Все, что Боунс может – выручать по мере сил или не лезть под руку, когда Кирк пытается споить их экипаж – быстрее сам наклюкается, судя по виду Скотти. А наутро – лечить этих горемычных от похмелья. И не только лекарствами, но и новыми миссиями от Адмиралтейства, будь они неладны – недели передышки мало для полного восстановления. И очень скоро Джим может опять уйти в загул. Если, конечно, не изобретет еще какой-нибудь способ изящного самоубийства. С него станется. Особенно, когда он начнет загонять себя – у них на этот раз «миротворческая» миссия – заключение с послами Тханги договора о сотрудничестве. А потом идет еще одна такая же – Джиму-то с его обаятельной улыбкой и харизмой размером с «Энтерпрайз» – раз плюнуть. Даже если и поработать для этих договоров все же приходится не только лицом и языком.
– Джим, ты долго не продержишься на энергетиках и стимуляторах. Тебе нужно спать, понимаешь? Спа-а-ать, – Боунс демонстративно зевает, надеясь на «зеркальный» эффект. – Если ты хочешь, чтобы твой мозг нормально работал.
– А он когда-нибудь работал? – им обоим этот вопрос кажется риторическим, и Леонард усмехается.
– Я заставлю тебя написать это на интерактивной доске сотню раз. Несмываемыми маркерами. Может быть, тогда ты поймешь, что загнав себя, лучше никому не сделаешь. Хочешь уколю? Поспишь и станет легче.
– Если бы все было так просто, Ленн, – вздыхает Джим. – Переговоры сами себя не переговорят, а послы сами себя в задницы не поцелуют. Лучше и правда, уколи меня своим тонизирующим зельем, и я пойду работать дальше.
– Скинь часть гоблину – порадуй себя, – предлагает Боунс и достает шприц. – Никуда его графики и отчеты не денутся.
– А и правда – загнемся на пару, как Ромео и Джульетта, – фыркает тот в ответ. – У него работы не меньше, да и мне он ее только доставит – еще и за него краснеть придется. Дипломат он, как я – балерина – смертельное па в один конец. Нет уж, пусть со своими отчетами в лабораториях сидит, а я – здесь, с тобой, с трибблами и послами. Черное и белое при стирке не смешивают, как ты знаешь.
– Знаю я, – Боунс ворчит, но не настаивает. – Знаю, как сильно ты его любишь – иди, погибай, Джульетта.
– С чего это я – «Джульетта»? – недовольный раскладом, Кирк поднимается на ноги.
– А и правда, ты ж у нас спать отказываешься, значит, не «Спящая красавица», – ехидничает Маккой. – Бодрствующий монстр. Зомби-Ромео. Кофеиновый капитан. Вечный пиздец и генератор суматохи. Джим, я придумал тебе кучу костюмов на межгалактический Хэллоуин.
– Злой ты, уйду я от тебя, – сникает Джим уже в дверях.
– Поешь только что-нибудь по дороге, а то недалеко уйдешь, – напутствует вслед Боунс и возвращается к своим делам.
Ладно, Джим хоть немного выдохнул в его кабинете, а это значит, что может с новыми силами идти дальше покорять Вселенную. Вселенная-то ляжет к его ногам рано или поздно, но зато не ляжет один наглый вулканский гоблин, как оказывается. Вот что тут поделать? Только молиться неведомым богам да креститься левой пяткой через плечо. А еще просить Джима не облажаться и с четвертой подобной миссией – они и в первых трех удивлялись, но фатум Кирка может дать осечку в любой момент. И почему Маккой не злорадствует, когда именно так и случается? Наверное, потому, что они все подспудно этого ждали…
Как только Джим уходит с послами на планету, а по требованиям тех, капитан должен быть один – как самый высокопоставленный и, соответственно, самый достойный, так они сразу и выясняют, что в традициях планеты Эйхелу для заключения каких-либо договоров стороны совокуплялись. То есть в прямом смысле вступали в половой акт – как дань традиции, доверия и наивысшего наслаждения данной сделкой. Вот что это за дикарство? Вот как этому будет рад Джим? Эйхилийцы же под десять футов ростом и весят пропорционально и соответствующе, а уж представить особенности физиологии с такими габаритами несложно. Даром что гуманоиды.
