Он перехватывает его за час до приема пищи и просит уделить несколько минут, но капитан отказывает, вспомнив о срочном деле у механиков. В следующий раз Кирк запинается и делает вид, будто его вызывает СМО, а на третий – отчего-то вздыхает и останавливается, глядя куда-то поверх плеча старпома.

– Капитан, я нахожу нерациональным игнорирование проблемы. А также неприемлемым какую-либо пристрастность в служебных отношениях старших офицеров. Поэтому прошу вас выслушать, не избегать разговора и не быть пристрастным, ввиду нашей неудавшейся прежней совместной службы, – вот сейчас капитан взовьется и выскажется прямо, эмоционально и бурно.

– Полагаю, мистер Спок, все это вы могли написать в электронном сообщении на падд, – Кирк складывает руки на груди и продолжает изучать линию его плеча. Он никогда так не делал!

– Предпочитаете общаться обезличено? – Спок позволяет себе приподнять бровь и сжать зубы. Джеймс Тиберий Кирк – беспристрастный капитан – где это видано?

– Предпочитаю, если это не что-то срочное, – кивает тот в ответ. Но вот это-то вулканца и не устраивает!

– Это противоречит уставным отношениям офицеров и явно подразумевает негативную позицию, занятую одной из сторон. И это опять приводит к противоречию межличностных отношений…

– Я понял, мистер Спок, – Кирк, по-прежнему ровно, перебивает. – Вы можете высказаться свободно.

– Я хотел обсудить с вами, капитан, распределение обязанностей между нашими должностями. На данный момент оно превалирует в вашу сторону без объективных причин. Считаю целесообразным внести изменения…

– Своя ноша не тянет, мистер Спок, – Кирк снова не дает ему закончить, оставаясь неподвижным и выдержанным до состояния полного штиля. – Этот фразеологизм подразумевает то, что все мои обязанности мне не в тягость. Но я понимаю вашу необходимость строгого соблюдения должностной инструкции и не собираюсь вставлять палки в колеса – фразеологизм, означающий намеренное действие, с целью внести помеху какому-либо другому действию – иначе говоря, я не возражаю, если вы будете выполнять свои обязанности в полном объеме.

Спок замирает от отповеди, чувствует неприятный холодок, бегущий по позвоночнику, и не может понять, как на высокотехнологичном корабле, только-только вышедшем из доков, могла сбоить вентиляционная система.

– Это все? – капитан опускает руки и переступает с ноги на ногу.

– Да, капитан, – отвечает Спок, и Кирк уходит не прощаясь.

Не оглянувшись, без единой скабрезной шуточки или подколки в сторону вулканца. Вулканца, который впервые в жизни чувствует подобную степень смятения. Похоже на тот случай с рукой капитана и снова не так. Кирк не проявляет к нему никакой агрессии, ни одной негативной эмоции и ни одного крепкого словца. Они, можно сказать, впервые поговорили друг с другом, как настоящий капитан и действующий старпом. И откуда же эта перемена? Почему? Когда возникла и будет ли продолжаться? Стоит проверить. Стоит выждать, собрать данные, проанализировать и спросить мнение третьей, объективной стороны.

Конечно же, он идет к Нийоте, и, конечно же, та улыбается ему так же приветливо, как и прежде. И как и прежде, торопится объяснить происходящее с эмоциональной точки зрения.

– Джиму, как и тебе, не нужно повторение прошлого кошмара, Спок, – она усаживает его за стол в своей каюте и предлагает чай. – Поэтому он ищет модель поведения конкретно под тебя – чтобы вы могли нормально работать. Естественно, это не отменяет того факта, что он не будет соглашаться с тобой по тому или иному вопросу, будет спорить и приказывать. Но зато, я уверена, больше не предложит тебе спарринг.

Она продолжает улыбаться, а Спок не понимает, что в этом хорошего? Его это заявление должно было обрадовать? Но ведь и это противоречит тому гребанному Кодексу межличностных отношений старших офицеров – никакого фаворитизма, никакого демонстративного выделения по должности, никаких поблажек и привилегий! А Кирк даже манеру речи меняет! Даже если это его способ сосуществования с вулканцем, это не значит, что Спок так спокойно его примет! Вот уж, дудки! Не теперь, когда начав все заново, Спок опять натыкается на те же самые любимые грабли непонимания и отчуждения.

