И его накрывает очередной приступ. Дышать становится совсем невозможно. Он подносит руку ко рту, заходясь в судорожных попытках легких вдохнуть, и ладонь щедро окрашивается красным. Боль уже сметает все на своем пути, взрываясь сверхновыми и отдаваясь гулким эхом в черепной коробке. В глазах по-прежнему мутно, но быстро проясняется через несколько неуверенных шагов, а потом сознание заволакивает тьма, и он падает лицом прямо в жесткий ворс коридорного покрытия.

– Что за?.. – дергается Канда и торопливо подходит ко вдруг упавшей фигуре.

Он переворачивает его и чуть не отдергивает руки, видя кровавую пену у рта. Он судорожно ищет пульс, а другой рукой достает телефон. Биение слабое и едва угадывается. Он вызывает «неотложку» и пытается хоть как-то привести Аллена в чувство. Бригада прибывает через десять минут, сопровождаемая охраной Канды. Проводит какие-то манипуляции, хмурится, бледнеет, берет на носилки и торопится спустить бессознательное тело вниз. Канда следует за ними, забирается в машину и только когда наблюдает за быстрым мельтешением отточенных движений, на него накатывает страх. Холодный, липкий. Он испариной оседает на висках и дрожит слабостью в сведенных пальцах. «Какого черта?!» – бьется в сознании, и ему самому становится плохо. Мелкий не приходит в себя, и, судя по встревоженным лицам медиков, его состояние только ухудшается, несмотря на все их действия. Взвивается сирена, машина прибавляет ход, а у Канды внутри все обмирает. Что происходит?

Каталку вывозят в «приемный покой». Тут же к ним подскакивают несколько медсестер и дежурный врач и везут Аллена в ближайшую палату. Канду оставляют в коридоре, и он без сил опускается на скамью для ожидающих. Он наблюдает за буйными телодвижениями и замечает среди персонала Книжника. Ну хоть что-то хорошее – тот добьется правды, во что бы то ни стало. Почти час он нервно постукивает пальцами, сложенных на груди рук по локтю, но не отвлекается даже на кофе. Он бы с удовольствием ходил из угла в угол, переживая, но в коридоре достаточно активное движение, и он побоялся, что сорвется на первом же встречном. Книжник выходит бледным и сосредоточенным. Тонкие перчатки на руках в крови.

– Мы поставили катетер, но в легкие все равно кровит. Состояние критическое. До утра он не дотянет, – он останавливает тяжелый взгляд на потемневшем лице Канды. – Его метка убивает его. Такое случается, когда кто-то из пары умирает. Ты знаешь, что случилось с его альфой?

– Я случился, – медленно кивает Канда. Умирает? Для него что, отказ был смертиподобен?

– Поясни, – быстро требует Книжник, хмурится и стягивает забытые перчатки, отправляя их в корзину.

– Я – его альфа, и я расстался с ним восемь месяцев назад, – тихо говорит Канда.

– Ты что? Что? – Книжник хватается за голову и начинает бегать взад-вперед перед дверью палаты. – Ты идиот, Канда?! Ты поставил ему метку и инициировал связь, неужели ты не чувствовал, что с ним происходит?

– Нет, – Канда поднимает на него остекленевший взгляд, но старается держать себя в руках. – Лишь небольшой дискомфорт иногда, и на эмоциональном плане немного…

– «Немного»! – нервно передразнивает Книжник и наконец замирает. – Любой другой и месяца бы не протянул, даже с лечением, а он выдержал восемь, ты сказал?..

Канда кивает в ответ. Мысленно он мечется так же, как и Книжник минуту назад, ища выход из сложившейся ситуации. Ищет и не находит.

– Поражены легкие и сердце, яд проник слишком глубоко, – тихо говорит Книжник. – Боюсь, помочь уже ничем нельзя.

– Яд? – вдруг дергается Канда. Если метка – это яд, то избавиться от него будет почти невозможно. Но что если попробовать по-другому? Лицо озаряет идея, и он торопливо встает. Пусть и бредовая, но он должен попытаться. – Пусти меня к нему.

Книжник пропускает его в палату, делая знак медсестрам выйти, но сам остается.

– Что ты задумал?

– «Клин клином вышибают», – откликается Канда, подходя к каталке, опускается рядом и бережно берет лицо Аллена в руки.

