– Я попробую.

Он давит из себя легкое подобие улыбки, и Рукия успокаивается окончательно. Уходит, а он подавляет желание разбить что-нибудь о стену. Да только не поможет. Ничего не поможет. Ему нужно просто все забыть. И сладкое Кучики действительно не любит. Хотя все равно находит альтернативу – напиться. Куда проще идти по проторенной дорожке, чем уповать на самообман и плацебо. Саке, по части отключения мозгов, еще никогда никого не подводило. А именно это ему сейчас и надо.

Сказано – сделано. Похмельное утро настолько тяжело, что даже ни одной ненужной мысли у него не возникает. Мыслей нет вообще – спят еще в пьяном угаре. Даже привычное возбуждение не настигло. Зато почему-то подушка мокрая, и кожу щек стягивает. И в зеркале он видит ответ: вкупе с темными кругами под глазами, покрасневшие склеры и опухшие веки. Самое лучшее доказательство его слабости.

По закону подлости недалеко от отряда его перехватывает Укитаке. Бьякуя привел себя в относительный порядок как раз для того, чтобы никто не вздумал опять спрашивать о его самочувствии. Он вообще ни с кем говорить не хочет. Особенно сегодня. Да только от внимательного взгляда наставника так просто не сбежишь.

– Кучики-тайчо, мы можем поговорить?

– Если это что-то срочное. Сейчас в отряде слишком много дел.

– О, твой лейтенант прекрасно справляется с большинством из них. Я уверен, что пару минут старому другу ты можешь выделить.

Он и не сомневался, что у него не получится, но попытаться стоило.

Укитаке улыбается, отчего-то чуть морщит нос и приглашает в казармы 13-го отряда.

– Фруктовое саке.

– Что?

Укитаке с таким азартом рассматривает его, как сложную, но горячо любимую китайскую головоломку.

– Именно это ты вчера пил. Проведя столько лет в обществе Кёораку, начнешь разбираться даже в «амбре», не то что в выпивке.

Он легко смеется, прикрываясь косоде, и тут же спохватывается.

– Прости, я не имел в виду ничего плохого.

– Я и не подумал. Просто не знал, что вы – блюститель «сухого» закона.

– Ох, Бьякуя, конечно же, нет! Я просто хотел поговорить с тобой.

Капитан тут же поднимает руки, продолжая веселиться.

– И я не собираюсь осуждать.

А потом вздыхает, грустнеет, отчего-то мнется и все-таки говорит.

– Просто не ожидал этого от тебя. Рукия сказала, что ты неважно себя чувствуешь. Испереживалась вся, ведь в отряде, как я понял, тоже не все гладко. Ты поругался с Абараи-куном?

– И со мной, и с отрядом все в порядке.

Бьякуя уже устал повторять это всем и каждому. Он уже начинает злиться.

– Тогда скажи мне вот что: твой лейтенант…

– Я не буду это обсуждать.

Бьякуя перебивает на полуслове. Кипит гневом и еле сдерживает ровный, холодный тон. Поднимается на ноги, не смотрит в глаза, но костяшки сжатых кулаков чуть заметно белеют.

– У меня много дел, Укитаке-тайчо. Увидимся позже.

И уходит. Сбегает прочь. Потому что так и хочется закричать. Какого черта они все лезут в его жизнь?! Какого черта опять пристают с Абараи?! Какого черта думают, что имеют право глумиться и давать советы по поводу его несостоявшегося…?! Он не станет слушать! Он. Справится. Сам.

Кучики исчезает за казармами, а Укитаке только и остается, что удивленно смотреть вслед.

– Я же только хотел спросить о назначении…

Гриммджо

***

Через несколько недель Абараи приходит опять. Сразу к Урахаре. Но ни Гриммджо, ни четверка даже не успели почувствовать присутствие пустого, как шинигами уже со всем расправился. Они лениво дожидались Куросаки и квинси из школы, а тут нарисовался он – вот теперь пойдет потеха. Гриммджо же хотел как-нибудь повторить схватку с Абараи, вот случай и выпал. Улькиорра подбирается, но все-таки остается на месте – не хочет понапрасну напрягаться – так им же от этого и лучше. И Джаггерджак бьет, ухмыляется, ловя ответный оскал, и как никогда может не сдерживаться. С Абараи и не надо – тот и так выкладывается на полную катушку.

– Что, шинигами, плохой день?

