А нагрянувший совершенно неожиданно на квартиру в Ноттинг Хилле, Антонио Сатти заявил, что приехал по поручению Фарнезе. С женой своего «гуру» он обращался с изысканной наглостью, к которой нельзя было придраться. И все-таки Анне хотелось сказать ему пару слов в такой же манере. Известие о нападении на ист-лондонскую квартиру якобы не на шутку встревожило Фарнезе; все ли у госпожи графини хорошо, не подверглась ли она оскорблениям и насилию?

Анна, взвинченная манерностью и тонким сарказмом Сатти, продолжала стоять у кухонной плиты, помешивая почти готовый глинтвейн. Он сидел, положив нервные руки на стол, одетый в светлый костюм. Свои колкие расспросы он дополнял выразительной мимикой.

— Антонио, почему вы меня ненавидите? — спросила она, пристально посмотрев на молодого итальянца. — Зачем все эти титулы и речевые обороты?

Сатти немного «сбавил градус» своего монолога. Взглянув на Анну исподлобья, он покусал губы и нехотя ответил:

— Я просто хочу быть вежливым с вами…

— Да? — протянула Анна, сняв с плиты кастрюльку с ароматным глинтвейном и достав из шкафа стеклянные чашки. — Я бы хотела, чтобы на вашем месте сидел Паоло. Но он не сидит, и вы, чувствуя мою тоску по нему, позволяете себе издеваться надо мной…

— Фарнезе не посылал меня к вам, — выпалил Антонио и гордо вздернул волевой подбородок. — Я приехал сам…

Поставив кастрюльку на стол, Анна бессильно присела за стол, напротив него, ошарашенная его честностью.

— Какого черта тогда вы здесь делаете? — спросила резко, и уставилась на него прямым злым взглядом. — Что вам нужно от меня? Хотите знать, изменяю ли я вашему учителю? Изменяю…

— Я хочу узнать, как Джулия, — признался гость. — Фарнезе поручил вам вытащить ее истории с наркотиками. Я боюсь, вы не делаете всего возможного, вам ведь на нее наплевать…

— Конечно, наплевать, — не стала скрывать Анна. — Но я сделала все, что можно было сделать. Наняла адвоката, жду судебного заседания и надеюсь, что вместо тюрьмы ее отправят лечиться. Вы любите Джулию…?

— Давно. Она не любит…

Анна невольно провела параллели между Антонио и собой; они оба несчастно любили представителей семейки Фарнезе, и оба были ими не любимы. Значит, у них было больше мотивов для сочувствия друг другу, чем поводов для неприязни.

— Еще кое-что… — заговорил Антонио. Тоже проведя подобные параллели, он решился быть честным до конца. — Крис Бергет мой приятель. Это я подсадил его к вам в самолете, купив вам с ним билеты на соседние кресла…

— Благодарю. У вас красивый приятель, — прошептала Анна зло. Теперь все встало на свои места; неожиданно начавшийся разговор, разговорчивость Криса. — Все выложили? Теперь убирайтесь вон…

— Поверьте, Кристиан имеет к этому самое невинное отношение, — объяснил Антонио торопливо. — Хотелось бы, чтобы вы с ним стали друзьями, и чтобы мы с ним остались друзьями. Сейчас наша дружба пошатнулась из-за вас. Он считает, что я его подставил, и вы не захотите его видеть, если узнаете, кто виновник вашей встречи. Мы состоим в партии «Белая Европа». Я в идейном крыле, Крис в боевом крыле. Он один из тех редких ныне индивидов, которые и духовно, и кровно относится к арийской расе.

— Убирайтесь вон! — повторила Анна упрямо. — Бред какой-то. Вы сумасшедший, как и ваш Фарнезе!

Вслед за Антонио явился Крис. Заранее приготовившись к упрекам и обидам Анны, он виновато улыбнулся, и склонился, чтобы поцеловать ее. Анна раздраженно отвернулась от него.

— Аня, прости меня, я не хотел тебя обидеть… — выдохнул он и, кажется, сильно оскорбился. — Почему ты отворачиваешься, как будто я сраный араб?

Анна не сдержалась; пустила в ход упреки, сопровождая их решительными взглядами, жестами и словами:

— Ты мог мне сказать, кто ты такой, зачем крутился около меня? Ты мог бы об этом сказать нормальным человеческим языком, а не плетением заговоров!

