– Боже, Спок! Ты – наполовину человек, и ты это знаешь! Но даже если у тебя нет метки с его именем, это ничего не значит – у него-то есть! Почти у каждого народа, расы или вида есть понятие о родственных душах! Ты не можешь это отрицать, – настаивает она и даже готова сходу привести с десяток примеров – тех, о которых коммандер и сам знает, начиная его матерью. Но сейчас не время. – У него кровь хлещет с руки, как будто ему разорвало артерию! Ты должен знать, что это значит!
– Я не имею никакого отношения к ранам капитана, – упорствует этот зеленокровный… гоблин? Так его за глаза или в глаза зовет доктор Маккой? Ухура готова с ним согласиться!
– Тогда иди в медотсек и убедись в этом лично, – цедит Нийота. Она – гораздо упрямее него самого и почти так же упряма, как капитан Кирк. – Потому что весь мостик только что наблюдал эту твою «отрицательную» вероятность, и только ты ее отрицаешь. Сходи и посмотри сам, как кровоточит твое имя на его руке, и отрицай дальше.
Она позволяет своему гневу окатить его горячей волной, впиться иглами в кожу и посеять зерно сомнений.
Что ж, медотсек не так далеко, и он пойдет туда из того самого упрямства. В сопровождении Нийоты – чтобы сразу доказать свою правоту. Этого. Не может. Быть.
Этого не может быть даже с учетом всей той убогой концепции, которую так романтизировали люди. Всего лишь один нерасшифрованный ген в их ДНК и незаконченное исследование того, как именно связи в молекулах определяют, чей именно организм будет являться продолжением его самого. Как именно его будут звать и как это воспроизвести на теле индивидуума понятным ему шрифтом. Или иногда не совсем понятным. Спок не собирается верить в эти домыслы, чудеса и магию. Просто потому, что вулканская концепция тхайла была абсолютно понятна и логична – разум выбирал себе максимально удобного спутника при телепатическом слиянии – всего и делов-то. Но не – людские загадки, как найти черную кошку в темной комнате, особенно тогда, когда ее там нет. Вулканского имени там тоже быть не должно, что бы Ухура о его происхождении ни говорила. Ну какие, к черту, родственные души, когда они разные, как теорема Ферма и теория Дарвина? Как она вообще себе это представляет, раз смеет говорить так уверенно? Спок пойдет в медотсек только из упрямства и чистого интереса – каким же боком во всем этом он сам?
Но, как Нийота и сказала, капитан действительно у медиков – сидит на биокровати перед доктором Маккоем, болтает ножками и что-то оживленно рассказывает. Не иначе, как то, что их старпом собирается покинуть службу на этом корабле.
– Джим… Джим, только без истерик, – доктор звучит слишком встревоженно – и это самый плохой признак из многих. Если доктор беспокоится за капитана настолько, то капитан этот явно уже одной ногой в могиле. Хотя, как обычно, заверяет в обратном.
– Какие истерики, Боунс? Бог с тобой, – Кирк звучит отчаянно-весело. Как будто собирается прыгнуть вниз головой с обрыва. Но судя по тому, как он бледен и стремительно покрывается холодной испариной, он туда не падает – его туда тащит с неудержимой силой. Как всегда – всего лишь бесполезная бравада. И Спок, и Ухура это прекрасно видят.
Но не видят, что с рукой Джима, которую лихорадочно пережимает доктор, и они подходят ближе. И это движение вызывает волну, подобную лавине в горах. Извержению вулкана и взрыву сверхновой. Доктор на секунду отклоняется за лазерным скальпелем, а капитан не успевает прикрыть красное месиво с черными линиями на своей руке… Спок делает еще шаг, линии отпечатываются на сетчатке глаз, и мир под его ногами переворачивается.
– Какого черта?! – орет доктор, и Ухура замирает на пороге, а старпом встречается неверящим взглядом с капитаном. – Пошли вон отсюда!!
Маккой намеревается оттеснить вулканца, но тот снова ошибается с действием – шагает опять и хватает Кирка за руку, а тот моментально вызверяется.
– Пусти… – рокот его голоса отражается в стальных стенах медотсека с такой силой, что кажется, как будто сейчас полопаются все пробирки, предметные стекла и линзы микроскопов в вотчине медиков. Даже переборки карантинного бокса и одинокий иллюминатор в конце крыла спецслужбы. – Немедленно.