И лейтенант тут же злобно ощеривается.

– День самый подходящий, чтобы надрать тебе задницу.

– Ну, попробуй.

И они продолжают. Свирепо, сильно, всепоглощающе. Так, что Улькиорра только фыркает на взметаемые тучи пыли и отходит в сторонку. У него нет абсолютно никакого желания становиться между молотом и наковальней.

– Джаггерджак, ты меня пожалеть собрался? Или выдохся уже? Последний удар я едва почувствовал!

– Чертов засранец! Ну, держись!

В какой-то момент приходят Куросаки с Исидой, но тоже решают пока не вмешиваться. Гриммджо косит взглядом на рыжего, замечая его интерес, и распаляется еще больше. А потом и вовсе теряет контроль, когда все эти «перемигивания» комментирует Абараи.

– Не отвлекайся, киса.

– Да я тебе сейчас…

Ух, как он ему наподдал! Джаггерджак даже сгруппироваться не успел, пропахав спиной колею. У шинигами отлично поставлен удар, да и мозги отлично сносит, чтобы так бить. Куросаки восхищенно присвистывает, и Джаггерджак тут же уязвлено дергается – ну он вам сейчас покажет, чертовы шинигами!

Абараи уходит в оборону, защищается, отступает и нападет снова. А Джаггерджак снова не может сконцентрироваться, потому что взгляд Куросаки почти обжигает, отвлекает и заставляет пропускать самые простые атаки.

– Джаггерджак, хватит уже красоваться перед ним.

Абараи говорит негромко и вкрадчиво, как будто совсем ненароком выворачивая арранкарскую руку из сустава. И Гриммджо опять рычит: и от бессилия, и от злости, и от почти что смущения.

– А ты завидуешь?

– Ну если ты думаешь, что, валяясь в пыли, вызовешь его симпатию, то завидовать тут точно нечему.

Шинигами провоцирует, но Гриммджо это и надо было. Он отвлекает того разговором и тут же меняет позицию, оказываясь сверху на Абараи. А потом, естественно, получает болезненный удар коленом в бок и скатывается. Поднимаются на ноги одновременно – Джаггерджак сплевывает, а шинигами стискивает кулаки.

– Давай, не разочаровывай его больше, чем уже есть.

О, а вот теперь Гриммджо действительно готов размозжить его голову о камни. Потому что Куросаки даже не думает присоединяться к ним, заворожено наблюдая за схваткой. Не реагирует даже когда Исида уходит к Улькиорре. Просто смотрит, но рейяцу полыхает почти обжигающим пламенем, скользя по плечам, спине, рукам и ногам, всему арранкару. И это заводит похлеще привкуса крови во рту.

За всеми этими метаниями он даже не замечает, как выдыхается. Гигай мешается, путается, наливается дополнительной тяжестью, но снять его сейчас – все равно, что признать свое поражение. Он себе такого не позволит. Очередной выпад Абараи оказывается ложным, и Гриммджо еле-еле удается устоять на ногах.

– Эй, Ичиго! Долго ты еще будешь прохлаждаться?

И вот тут Секста уже не может вынести этого чертова панибратства Абараи. Да как он смеет?!

– Давайте-ка вместе, а то я уже скучать начинаю.

Да как он смеет недооценивать его? Что? Что он сказал?.. У Куросаки взгляд такой же ошарашенный.

– Да ты сегодня в ударе, Ренджи. Что на тебя нашло?

– Пустой попался слабенький. А новички в отряде еще совсем «зеленые», чтобы заставить меня даже вспотеть.

Абараи ухмыляется, шапкозакидательское настроение медленно выветривается, и Гриммджо почти чувствует, как того отпускает сведенная изнутри судорога.

– И Бьякуя-то тебя не гоняет?

– Как ни странно, но нет. Мы опять «впали в немилость», так что придется вам потерпеть. Ну же!

Куросаки выходит вперед, но даже и думать не стоит, чтобы он справился. И Джаггерджак бросается следом. Куросаки ошалело уступает, а когда шестерка отходит, бросается снова. И они даже не мешают друг другу, чередуя удары и доставая лейтенанта мощным прессингом. А улыбка Абараи становится только шире. Раньше они вдвоем были против Джаггерджака, но кто сказал, что Ренджи ему в чем-то уступает? К тому же он неплохо научил Ичиго действовать сообща, так что, Джаггерджак, просто закрой рот и продолжай!