***

Нийота оказывается права: спорить они все же будут. Но опять – так, что мостик нервно хватается за панели, спинки стульев и кнопки.

– Капитан, считаю целесообразным разрешить колонизаторам подъем на борт и предоставить им помощь в настройке точного оборудования.

– Нет, мистер Спок. Груз будет доставлен нами. Экипажу шаттла ничего от населения не брать, не покупать и не пытаться пронести тайком. Особенно, живые организмы. Год назад здесь свирепствовала разновидность электрической чумы, и целесообразно не подвергать экипаж опасности. Также, у них есть достаточно компетентные специалисты для настройки, раз просили подобную технику.

– Капитан, карантинные мероприятия были завершены семь месяцев назад, следовательно, угроза считается минимальной. В колонии отсутствуют техники, занимающиеся этим видом деятельности.

– Мистер Спок, у нас на борту отсутствуют образцы крови и мозговой жидкости жителей планетоида, а так же информация о возбудителе заболевания. С техникой они справятся, так как повсеместно совмещают профессии – все-таки колонизаторы. А мы с вами больше не будем спорить о распределении обязанностей, потому что ответственность – она вся – моя. Это приказ. Выполняйте.

– Принято.

Вот так. И это был самый простой спор. Потом они, конечно же, снова вступают в подобные дискутивные конфронтации, но дальше ровного тона и уверенного тембра не идет. Все заканчивается одинаково: «это приказ, выполняйте». И это – теперь, когда Спок и не мечтал уже увидеть в капитане – капитана. Не вздорного мальчишку себе на уме, а рассудительного офицера, отдающего себе отчет во всем, что он делает. Вся загвоздка только в том, что такой капитан только с ним, со Споком, а со всеми остальными – прежний. Веселый, задорный, шумный, любвеобильный, строгий, принципиальный, хитрый и умный. Такое ощущение, как будто он в песочнице играется, а не кораблем руководит. Такое ощущение, как будто он – в большой и любящей друг друга семье, и только вулканец – дальний незнакомый родственник, которому не очень-то рады и общаться с которым не очень-то хотят. Капитан Кирк все-таки поступает по-прежнему – не фаворитизм, а полный эмоциональный бойкот и своеобразная абдикация. Легче от этого не стало. Ведь это значит, что Кирк опустился до «подковерных игр», и конфронтация продолжится – теперь с вежливой улыбкой на лице… Споку остается только вздыхать.

***

Но чем дольше дистанция между ними сохраняется, тем отчетливее Спок понимает, что дискомфорт становится непереносимым. Еще немного, и тот начнет влиять на его работоспособность, физиологические и мыслительные процессы. Например, вулканец забудет что-нибудь, обидится или познакомится с бессонницей. Это недопустимо! Кирк должен немедленно прекратить выделять его каким-либо образом среди остального экипажа. Нет, естественно, он не хочет повторения прошлого кошмара, но он хочет, чтобы с ним обращались, как со всеми. Не как к вулканцу – вулканец, а как человек, которым капитан и является – к вулканцу. Спок хочет в эту «семью». Туда, где Кирк улыбался искренне, шутил, пусть для него и не всегда понятно, ругался и приводил доводы своего порывистого гения, а не держал себя в руках, как будто движется сквозь плотное облако астероидов на шаттле. В конце концов, Спок не слепой, и видит, что капитан ни разу не расслабился в его присутствии, ни разу не потерял концентрации и не позволил себе ни единой сопутствующей эмоции. Спок не знаком с тем Кирком, с которым общается.

Однажды они пересекаются в тренажерном зале. Капитан подтягивается на перекладине – ритмично и жестко. Форменная нижняя майка не скрывает отличия бионической руки от тела даже по цвету. А еще Спок замечает стаю птиц, расположившуюся на левой руке и плечах – ритуальные татуировки какого-то древнего народа. Если вулканец пороется в своей памяти, то обязательно найдет – какого – уж больно рисунок примечательный.