Спок не хочет в это верить даже под прицелом нечитаемого взгляда капитана. И Кирк, наверное, улавливает это, потому что рвется из рук, пинает в колено, а когда Спок переступает с ноги на ногу от силы удара, его тут же отталкивает доктор.
– Идите к черту, коммандер!! – рычит Маккой. – Вас здесь быть не должно!
За этой репликой они пропускают испуганное: «ах» Ухуры и манипуляции капитана, но очень скоро становится понятно, как именно Кирк воспользовался этой заминкой.
– Погоди, Боунс. Пускай он заберет с собой это… А потом валит… – голос Кирка не меняется ни на йоту, не меняется взгляд – только желваки ходят под кожей да дыхание сипит и срывается.
Доктор моментально оборачивается, а потом к их ногам летит отрезанная с локтем рука капитана Джеймса Тиберия Кирка.
Маккой, кажется, собирается падать в обморок от изумления, как и Спок с Ухурой, но капитан успевает раньше них – всего несколько секунд, а потом его глаза закатываются, и он валится на койку, по всей видимости, от болевого шока.
– Вон!! – снова орет доктор, жмет кнопки экстренного вызова медсестер, а потом отключает гравитационный механизм койки и утаскивает ее из процедурной в операционную часть отсека.
Прибегают медсестры, прибегает заспанный СМО Гленвуд, который задремал в конце смены, даже кто-то из больных в палатах беспокоится из-за устроенного переполоха. А Спок не может сделать ни шага, хаотично переваривая случившееся. И только когда из-за его спины раздается задушенный всхлип, а потом Нийота осторожно прикасается к форме на его плече, Спок позволяет себе развернуться и неторопливо отправиться обратно в собственную каюту.
***
Леонард надеется, что все это происходит не с ним. Что все это происходит не с Джимом. Что его кровоточившая от особо удачных речевых оборотов Спока метка не будет способна на такое. Нет, конечно же, кровотечения были обычным симптомом при разрыве связи – когда соулмейты так и не смогли найти подход друг к другу и расставались. Кровотечения были обычны при разлуке и тоске, при нахождении одного соулмейта в опасности или при болезни. Но даже при смерти метка так не фонтанировала – сразу бледнела до еле различимой прозрачности – и уж точно никогда не пыталась убить своего носителя кровопотерей. Если бы Боунс не был чертовым доктором, он действительно бы подумал, что повреждены вены или артерии, но метке доступны только капилляры. Которые у Джима сходят с ума – расширяются, рвут ткани и верхний слой эпидермиса и выплескивают наружу все содержимое сосудов их бедного капитана. Как будто у Кирка под меткой – сердце, и теперь оно стремится наружу, раз его отвергли.
Леонард не хочет верить своим ушам, когда осторожно отнимает пальцы Джима от рукава. Когда хватается за скальпель и гипо с анестезией – единственный выход – удалить метку с куском плоти. С глаз долой, из сердца вон. И Боунс пытается успокоить друга – раз Спок так решил, то Кирк больше не будет страдать по вине этого чертового зеленокровного гоблина. Джим ради него закончил учебу в Академии раньше на два года. Джим из-за него стал самым замечательным капитаном в галактике. Джим, в конце концов, уже не раз спас ему жизнь! А раз гребанный вулканец не может понять его и после этого, то к черту этого вулканца! Нахрен! В открытый космос без скафандра – и дело с концом! Никто и не узнает, куда делся коммандер. Никто и грустить о нем не будет!
А чертов вулканец – тут как тут. Вместе с Ухурой, и выглядывают так заинтересованно из-за плеча Маккоя, суки… И Боунс орет в силу всех своих легких – потому сам Джим не может сейчас кричать. Но, блядь, все еще может двигаться…
Леонарду кажется, что все это сон. Кошмар, в котором Джим, не моргнув и глазом, оттяпывает себе руку лазером на максимальной мощности и швыряет ее к ногам вулканца. На, мол, подавись этой меткой. Раз она ему не нужна, то Кирку – и подавно. Он достаточно мучился из-за нее. И словно во сне Леонарду кажется, что он – всесилен, и сможет управлять этим сновидением, как захочет. Например, захочет и сможет пришить руку капитана обратно…