Леонард приходит в ужас и требует запросить всю информацию по инопланетянам и вернуть Джима, а потом почти сразу же приходит в ярость – когда Спок в шокированном молчании мостика заявляет, что уж их-то капитан, с его-то богатым опытом в сексуальных отношениях, не будет нуждаться в чьей-либо помощи – расслабится и будет получать удовольствие. И Маккой как-то разом понимает, за что Кирк так ненавидит своего гоблина – за непроходимую тупость и непонимание. Секс – это обоюдное желание, обоюдное согласие и удовольствие, все остальное – либо проституция, либо насилие, в каком-либо виде. И чертов гоблин, черт возьми, не знает, что Джим-то как раз прекрасно знаком со всеми тремя этими понятиями! И с удовольствием, и с использованием, и с насилием! Он просто не знает, что было в Академии! Что с той же легкостью, с какой вокруг Джима вырос фан-клуб, будущий капитан обзавелся и недоброжелателями. И это была отнюдь не Ухура, хотя та тоже ненавидела его. Были и просто ублюдки, что хотели сбить спесь с наглого голубоглазого кадета. Неоднократно и любыми извращенными способами. Например, такими, как напоить его какой-нибудь отравой, трахнуть безвольное тело, заснять весь процесс, а потом пустить репутацию Джима по всем известному маршруту.
Спок не знает, что Леонард тогда оказался в нужном месте в нужное время совершенно чудом – вызвал охрану бара, а Джима еле дотащил до их комнаты в общежитии. А потом обкалывал его всеми имеющимися у него в аптечке антидотами, абсорбентами и ингибиторами прямо под ледяным душем. А Кирк плакал, метался, рычал и звал не пойми-кого, а потом рассказывал страшные тайны из своего детства. И про Тарсус, и про Фрэнка. И про насилие, и про шлюх. Боунс блевал на пару с Джимом и слезами заливался тоже на пару. Вот он, Кирк, «из молодых, да ранний», и такую судьбу и врагу не пожелаешь, не то, что Кирку – Споку, мать его раз так!
Боунс настаивает на том, чтобы вулканец вернул капитана, намекает о причинах почти не прозрачно, но когда предсказуемо не доходит, тащит Спока в переговорную – и там, наедине, уже орет благим матом и открытым текстом говорит о насилии. На что этот зеленый сухарь может только пожать плечами – со своми детскими травмами капитан справился, раз его психологические тесты были в норме, а это значит, что он вполне может потерпеть. Блядь, потерпеть – потому что: «нужды многих важнее нужд одного». Теперь Боунс понимает, за что Джим так часто хочет врезать Споку – доктор даже прямо сейчас попытается это сделать, а потом, с легкой руки исполняющего обязанности Спока, пойдет дожидаться Кирка в тюремный отсек. Он на «губу» его посадил за несоблюдение субординации! А сам?! А сам не это же делает? Чертова зеленокровная паскуда! Разве сам он не нарушает Устав, позволив своему предвзятому мнению о капитане подвергать того опасности?! Только вопрошать и остается. И выть от бессилия, и волноваться за Джима – за их капитана, с которым нет и не будет связи, пока он с послами не придет к какому-либо консенсусу.
От него не будет вестей целых трое суток, по истечении которых Кирк вернется, лишь на час позже освобождения самого Маккоя, – потрепанный, слегка навеселе, но с договором и улыбающийся. Весь мостик, за исключением остроухого, вздыхает облегченно, перенервничав, а Кирк узнав о причинах треволнений, только заржет в голос, гад, а потом расскажет, что его и правда затрахали. Но скорее эмоционально, чем физически. Мостик тут же готов вдарить этому шалопаю по башке, и Джим торопится рассказать дальше – да, традиция у Эйхелу все еще в ходу, вот только пообщавшись с предводителем планеты поближе, Джим таки сумел его обаять, а потом, под легкий алкоголь да закуски на дипломатическом фуршете, выяснил, что предводитель этот давно и безответно сохнет по своему советнику и спать с представителем Федерации вовсе не горит желанием. Даже если хочет заключить договор и даже если представитель – очаровательное, улыбчивое и лучезарное солнышко с голубыми глазками. Кирк рассказывает им теми же словами – и вот теперь его хочется убить! «Добрый самаритянин» кинулся сводить предводителей и советников, и все эти три дня разыгрывал из себя то сваху, то лакея, то ревнивого любовника только бы договор с Федерацией вступил в силу без коитуса с его участием. Как бы сильно ему самому ни хотелось попробовать предполагаемый размерчик. Вот он, блядь, Джеймс Тиберий Кирк, в действии! То ли плакать, то ли смеяться…