— Аня, никакого заговора не было! — Крис пытался успокоить ее, заключив в объятия. — Тони просто купил билеты. Дальше все шло по твоему сценарию. Ты могла бы послать меня к черту…

— Иди к черту! Не строй из себя белого рыцаря! — крикнула Анна, «разорвав» объятия Криса взмахом рук, и отошла от него подальше. Заговорила мрачно и тихо. — Ты подумал, как теперь все будет? Репортеры намекают, что я женщина достойная Фарнезе, завела себе любовника через месяц после того, как вышла замуж. Теперь скажут, «ее любовник активист партии националистов»!

— А ты хотела бы, наверное, кабинетного философа, как твой муж…? — выдержанно спросил Крис. — Я боец, Аня! Я мужчина, а не болтливая баба, я не сказал о том, что между нами произошло даже Тони. И дальше буду молчать. Это касается только нас. Я не заслуживаю плохого отношения! — горячо продолжил он, — Ты не можешь этого не чувствовать. Ради тебя я перешагнул через свои принципы. Я хотел, чтобы тебе было хорошо со мной…

— Зря Эллис все это затеяла тогда. — Выдохнула Анна, и справедливости ради добавила, — мне было хорошо с тобой. Но больше ничего не будет…

Запустив пальцы в волосы, он утомленно запрокинул голову, потом вздохнул полной грудью и мечтательно сказал:

— Ах, Аня, если мы сможем вырвать у системы общечеловеков кусок власти, ты и твой муж станете культовыми персонами…

— Я уже почти забыла, как выглядит мой муж, — Анна нервно села в кресло и задумчиво склонила голову. — И, мне кажется, при таком раскладе, я разделю с ним лишь петлю, или что там будет орудием казни…

На ней была одета белая шелковая блузка с жемчужными пуговками, средней длины серая юбка. Жемчужные бусы украшали шею. Волосы были заплетены в тугую косу.

Маясь от скуки и безделья, обеспеченными деньгами Фарнезе, Анна едва ли не каждый день ходила за покупками в бутики. Вначале робко бродила по модным пространствам, приглядывалась, смущалась, видя роскошные вещи и астрономические цены. Потом решила примерить жемчужные бусы, стоимость которых исчислялась десятками тысяч фунтов. Бусы хорошо подошли к тону ее кожи. Анна отдала продавцу кредитную карту. Тот ушел, — с пренебрежением измерив ее взглядом, — проверить, не блефует ли она. Вернулся с подобострастной улыбкой:

— Мадам, все в порядке, — так говорили во всех самых дорогих местах Лондона.

Если бы Фарнезе вздумалось вернуться к жене, он увидел бы ее «во всеоружии». Это стало ее целью, — быть готовой встретить Паоло без упреков и ревности, достойно и спокойно. Еще она решила, что не будет ему навязываться.

Вечерами Анна учила итальянский; читала, заучивала, записывала, слушала уроки на дисках. Иногда звонила Марселе, и пыталась говорить с ней по-итальянски, Марсела говорила, что подруга неплохо продвинулась в изучении языка, не хватало только «динамичности», нужно было поработать над произношением. А так вполне себе сносно…

Крис присел на подлокотник кресла, закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено. Взглянул на Анну снисходительно. Как будто прощал ей ее невежество в отношении перспектив и возможностей «Белой Европы». Анна посмотрела на него почти без обиды, но все еще из-под полуопущенных ресниц, не доверяя его философской позе.

— Мы наращиваем не только мускульные силы для протестов, которые называют погромами. Нам нужны мозги, чтобы в случае победы, закрепиться во власти. Анна, ты можешь присоединиться к нам. Прошу тебя написать для «Белой Европы» статью, — заговорил Крис опять очень выдержанно.

— Я подумаю, — выдохнула Анна. — А пока иди…

— Аня, тебя когда-нибудь обижали арабы или негры? — спросил Крис.

— Я не помню, — ответила она раздраженно. — Послушай, не нужно настраивать меня против половины человечества…

— Ну конечно, ты теперь будешь от меня отмахиваться, — Крис порывисто встал, начиная терять свою нордическую выдержку. — Я злой нацист, а ты…

— Крис, я просила тебя уйти. У меня голова идет кругом, мне нужно подумать, — заговорила Анна нетерпеливо, — я позвоню тебе…

Оставшись одна, она почти сразу позвонила Арли, чтобы, услышав его, обрести ясность мышления и укрепить дух, ослабленный последними событиями. Вскользь упомянула Криса и «Белую Европу». Почему-то застала Шарля в больнице. У него был слабый голос, который он пытался «настроить» на обычный твердый и невозмутимый лад.