Как бы в ответ на ее любовь, Лондон платил ей приятными прогулками, выставками и концертами, на все это у нее хватало и времени и денег.

— Как твой мистер Паркер? Вы уже переспали? — спрашивала Анну Эллис. Выпытывая у нее подробности встречи с правозащитником Энтони Паркером, она одновременно искала что-то в интернете.

— Мистер Паркер здравствует, — отвечала Анна, невозмутимо пожимая плечами, — он пригласил меня на party, я согласилась, сама не знаю зачем.

— Он тебе не нравится… — осторожно угадала Эллис. — Он, конечно, небогат и живет как на пороховой бочке…

— Эллис, дело не в этом, — Анна, оторвавшись от чтения газеты, посмотрела на подругу с укором. — Деньги для меня мало что значат, мне не хочется торопиться…

— Тебе тридцать лет… — напомнила Эллис. По-дружески. Ей самой было 32 года, она уже была замужем и развелась год назад.

— Да, да! — шутливо возмутилась Анна, — спасибо, что напомнила! Мне 30, я живу в этом доме, я не соблюдаю диету, я пропала! — При этом она строила забавные гримасы.

— Ох, смотри Кевин Фокс на «Fashion Paris» в статусе «bad boy», — растаяла Эллис от умиления. — Он среди 25 топ-моделей мужчин!

— Так ему и надо, — ответила Анна, устраиваясь поудобнее на клетчатом диване и не выпуская из рук газету. — Не хватало еще, чтобы он был в статусе «хорошего мальчика»…

— Ты, конечно, моралистка! — прервала ее Эллис, — но кофе ты с ним пила, и, предварительно, помогла добраться ему до дома…

— Именно потому, что я моралистка, я не могла уподобиться ему, послав его к черту, — пояснила Анна. Тут она сложила газету, положила ее на стол и добавила, загадочно прищурившись. — Знаешь, если Паркер предложит мне отношения, я подумаю…

Она спустила стройные ноги с дивана, сунула босые ступни в тапочки и пошла на кухню, заваривать чай. Заваривая, думала о том, что только что сказала Эллис, — «ты моралистка». Может пора меняться, не изменяя себе?

«»»»»»»»

Энтони Паркер казался Анне чудаковатым англичанином с необычной внешностью. Долговязый и немного сутулый, с мягкими пепельно-седыми волосами, живыми серыми глазами, бледным лицом с мелкими, нервическими чертами. Улыбался он широко и заразительно. Одевался элегантно и несколько экстравагантно.

Познакомились они на его лекции, посвященной вопросам защите прав человека в странах «третьего мира». Формально. Неформально известный правозащитник критиковал «элиту», да так убедительно, что успешно и скандально расшатывал дела на биржах и в высоких кабинетах, колесил с лекциями по всей Европе. Работал на «альтернативную» часть европейцев и раздражал «официальную» часть.

В тот день, спустившись со сцены, Паркер направился к Анне, которая сидела в первом ряду. Лекцию он закончил под громкие аплодисменты, и теперь мог познакомиться с той, чей взгляд скептически «буравил» его весь лекционный час. Кто-то подходил к нему с вопросами, но Паркер вежливо увиливал от них.

Приблизившись к Анне, которая как раз встала со своего места и собиралась уходить, скандальный лектор спросил:

— Мисс, мы не знакомы?

— Нет, мистер Паркер, — ответила Анна.

— К сожалению, — Паркер заворожено смотрел, как она уходит от него, видимо, не имея ни малейшего желания продолжать знакомство с ним. Странная женщина, подумал он тогда, и по-своему красивая, в его вкусе, невысокая, с хорошей фигурой, себя ведет с заметным достоинством.

Он пошел за ней. Разговорившись, понял, что она не в восторге от его действий.

— Да, я считаю борьбу с «режимом» Евросоюза и США делом утопическим, — Анна не спасовала перед искушенным борцом с системой. — Деньги и корпорации непобедимы на данном этапе. Можно им сопротивляться лишь на личном уровне…

— Например? — заинтересовался Паркер.

— Например, — Анна мило улыбнулась, — не пить кока-колу и не смотреть телевизор. Не смотреть американские фильмы. Представьте, если большинство откажется от этих привычных вещей…

Наверное, он был влюблен. Анна не могла знать этого наверняка. А он пока молчал. Может, присматривался, просчитывал что-то в уме, настроенном на напряженную «подрывную работу», которая не терпела сантиментов и требовала подозрительности высокой концентрации. По крайней мере, Анна ничего, кроме сухого, прохладного и скрытного рассудка, в Паркере не видела.

