Проходит два года как они познакомились – и лучше бы вот это они отметили, но Маккой тут же себе представляет и тут же ужасается – нет уж пусть будет день рождения – с Джима станется. Проходит два года, пока однажды…

Однажды Кирк опять пришел к нему с фингалом под глазом, перебитой переносицей и ссаженными костяшками на обеих руках, а потом хмуро заявил, что они поступают в Академию Звездного флота. Они. Маккой хмыкнул, конечно же, и послал Джима к черту, но тот не собирался уходить. Если ему что-то втемяшилось в голову, то это всерьез и надолго.

Сначала Джим ныл, потом угрожал, потом доказывал что-то и настаивал. В финале даже пустил фальшивую слезу, но Боунс, в итоге, согласился вовсе не поэтому. Джим тащил его в свой персональный Ад, и Леонард склонен ему это позволить только потому, что Джимов Ад интереснее его собственного. У Джима там – русские горки над бездонной пропастью и расшатанные вагонетки, и когда Джим звезданется, ха-ха, с очередной мертвой петли, то Леонард должен быть в первых рядах, чтобы наблюдать сей фееричный полет. Ну и собрать его бренные кости после всего этого. Так уже повелось. А еще Джим мотивирует тем, что друг без него зачахнет, а вышеуказанный друг сомневается – он – не цветочек нежный, чтобы чахнуть без чужого внимания, а вот «зачахнуть» в космосе с него станется. В прямом смысле. Шутка ли – чертов Звездный флот! И все-таки…

И все-таки он не может не поразиться, какими дебрями, порой, ходят мысли этого гения Кирка. Как они вообще генерируются в такие идеи? Это же невообразимо – Маккой и космос – несовместимые вещи! Но Джима-то это как раз не волнует. Он облизывает разбитые губы и продолжает настаивать, а Боунсу ничего не остается, как вопрошать на грани истерики.

– Ну что я там делать буду? Мне и здесь хватает проблемных пациентов, а космос… А космос – это чертова клоака с миллиардами неизученных болезней, микробов, вирусов и прочих паразитов с голубыми глазами! – ругается он на чертового генератора гениальных способов самоубийства.

– Эй, ты на кого это намекаешь? – смеется Кирк и тут же морщится от боли. – Уж не на меня ли, добрый Боунс? Так я поэтому и зову тебя с собой, цветочек мой ненаглядный, потому что только тебе могу доверить свои драгоценные жизнь и здоровье! Как же я в этой клоаке, да без тебя? Ну же, Боунс, ты мне и правда нужен!

– Хватит подхалимничать! – огрызается Маккой, и Джим обиженно притихает. Надувает кровоточащие губы, а потом и вовсе плетется на выход – сгорбившись, демонстративно глубоко вздыхая и всем своим видом показывая, что он оскорблен до глубины души.

Гений он и в части актерского мастерства, но Боунсу-то что с того? Что с того, что этот «страдалец» решил найти еще один способ изящной смерти? Вот то-то и оно, что Джимов Ад не так-то просто оставить. И Леонард может все волосы на голове повыдирать от шока, досады и удивления, но все равно пойдет за Кирком. Прикипел он к этому безумному вундеркинду и адреналиновому наркоману и не сможет уже оставить его одного – на растерзание собственным чертям в горящих котлах.

Собираются они быстро. Всего за пару дней. Нехитрых пожитков – три чемодана и рюкзак – у Леонарда даже больше было, когда он только сюда переехал. Но Джим настаивает – они с легкостью обзаведутся всем, что им нужно, на месте. Как будто Кирк уже знает, каково это – быть студентом. Знает Маккой – вспоминая свою учебу в медшколе, и не спешит разочаровывать Джима – потом сюрприз будет. А в челноке, отправляющемся в Сан-Фран, Боунс обещает Джиму, что будет блевать на него всю дорогу, чтобы тот понял, что именно доктор думает об этой затее. Раз уж никакие слова не помогли, никакие доводы не действуют, а Кирку совершенно не жалко своего самого дорогого друга. Кирк же только смеется надо всем этим, протягивает бутылку воды, а между спазмами чужого желудка и похлопываниями по спине рассказывает, что идея, вообще-то, была, в основном, не его. Джим просто заскучал – приелись ему чужие вывихнутые конечности, разбавленный алкоголь, ленивые стражи порядка и поля эти чертовы, выученные уже наизусть до каждой травинки и колоска. А еще к ним домой недавно заскакивал один старый друг семьи и обмолвился о Флоте, в котором служит. Маккой тут же требует назвать имя, чтобы знать, кому, в случае чего, объявлять вендетту, и снова сгибается в приступе над бумажным пакетом. Чертов Кристофер Пайк! Ну конечно! Кто же еще мог сподвигнуть Джима, как не капитан корабля? И не сослуживец его героически погибшего папаши. Леонарду и правда становится плохо – теперь вся эта идея выглядит еще более реальной, чем вообще может быть. И Кирк навряд ли бросит ее через месяц, как Боунс подозревал раньше. Сам-то он легко найдет работу в большом городе со множеством госпиталей, а вот Джим так и продолжит мучиться от тоски, если затея со Флотом не выгорит.