– Что? – не понимает Книжник, но Канда уже склоняется над шеей мальчишки.

Он отодвигает тонкую простыню с плеч Аллена и ужасается открывшейся картине. Все основание шеи, ямка ключицы и сзади, вплоть до шейных позвонков, представляет собой один огромный черно-синий кровоподтек. Спереди он опускается причудливой вязью проступивших вен на грудные мышцы слева и почти достигает соска. Полукружье укуса воспалено и немного кровоточит. Канда бросает мимолетный взгляд на почти белые губы, темные провалы синяков под глазами и припухшие веки. Почему он не обратил внимание на его состояние в номере? В комнате было полутемно, а он был занят пестованием своей гордости. Зато теперь больше не сомневается. Канда кусает старую метку, и Аллен вздрагивает сквозь забытье.

– Какого… – начинает было Книжник, а Канда сплевывает высосанную кровь в первый попавшийся лоток и приникает к шее опять.

– Ты его убьешь! – дергается врач, и, словно в ответ на реплику, раздается противный писк сердечного монитора.

В палату прибегают медсестры, выталкивают Канду за дверь и готовятся к реанимации. Еще с полчаса он мается страхом и неизвестностью на неудобной скамейке, стискивает пальцы и пытается и ругать себя за невнимательность, и успокаивать. Наконец, возвращается Книжник.

– Вот ведь чертов идиот… – в сердцах он опять ругается на Канду и, чертыхнувшись, усаживается рядом.

– Как он? – тихо спрашивает Канда, готовясь к любому ответу.

– По-прежнему плохо. Было две остановки сердца. Давление не поднимается, но он пока держится. Мы накачали его под завязку, теперь останется только ждать, – отвечает Книжник и предупреждает. – И не вздумай уйти сейчас.

– Я и не собирался, – откликается тот.

– Тогда пойдем, – Книжник возвращается в палату. Роется на полках у стены, а потом протягивает ему несколько таблеток и стакан с водой. – Пей.

Канда принимает лекарства без возражений и усаживается рядом с постелью. Он осторожно прикасается к холодным пальцам левой руки над простыней. Прикосновение отдается встревоженным писком приборов, но они тут же утихают, приходя в норму. А Канда снова поражается силе воздействия. Он не мог и представить, что для омеги значит эта связь. Это для него она была пустым местом, а Аллену, по всей видимости, без нее не жить. Тогда почему он не чувствовал никогда ничего подобного? Потому что отрицал? Или просто не хотел привязываться?Книжник еще раз проверяет показания и тихо уходит, а Канда продолжает прислушиваться к себе. Под сердцем тянет, а в голове пусто. Нервное напряжение понемногу ослабевает под воздействием успокоительного. Канда отменяет все свои дела и вкратце рассказывает Комуи о произошедшем, предупреждая, что останется в больнице. Прямо сейчас ему нужно восстановить эту эфемерную нить, связывающую их, и ничто не должно ему мешать. Он продолжает держать Аллена за руку, сосредотачиваясь на длинных ресницах. Мелкий красив той необычной красотой, что всегда бросается в глаза. И сейчас он выглядит еще моложе, чем есть на самом деле. Канда не любит детей, но как бы он ни выглядел, он не заслужил той боли, которую испытал. Он наконец признает это. Может, Мелкий и выглядит как ребенок, но он никогда не был слаб, и Канда не вправе решать за его природу. Он расслабляется настолько, что за ночь успевает даже покемарить пару часов. Вечером приходит Кроль со своей парой. Он стоически выдерживает все их упреки и понукания. Оправдываться сейчас нет нужды. Главное, чтобы Аллен очнулся, а дальше он постарается снова все не испортить.

Аллен просыпается на вторые сутки. Канда возвращается из буфета со стаканчиком кофе, когда медсестры проверяют его состояние и проводят процедуры. Мечник устраивается в кресле у противоположной стены, чтобы не мешать, а когда они заканчивают, подсаживается ближе.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, вглядываясь в бледное лицо.

– Лучше всех, – отстраненно говорит Аллен слабым голосом. Маску для поддержки дыхания только что сняли, но все равно каждый вздох отзывается тянущей болью в груди. – Не хочу тебя видеть.