– Не думаю, что упоминание вулканского философа…

– И правильно, не думайте, – снова обрывает Джим, больше всего сейчас мечтая оказаться где угодно, только не на своем корабле – на редкость мерзкое чувство. – Потому что обсуждать это я не буду. Вы и так уже, как оказывается, все выяснили, за подробностями можете обратиться к мистеру Споку.

Т’Принг смотрит пристально, молчит, но делает шаг в сторону, пропуская его, когда Кирк собирается уйти.

– Прошу меня извинить, – цедит Джим.

– Прошу извинить меня тоже.

Расходятся они, как швы на ножевых, когда Джим бывает неаккуратен во время драки, и он надеется, что больше они не встретятся. Ни с ней, ни со Споком.

***

Есть во всем этом рациональное звено. Всю дорогу до Исследовательского центра на Микроне-4 он посвящает изучению материалов о земных родственных душах. Метки на руках не обязывали и ни к чему не принуждали, но пара, создавшая союз и обладавшая именами друг друга, устанавливала связь. Связь, посредством которой обретала некоторые способности ко взаимной телепатии и эмпатии. Такие союзы могли быть расторгнуты по воле одного из партнеров, и связь могла быть купирована, как отчасти, так и полностью. В случае смерти одного из участников союза, связь обрывалась насильно. В обоих случаях процесс сопровождался психологической и физической болью. Так же метку можно было игнорировать и отказывать партнерам в связи – это не было моветоном и не несло никаких последствий. Учитывая все это, Спок начинает рассуждать над поведением капитана – раз не говорил о своей метке, значит, в связи не был заинтересован. Но он отрубил себе руку, чтобы избавиться от нее – было ли это проявлением гордости Кирка или он сделал это с целью избежать физического дискомфорта? Оба варианта приемлемы. Просто потому что Джеймс Тиберий Кирк ничего не делает просто так.

Также, теперь Спок может объяснить наличие у себя странных реакций и вспышек эмоций в непосредственной близости от капитана. Это началось еще в Академии, вскоре после поступления Кирка, и продолжалось после заступления Спока на пост старпома. И это был бы логичный довод, если бы между ними была заключена связь. Но ее не было, и всех этих вспышек тоже не должно было быть. Как не должно было бы и отрубленной руки. Спок не знает, какое из утверждений более верное – у него слишком мало данных для анализа. И он уже в тысячах световых лет от «Энтерпрайза», а капитан наверняка придет в себя еще не скоро.

Спок не думает об этом дольше необходимого. Он позволяет себе выделить десяток минут несколько раз в земной месяц перед медитацией, а в остальное время гонит от себя любые мысли. Как он? Где он? С кем он? Изредка «Энтерпрайз» попадает в межгалактические новости, но вулканец знает, что это – даже не одна десятая того, что капитан, экипаж и корабль успевают сделать. Но бывший старпом может себе представить и ловит себя на мысли, что известие о кончине Кирка было бы… неприятным.

Ему иногда пишет Нийота, но в посланиях этих нет ни слова о капитане, ни об их миссиях, ни о своем соулмейте. Они обсуждают его работу, новые лингвистические справочники и статьи по древним языкам разных народов. Это говорит о том, что и с капитаном, и с экипажем, и с кораблем все в порядке – Спок уверен, что Нийота не стала бы умалчивать ничего серьезного. Или того, о чем, как она считала, вулканец должен был быть в курсе. За полтора года – ни слова – и Спок начинает ловить себя на том, что хочет узнать.

В конце концов, например, в Академии можно было даже не напрягаться – кто-нибудь обязательно судачил о приключениях «Мальты», но в Центре подобным не занимаются – у вулканца и самого нет времени на праздности. Однако, любопытство поднимает голову, кусает за пятки, свербит в подсознании и ноет в кончиках ушей. К тому моменту, как он решается задать конкретный вопрос Ухуре или Пайку, его отправляют в командировку в систему Инцикады. Исследование грозит затянуться без доказательной базы, и Спок соглашается провести ряд тестов и экспериментов на месте. И особенно тогда, когда на планетоиде оказывается Т’Принг с маленьким Коппом – он так давно их не видел, что находит новую причину для удовлетворения.