И все-таки… стоит рискнуть. Мальчишка изъявил желание изменить свою жизнь, «прокачать» свои навыки и увеличить дозу адреналина в своей крови, и кто Боунс такой, чтобы его отговаривать? Всего лишь лучший друг. Который разделит с ним эту его страсть к необычным видам наркозависимости. Единственное, чего не учел угрюмый, но добрый доктор, это того, что Джим, мать его, Кирк будет подавать документы не на отделение техников с его-то гением и не подастся к рулевым и навигаторам с его неутомимой жаждой скорости. Он, черт его побери, подастся в командный состав и пожелает выучиться и дослужиться не меньше, чем до капитана. А-а, мальчику моча в голову ударила и вытащила на свет еще одну манию и так уже безнадежно безумного Кирка – манию величия. Леонард очень надеется, что вот ей-то зубы обломают быстрее всех, и Джим, в конце концов, все-таки остановится на старпоме или переведется к механикам. Что ж, поживем-увидим.

Подготовительная неделя заполнена книгами и зубрежкой – это Кирк чертов гений, а Маккою приходится повторять прописные истины, которые еще ни разу не пригодились на практике, но в тестах обязательно будут. Леонард успевает тысячу раз пожалеть и тысячу раз наорать на Джима за ехидные замечания, но они все-таки проходят вступительные экзамены. Неизвестно, каким чудом и благодаря каким богам. Маккой подозревает, что – дьяволу из Ада Кирка, и уже точно не сомневается, что вся эта учеба и вся эта Академия все эти четыре года будут гореть синим пламенем. Иногда не метафорически. И начнут они в первый же день, вскоре после поздравительной церемонии.

Отсидев две пары по введению в ксенобиологию, Маккой отправляется на перерыв. На поиски столовой в академическом корпусе и Джима, у которого должна была закончиться лекция по астрономии – вот он-то наверняка на ней ничего нового пока не узнал и уже успел сбежать осмотреться и покадрить девчонок. Вместо Джима Боунс находит взбудораженную толпу у лекционного зала, а у первого же встречного выясняет, что какие-то первокурсники затеяли драку. Драку. В Академии. Уму непостижимо. И вот тут Леонард снова хватается за голову – это наверняка Джим, и определенно, абсолютно точно ему тут же дадут пинка под зад. И плакала вся эта затея горючими слезами, накрывшись медным тазом.

Кирка он теперь, естественно, находит у кабинета ректора. Беззаботно счастливого, утирающего снова, черт возьми, разбитые губы и улыбающегося, словно он выиграл в лотерею. В окружении все той же стайки студентов. Джим его быстро замечает, приветливо машет рукой, но тут его вызывают в кабинет, и Боунс остается ждать в одиночестве – стайка быстро рассасывается по своим делам. Ему придется подождать, чтобы выяснить, что произошло на самом деле и что сделают с Джимом за драку, а себя самого накормить, вместо куриных крылышек и картофельного пюре, беспокойством и досадой – только он понадеялся, что наконец-таки сменит меню, а «повар» не спешит отказываться от коронных блюд.

***

В Риверсайде Джиму действительно до отупения скучно. И если бы не Пайк со своей «заманухой» и со своими рассказами об Академии и Флоте, и не презрительно поджатые губы матери, Джим бы все равно рано или поздно уехал. Через год, через еще два, через целую вечность или через неделю. И совершенно неважно куда. На самом деле Сан-Франциско и Академия – это еще не самое большее из зол – Джима ведь могло и на окраину Вселенной потащить. А учеба и корабль под его руководством на законных основаниях в перспективе – это не так уж и плохо. На самом деле – очень даже хорошо. Его умственный «зуд» наконец-то можно будет унять, а жажда приключений притупится, как только он выйдет в космос. И думать нечего – схватить Боунса в охапку и дать деру. Друга он не оставит. Не в гребанной Айове и гнить заживо от депрессивной рутины и тоски по дочери. С Джимом Леонарду не будет скучно. Приключениями он его обеспечит на всю оставшуюся жизнь. И начнет, даже не запланировав заранее, что удивительно, в первый же день учебы.