Ренджи выходит в прохладу весенней ночи, вдыхает полной грудью и достает сигареты. Дурацкая привычка накатывает вот в такие нетривиальные моменты как всегда неожиданно. Он тянет горький дым, а рядом становится Хисаги.

– Устал?

– Не то слово. Хотя сейчас легче, чем в самом начале. Да и не мне сравнивать – ты-то один отряд тянешь.

Хисаги на это лишь плечами пожимает. Да, тянет, но ноша-то своя, так что ему грех жаловаться, как и Абараи. Поэтому спрашивает о другом.

– А как там на грунте?

– Понемногу всякого. Притираются.

– А пустые?

– Пустые лезут все чаще – сила Ичиго растет, что не может их не приманивать. Или ты об арранкарах?

– И о них в том числе.

– О, эти вполне довольны жизнью.

Ренджи улыбается, гасит окурок и начинает рассказ, абсолютно не замечая тщательно подавляемого отголоска такой знакомой рейяцу. Не замечает и Хисаги, вслушиваясь в скупые, но емкие слова. Им нечего скрывать друг от друга.

Бьякуя

***

Паршивец продолжает встречаться со взбалмошной компанией в Генсее. Приходит побитый, но довольный. И так тщательно делает вид, что не при делах, что Бьякуе охота его придушить. Да, он разрешил ему отправляться за пустыми, но смысл-то был в ограничении его свиданок с риока, а лейтенант и тут нашел как вывернуться. Потому что ходит Абараи довольно часто, но раньше ни с одной вылазки за пустыми он не возвращался таким бодрым и удовлетворенным.

Бьякуя привычно злится и привычно одергивает себя. Какой смысл накручивать, если он все равно решил выкинуть все это из головы? Да, решил, но следовать этому решению слишком тяжело. Он все никак не может смириться и отпустить эти мысли. И, наверное, уже никогда не сможет.

И если бы только это терзало душу: Абараи не просто таскается в Генсей, он – фаворит всего отряда, дружит со всеми лейтенантами и офицерами, и даже большинство капитанов отзываются о нем сугубо положительно. И кто бы мог подумать, что за столь короткий срок он завоюет сердца всего Готея. Со своим импульсивным, необузданным характером, но честной, открытой и располагающей улыбкой. Да что уж говорить, если даже Кучики не удержался…

Лейтенант уходит на еженедельную офицерскую попойку, а Бьякуя снова начинает метаться. Чуть только рейяцу дальше от казарменного плаца, как у него все начинает валиться из рук. Зачем ты уходишь туда? Ты нужен мне здесь! Бьякуя хватается за голову, пытаясь удержать злобное рычание. Он сходит с ума. Во внутреннем мире поднимается шторм, превращая отцветший сад в мертвую чащобу голых веток. Ливни топят под собой вывороченные корни, а зарницы выжигают покореженные стволы. Это несправедливо, страдать так в одиночку! Он больше не может этого выносить.

От казарм 9-го отряда слышатся громкий смех и нестройное пение каких-то скабрезных частушек. Он медленно, по капле, выпускает воздух из легких, сосредотачиваясь на том, чтобы скрыть духовную силу. Хотя бы одним глазком, хотя бы еще чуть-чуть… И может быть тогда он сможет набраться смелости и все-таки заговорить о наболевшем.

Бьякуя почти обнаруживает себя, натыкаясь на пару лейтенантов, но успевает скрыться за живой изгородью палисадника. Абараи и Хисаги. Губы обнимают чертову сигарету, – и Бьякуя еле фокусируется на собственных пальцах, обращаясь в слух. Лейтенант рассказывает об арранкарах. Но говорит-то как! Как будто о дружбанах из 11-го отряда – легко, с долей уважения и гордости, как о своих. Выделяет Джаггерджака, смеется, описывая их спарринги с ним и Куросаки, и ни на минуту не сомневается ни в одном своем слове. Значит так, да? Значит, арранкар… Что, раз Бьякуя отказал в совместных тренировках, то ты решил найти себе другого соперника? Такого же достойного? Куросаки тебе мало было?! Такого сильного приступа ревности он еще никогда не испытывал. Никогда еще безудержная ненависть к пустым не была настолько сильной, не превращала сердце в кровоточащее месиво, а мозг – в выжженное пепелище. И Бьякуя задыхается этим гневом, шагает в шумпо почти наугад, по наитию, и не сразу понимает, что оказался недалеко от родного офиса. Как во сне он идет в рабочий кабинет, достает припрятанную бутылку и еле сдерживает себя, чтобы не глотнуть прямо из горлышка. Нет. Он больше не станет топить свои чувства в алкоголе. Больше не станет испытывать свою выдержку. И уж тем более, он не станет делить своего офицера с арранкарами. Ему нужно действовать. Нужно придумать какой-то план, который бы смог гарантировать хотя бы мизерный шанс на удачу. Потому что сам он не справится. Бритва Оккама – не его случай.

