У оврага они попадают в западню, дают короткий неравный бой – от их фазеров никакого проку с самобытными щитами туземцев. Чертова планета с ее чертовыми цветами и абсолютно невиданными металлами! От стрел они укрываются за деревьями, но в ближнем бою быстро лишаются оружия и выходят на копья с голыми руками. Ублюдки быстро понимают, что Спок – самый сильный в их отряде, и неистово прессуют и его, и Джима – раз тот ближе всех к вулканцу. И они бегут снова. Вырываются из виду погони буквально на пару минут, и Долтон, старлей их охраны, кричит уже из подлеска, что они должны разделиться. Спок и Кирк должны спрятаться, пока другие офицеры будут отвлекать аборигенов на себя…

Джим не может, не хочет и не позволит себе оставить своих людей, но Спок, которого он подхватил после того, как его ранили стрелой в брюхо, харкает кровью, и у Кирка не так-то много вариантов, чтобы выбирать. Это их долг – защищать старших офицеров, и первым делом капитан должен уважить их звание и службу. Да нихрена он не должен! За него никто не должен умирать, в каком бы гребанном Уставе это ни было записано! Но Спок повисает на нем кулем, Джим запинается, и они валятся в ближайшие кусты подальше от взглядов охотников. Кирк скрипит зубами, еле сдерживая злые слезы, прикрывая вулканца своим телом, а еще через две минуты поднимает старпома на ноги, и они сваливают в другую сторону так быстро, как только могут.

Погоню Кирк слышит теперь отдаленно, но припускает пуще прежнего – ни одна жертва не станет напрасной, если станет жертвой. Джим клянется на ходу, что если выберется, то вернется в этот чертов лес и выжжет его напалмом – по десятку гектаров за каждого убитого офицера. Но сначала нужно выбраться… Ему кажется, что за час они уже оббегали эти ржавые заросли вдоль и поперек, а потом натыкается на пещеру. Им стоит укрыться – Спок уже еле шевелится, а буря должна хоть когда-нибудь кончиться, чтобы они смогли вызвать подмогу. Если, конечно, их не найдут раньше и не освежуют на обед.

Пещера прикрыта кустами, вход в нее примерно в метре от земли, и Джим надеется, что это логово не принадлежит какому-нибудь настолько же кровожадному животному или настолько же отбитому, как и другие туземцы, отшельнику. Хвала Всевышнему, пещера оказывается пустой и неглубокой. Быстро темнеет, он устраивает Спока на земле, а вход заваливает камнями. Примерно через час он решается развести огонь, чтобы осмотреть раны вулканца и еще раз пробует связаться с кораблем, но они все еще отрезаны от связи. Хреново, что ни говори. И нихрена не романтично проводить уик-энды со своей родственной душой подобным образом. Уж точно не – улепетывая от туземцев по лесу и не прячась в пещеры на пороге смерти.

И уж точно не тогда, когда в середине ночи Спок очухивается и вперяет в него недовольный взгляд. А что он, блядь, хотел?! Подушку под голову в этой дыре или обед из трупа своего капитана? О, от последнего он наверняка бы не отказался!

– Я сам, – цедит вулканец сквозь зубы, когда Кирк начинает проверять его раны.

Да пожалуйста-пожалуйста, больно надо! Джиму больше делать нечего, как пачкаться в зеленой крови, сходить с ума от беспокойства или умолять Спока не умирать на его руках. Можно подумать, он и так об этом никогда не мечтал!

Спок хмурится, осматривая себя, и так же, как и Кирк надеется, что доживет до утра. Прислушивается к звукам снаружи, но, кажется, погоня их все-таки потеряла. А потом вулканец начинает в полголоса выговаривать Джиму о том, что в этой исследовательской миссии было сделано неправильно – начиная количеством офицеров в отряде и заканчивая незавершенным исследованием геомагнитного поля планеты. Джиму неистово хочется проорать ему в чуткие остроконечные уши: «заткнись!!» и так же сильно хочется, чтобы вулканец продолжал шептать – так Кирк будет в курсе, что тот не теряет сознание снова и не умирает. Приходится терпеть эти невыносимые нотации и наконец позволить себе задрожать – от страха, что их найдут хреновы аборигены, от скорби и гнева из-за убийства его людей, от боли в метке, что в минуту опасности «транслирует» ощущения Спока прямо в мозг капитана. Все – и физические, и эмоциональные. Господи, если Споку будет от этого легче, Джим готов потерпеть. Только не очень долго – его перебитые колени и локти, вывихнутое плечо и сломанные пальцы на руках тоже не добавляют романтики в это недо-свидание. Господи, Джим готов пойти на еще сотню таких же, если бы в процессе не убивали никого из его экипажа.