Он звонил, пару раз водил Анну в театр, пару раз в кино. По английской традиции до или после спектакля они шли в хороший ресторан, обычно расположенный в Сохо, там говорили на самые общие темы. Политика, искусство. И всегда он был предельно вежлив, учтив. Эллис это не понравилось бы…

Каждый раз Энтони устраивал нечто вроде тематических свиданий, например, однажды предупредил, чтобы Анна оделась во что-нибудь «неформальное», и сам явился в рыжем замшевом пиджаке, надетом поверх футболки, в черных джинсах, с «трехдневной щетиной» на лице. Для модного местечка Red Ford этот «прикид» подходил как нельзя лучше. Анне пришлось попросить у Эллис платье легкомысленного фасона и яркий шелковый жакет.

В другой раз он стал «ботаником» в очках, в белой рубашке, в черном пиджаке и серых классических брюках. Тогда Анна оказалась в своей стихии, надела шелковую блузку и юбку средней длины. Знаменитый ресторан Quo Vadis выдержал их стиль.

О личном Энтони заговорил в машине, когда заехал за Анной, чтобы отвезти ее на обещанную вечеринку:

— Послушай, — у него был энергичный чистый голос профессионального лектора. — Я влюблен в тебя…

— Да? — Анна недоверчиво улыбнулась. И напугано вдавилась в кресло.

Он подался к ней, почти коснулся губами ее уха. Голос резко понизился исказился страстной хрипотой:

— Если будешь моей, — спазматическая пауза, вызванная волнением или сильным желанием обладать, — мы взорвем этот лживый мир! Есть кое-что, от чего вся верховная нечисть вздрогнет и выгрызет друг другу глотки. Не хватает лишь тебя…

— Ужас! — Анна, инстинктивно отстранившись, посмотрела на него неподвижно и дико, — причем тут я, Энтони?

— Я просыпаюсь, работаю, засыпаю с мыслью о тебе, думаю, если ты будешь рядом, то моя одержимость тобой пройдет, и я смогу сосредоточиться на делах… — он словно горел.

— Я подумаю, обещаю… — сказала Анна осторожно, — возможно потом, сейчас я не хочу…

Мужчина мгновенно остыл. Рассудок возобладал над чувствами.

Party немноголюдное, респектабельное. Анна одна выделялась на нем своим коротким платьем прямого фасона, из золотистого шелка. Остальные дамы придерживались серо-черно-синих тонов. Мужчины в костюмах, при галстуках. Энтони сегодня играл роль «респектабельного мистера», был соответствующе одет, — черный твидовый костюм, кремовая рубашка серебристо-серый галстук.

Гости пили шампанское, закусывали бутербродами с икрой. Общались на свободные темы.

Лондон словно выпихивал Анну из Ист-Лондона в район Хокстон, из эмигрантской толпы в богемную. Анна, как могла, оттягивала разрыв с привычной обстановкой. Но Паркер убеждал ее в необходимости работать и жить среди творческих людей:

— Тебе надо писать! Более того, я хочу купить у тебя право на твои статьи. Предложу неплохие деньги…

— Интересно! — Анна не очень доверяла ему, а теперь еще и боялась за свою сексуальную неприкосновенность. — …Ты серьезно?

— Конечно! В мире так много важных тем для обсуждения, и так мало женщин, которые могу размышлять на эти темы. Например, проблемы Евросоюза и стран не входящих в него, взаимоотношения культур и религий, наций и языков. Об этом пишут, но поверхностно, с оглядкой на боссов…

— А мне оглядываться не придется? — спросила Анна.

— Я и мои помощники независимы, — ответил Паркер самодовольно.

— Я думаю, можно попробовать, — согласилась она робко.

На этот раз Анне не удалось, как обычно, выскочить из машины Паркера и, бросив ему бегло «доброй ночи!», убежать домой. Он удержал ее, схватив за запястье:

— Не поцелуешь меня…?

Анна поцеловала его, не смея отказать ему в такой ерунде, за все его, джентльменские попытки ей понравится. Его губы умело ответили ей, вовлекая в долгий, — обещающий упоительный и незащищенный секс, процесс, который пока не входил в ее планы.