Бьякуя устало валится в кресло. Все-таки отпивает немного и судорожно хватается за виски. Что делать с этой одержимостью он не знает, но ее нужно взять под контроль, придумать что-нибудь и закончить пытку. Мысли хаотично слоняются от очередной гауптвахты до похищения. Он действительно сбрендил, если думает, что сможет исполнить что-то из этого списка. Но знает себя достаточно хорошо – да, сможет, если припрет. И еще и не такое. И он старается не терять голову, пугаясь перспектив. Мысли останавливаются на бутылке саке, и он вспоминает, что как-то хотел пригласить Ренджи на ужин в поместье. Не то чтобы это было обычным явлением, но несколько раз он уже удостаивал его такой чести. Так почему бы и не сейчас? Хотя бы просто, чтобы поговорить. А еще шалое воображение почему-то подкидывает картинку из последнего откровенного сна и идею увязать эти два предприятия вместе. Бьякуя одергивает воспоминание, но предложение, само по себе, настолько заманчиво, что он не может сопротивляться. Это будет его первая и последняя попытка, но как ее воплотить? И тут же вспоминает про секретный схрон в каптерке лейтенанта, куда тот складывал все запрещенные вещи, что находил у новичков и младших отряда. Что-то, конечно, уничтожалось, а что-то было редким и могло пригодиться в нестандартной ситуации. И там определенно было кое-что, что может помочь ему с его «форс-мажором». Если только Ренджи это не выкинул или, упаси его Ками, в дело не употребил. Видит черт, он хотел по-хорошему, но больше не получится. Поэтому он хорошенько подготовится и сделает все, чтобы избавиться от этого навязчивого состояния.

Улькиорра

***

Близится срок их «побывки» в Генсее. Куросаки с компанией сдают экзамены, переходят на последний год обучения, на носу летние каникулы… А Улькиорра не может поверить, что пролетел почти целый год с момента падения Айзена. События складывались странно, непредсказуемо и хаотично. И во всей этой чехарде он перестал даже следить за временем, слишком занятый происходящим. Но чем ближе срок, тем пуще он не может игнорировать надвигающиеся изменения. Очень скоро их жизнь сделает новый поворот, и что случится опять предугадать невозможно. Улькиорру терзают сомнения. Что ему делать дальше? Возвращаться в Уэко желания по-прежнему нет. Остаться в Генсее? Желание-то у него есть, а вот возможности… Допустим, с гигаем вопрос можно решить, но что делать с чередой других проблем, которые непременно возникнут? Начиная с жилищной темы и заканчивая денежной. И есть еще вопрос, волнующий его больше всех: как к его решению отнесется квинси? Понятное дело, отсрочка Сейретея была лишь временной мерой, которую они оба могли выдержать, а что будет теперь? Теперь, когда Улькиорра захочет остаться насовсем. И ладно, если бы он просто предпочел праздные шатания по Генсею, но арранкар хочет большего. С оглушающим озарением он понимает, что хочет остаться с квинси. И это такая несуразица и бред, что он начинает опасаться за свой рассудок. А потом, наблюдая за очередным валянием в пыли Куросаки и Джаггерджака, он понимает, что где бы он ни был, но кендо с Исидой ему будет не хватать больше всего. Будет не хватать тихих вечеров и сдержанной полуулыбки в глазах. Позднего ужина и сонного завтрака. Недовольного ворчания, когда Куросаки опять нарушает личное пространство квинси, и закушенной от смущения губы, когда Улькиорра обнаружил его странное увлечение шитьем. Всего этого и еще примерно тысячи мелочей, которые неизвестно каким образом впились под кожу, вросли намертво и отрывать их придется только с мясом. И странно, и горько одновременно. И что ему теперь делать решить сложно. Уйти и мучиться только от одного ощущения – тоски? Или остаться и преодолеть эту тысячу мелких, но вполне решаемых, проблем? И как всегда, в минуту сомнений, в его жизнь решает вмешаться Куросаки. Самым наглым образом – заявившись к ним домой. Квинси куда-то сбежал с утра пораньше, а Куросаки тратит свой выходной на пустые увещевания в своей лояльности. Пустые – потому что Улькиорра и так уже верит в его непредвзятость.