Под утро Кирку кажется, что он задремывает, но как только вязкая тьма начинает немного рассеиваться, он тут же очухивается и поднимает Спока. И плевать, что тот теряет сознание почти сразу же – он разбудит его снова – они должны двигаться. Выбраться из леса, подать сигнал, транспортироваться или улететь на спасательном шаттле. А уж потом Джим достанет спички и горючее…

***

Решение зреет, как арбуз на солнце. Как волдырь от ожога или как красный гигант перед взрывом. И дело даже не в том, что капитан продолжает звать его на спарринги, продолжает водить сомнительную дружбу с другими такими же сомнительными капитанами или продолжает устраивать фарс из каждой самой обыкновенной и легкой миссии. Дело в том, что Кирк проделывает все это с удовольствием. С удовольствием пьет с правителями планет, с удовольствием приказывает своему старпому жениться на себе и с удовольствием гайсает по терракотовым джунглям, теряя при этом офицеров Звездного флота. Если бы Кирк хоть раз к нему прислушался, хоть раз прислушался к голосу разума, все бы остались живы. Все было бы в порядке. Но взбалмошный капитан продолжает делать все по-своему. Напивается в увольнительных, ходит на свидания с членами экипажа, игнорирует Устав и превращает каждую высадку на поверхность в балаган. А ведь Спок говорил ему, убеждал, доказывал и пытался настаивать. Все тщетно. Джеймс Тиберий Кирк глух к любым доводам, и где они в результате оказываются? Правильно, в куче сехлатских фекалий. Ну или на этой ржавой планете под оранжевым солнцем, в густом лесу и под прицелом десятков копий и стрел. Все так, как он и говорил – до последней буквы – капитан облажался, а рискуют опять все они.

Спок больше не может этого терпеть. К Сураку все эти Фиолетовые туманности, ему и без них неплохо жилось. К Сураку все эти исследования – он уже насобирал себе материала на десяток лет изучения. К Сураку этого горе-капитана – с любым другим Спок бы этого горя не знал. Даже если… Даже если Джеймс Тиберий Кирк пытается найти к нему подход, как предположила Нийота.

Как-то после очередного скандала на мостике, она пришла к нему в каюту и предложила поговорить не как офицер с офицером, а как давним, еще с Академии, друзьям. И разделить не только любовь к лингвистике, но и нелюбовь к их капитану. Ухура предполагает, что отрицание Кирка не всегда основано на желании досадить ненавистному коммандеру – иногда оно может зиждиться на предложении капитана взглянуть на ситуацию его глазами. Попробовать понять его логику. И то, что Спок это не приемлет, и приводит к конфронтации. Нийота считает, что Спок должен если не попробовать понять, как просит Кирк, так хотя бы принять это его желание. В конце концов, у вулканца будет обоснованный мотив для отвращения, а не только сугубо личная, неуставная неприязнь. Спок обещает, что попробует и сделает развернутое исследование их взаимоотношений с разных ракурсов и точек зрения. Сделает это беспристрастно и максимально нелогично – все, только чтобы понять их юродивого капитана.

Нужно ли говорить, что у него ничего не получилось? Конечно, нет – ведь Кирк тащит их в самое сердце джунглей, в самое пекло драки и в самую темную пещеру, где давно обитает смерть. Не стоило и стараться.

Спок то теряет сознание, то приходит в себя на плече у Кирка, спотыкается о корни деревьев, шатается, но продолжает кое-как идти, а иначе, кто же вытащит их из этого леса? Кто же опять спасет их убогого капитана? Явно не он сам – вулканцу приходится шептать, давясь кровью, нужное направление, а экипажу – ловить обрывающийся сигнал и транспортировать их из-под шквала стрел. Хоть бы одна повредила мозг их капитана так, чтобы в том навсегда перестали образовываться идеи, как еще лучше обойти любую логику и закон…