломится – Джим ничего, кроме агонии своего Ада, ему предложить не сможет. А это нежному, «высокоорганизованному» и понятия не имеющему об эмпирических гееннах вулканцу не перенести. Да. Все правильно. Джим так решил и не передумает – надо только до медотсека добраться и до любимых маккоевских гипошприцев с седативным и обезболивающим – и он это и сам переживет.

Ну, наверное – на подходе к палубе он натыкается на Чехова и валится вместе с ним в обнимку на пол – того тоже ноги не держат. Джим не успевает и рта раскрыть, а Павел уже утирает слезы, всхлипывая.

– А ну-ка… – Джим вцепляется в него как клещ, и они поднимаются на ноги. Сжимая зубы, шумно дыша, но не расцепляя хватки.

А потом Кирк прячет их в инженерном – возле секретного схрона Скотти с выпивкой. Выслушивает, поит первым попавшимся под руку алкоголем, пьет сам и беззастенчиво обнимает – к черту Спока, к черту Ленна – иногда этот тактильный голод терпеть просто невозможно! Но Чехов не отстраняется и не смотрит странно – понимает, как если бы смотрел Джиму в душу. А он и так смотрит – все еще по-детски наивно и обиженно. Знает, Кирк знает все, что тот хочет сказать – то же вертится у него на языке. И лучше бы все это происходило до Садра – Джим бы самолично потащил Павла в бордель расслабляться. А теперь… А теперь только они друг у друга и остались. И Джим целует соленые щеки без какого-либо подтекста – он тоже сломан, тоже чувствует, тоже знает – это единственная поддержка, что такой, как он может ему дать.

Ну или не единственная – всегда можно найти какую-нибудь планету и отвлечься – на флору, фауну, местных жителей или их образ жизни. Хренов Спок там маршрут рассчитать не мог? Капитан в два счета справится! Джим утирает щеки Павла, отдает ему бутылку насовсем, а сам приваливается к чужому плечу и достает падд – где-то в этой чертовой трубе была разводка под электронику – пара-тройка «магических пассов» руками, и маршрут будет таким, каким они захотят. Хоть к клингонам, хоть в другую реальность, хоть к черту на куличики! Павел даже смеется срывающимся голосом, представляя, как были бы счастливы он и капитан в той, другой реальности – хоть вместе, хоть по-отдельности. А потом, пьяно икая, говорит, что хочет на свежий воздух – гулять – надоело болтаться в консервной банке с гребанной родственной душой, решившей за него, что для него же будет лучше. Гулять, так гулять, Джим согласен – ему гребанная родственная душа вообще предложила ее убить – он тоже не откажется поразмышлять над этим где-нибудь на зеленой или красной лужайке под ветвистым или антропоморфным деревцем, слушая пение или рычание местных «птиц» в синем или оранжевом небе. Куда угодно – для любимого Чехова и для собственной сердечной мышцы.

Вырубает их в той же трубе, а через шесть часов их находит перепуганный Мон – бета-смена приняла изменение курса без разговоров, но вот что им делать на планетоиде, населенном только камнями, ума приложить не смогла и запросила подтверждение у капитана – у них снова увольнительная? У них похмельное утро – ругается Джим, но приказывает остаться на орбите – надо же посмотреть, куда их привело отчаяние. И выгулять Павла – тоже неплохо – если им повезет, то на этот раз кваны сразу будут жрать их мозг, а не плодиться в кишках и обгладывать конечности.