Портит все, разумеется, разгоревшаяся буквально за месяц эпидемия. Смертельная, в лучших традициях. Местные медики выбиваются из сил в поисках вакцины, но после первого летального исхода население начинает «рассасываться» с планетоида. Объявляют карантин, но всем, пожелавшим покинуть колонию, это будет позволено только на корабле Звездного флота и только на звезднофлотскую базу, где есть специальные центры для беженцев и куда более квалифицированная помощь. Остается много энтузиастов, решивших найти лечение, а также родственников тех, кто заболел. Т’Принг тоже хочет остаться – как микробиологу, ей следует внести свой вклад, а вот как матери, ей следует подумать об опасности для ребенка. Спок убеждает ее, что процентная вероятность разработки лекарства несопоставима с вероятностью потерять дитя – в неокрепших организмах вирус свирепствует особенно бурно. И кто бы мог подумать, что забирать их с планетоида прискачет Кирк на «Энтерпрайзе»…

Спок успевает только кивнуть капитану, как тот тут же исчезает, стоит вулканцу отвлечься. Но в выделенной каюте мысли начинают одолевать так, что ни Т’Принг, ни Копп не могут не спрашивать о причинах его волнений. Он говорит скупо, сжато, поверхностно, с выводами, доказательствами и предположениями почти целый час, а когда замолкает ни женщина, ни ребенок не комментируют ничего из того, что услышали. А вот ему был бы интересен взгляд со стороны… Но очень скоро Копп начинает кашлять, и думать теперь нужно только об одном…

О том, что капитан все еще – эгоистичный самодур, и делает только так, как считает нужным. О том, что доктор Маккой чувствует себя совершенно спокойно в компании маленького вулканца и много улыбается, на коммандера коротко озлобленно ворчит и не начинает разговор первым, и к Т’Принг относится так же. И это Спок может понять – доктор – друг капитана, а Спок причинил боль этому дорогому другу. Другой реакции он и не ожидал, но вот Т’Принг, наверное, придется объяснять. Тоже кратко и очень далеко не все, но вулканцы не терпят предвзятости в обращении.

Новый скупой рассказ остается без обсуждения. Спок позволяет ей строить мысленные теории сколь угодно долго, но через пару дней доктор Маккой отпускает Т’Принг из медотсека – она совершенно здорова, и благодаря своевременной изоляции не успела подхватить вирус. Чего нельзя сказать о Коппе и Споке – себя Маккой ежечасно колет разными сыворотками и делает пробы. Конечно же, он не станет отступать и ждать прибытия на базу. Не тогда, когда у ребенка начинается жар, судороги и отекает спинной мозг.

За день до окончания полета доктор Маккой находит лекарство. Тестирует его на Споке, и когда у того проходит жутчайшая мигрень, которая длилась почти десять суток, и прекращает выделяться синеватая слизь из носовых пазух и ушных раковин, он дает лекарство мальчику, а коммандера усаживает за разработку вакцины. К своему стыду тот даже не успел разобраться с этимологией, как его голова стала напоминать шар для боулинга, и он даже не смог поддержать ребенка, не то, чтобы проводить исследования. И это поражает, и не поддается никакой логике – целый штат ученых, бьющихся над проблемой, и всего десять дней для одного сельского доктора… Гении на «Энтерпрайзе» – это доказанный факт. Как и везучесть их капитана.

Невезуч только Спок, который продолжает верить, что его и Кирка не может связывать абсолютно ничего, а тот самый «генетический сбой», нанесший его имя на руку человека, является лишь ошибкой природы, а не исключением из правила. Не везет ему и тогда, когда «Энтерпрайз» исчезает с базы так же незаметно, как и появился, а в выделенную Споку палату в больнице приходит Т’Принг.

– Тебе стоило рассказать об этом, – она почти укоряет, а он не возьмется гадать, как она узнала, что именно связывало его с Кирком.

– Возможно, – соглашается Спок. – Но не это стало причиной моего ухода с поста старшего помощника, если ты это предположила.