– Вся в слезах и губной помаде… Перепачканное лицо, – промурлыкала она себе под нос песенку лохматых годов.

Неожиданно послышался скрежет открывающейся двери, а следом шаги Галины Дмитриевны и Кирилла Анатольевича. Оставалось только одно – очень быстро ретироваться, чтобы не застукали. Если сейчас замдиректора заметит свою нерадивую подчиненную, скандала точно не избежать.

Машенька оглянулась: выйти из лаборатории она не успеет, да и шуму наделает, когда будет уходить – каблуки все-таки. Недолго думая, она притаилась за шкафом. Он стоял в метрах семи. Понимая, что ждать придется долго, Мария медленно опустилась на пол, обняв тощие ноги, уселась поудобнее.

«Нет, – думала девушка, прислушиваясь к шагам руководства, – я, конечно, очень хотела присутствовать при первом пуске, но я все-таки не при таких обстоятельствах».

По длинным коридорам в кромешной тьме супруги пробирались в лабораторию. Галла шла первая, Кирилл следовал за ней, практически дыша жене в затылок. Они постоянно оглядывались, пугаясь любого звука. Страшила сама мысль, что охранники или коллеги заметят, застигнут их на месте преступления. При этом ни Галле, ни Кириллу не пришла в голову простая мысль: ежедневно вначале седьмого они идут по этим самым освещенным коридорам и продолжают работу, не обращая внимания на запрет начальства пребывать в лаборатории более четырех часов кряду, ни на отсутствие пропуска и специального разрешения, подписанного Николаем Матвеевичем или его замом. Кирилл обычно смеялся на эту темы: сколько нужно этих разрешений выписать, чтобы ты не смотрела на меня с такой укоризной.

Однако сегодня, в день несанкционированного пуска, они оба знали, что совершают поступок, за который впоследствии могут быть осуждены не только коллегами и обществом, но даже всевышним. «Каким, к черту, всевышним?» – выругался про себя замдиректора. Разумеется, вслух ни Кирилл, ни Галла ничего подобного не произносили. Замдиректора считал подобные мысли проявлением ни столько слабости, сколько глупости, а Галла боялась вызвать очередную волну гнева.

Еще раз красочно представив себе все последствия этого пуска – беседа с московским руководством, запрет вести научную деятельность в течение, например, пяти лет, Галла сорвала печать, медленно отворила дверь в лабораторию. В дальнем углу горел свет, однако никого не было видно. Стояла полнейшая тишина, даже все машины оказались отключены от питания.

– Кто здесь? – испуганно крикнула Галла.

Ответа не последовало: неужели кто-то забыл выключить свет? Такого быть не могло. Когда супруги входили, дверь была опечатана, следовательно, начальник лаборатории расписался на посту о сдаче ключей и за технику безопасности. Кирилл с Галиной переглянулись, ускорили шаг. На рабочем столе замдиректора горела настольная лампа, а рядом лежала открытая тетрадь. Весь разворот был исписан мелким размашистым Машенькиным почерком. На душе отлегло: это Мария заходила, чтобы оставить записанные умозаключения о вечности души человеческой.

Кирилл фыркнул. Не задумываясь, взял тетрадь и минуты две листал страницы, всматривался в некие формулы и на два-три раза перечитывал выводы, выделенные красным карандашом. Лицо его абсолютно ничего не выражало, мысли отсутствовали. Он вникал в смысл изложенного. Конечно, ученый не исключал того, что в выводах может быть доля истины, ведь они казались весьма логичными и последовательными, но не мог даже в мыслях допустить того, что девчонка права.

– Что там? – полюбопытствовала Галла.

– Машенька со своей идеей, что переносить машина может только неодушевленные предметы, – криво усмехнулся Кирилл и вернул тетрадь на стол. – Это ты ей сказала, что сегодня машину запускаем?

– Нет. Сама догадалась… Это же вы с Николаем Матвеевичем набираете в академию лучшие умы страны, – кисло усмехнулась Галина. – Вот Кротова тому явное подтверждение… Остается только один вопрос: как она сюда проникла после того, как двери опечатали.

– У нее дубликат магнитного ключа от пожарного хода. Проходной двор, блин, а не секретная лаборатория.

За тетрадью потянулась Галла.

– Пойду перекурю…

Не дожидаясь ответа, Кирилл направился к выходу. Страх, что его кто-то заметит, пропал. Если в лабораторию кто попало может входить безнаказанно, то зачем такая охрана вообще нужна. Недолго думая, замдиректора направился на пост, куда обычно сдавались ключи. Александр Михайлович продолжал читать свою толстенную книгу.

– Здорово, Михалыч, – окликнул он охранника. Тот от неожиданности подпрыгнул.

– Ах, Кирилл Анатольевич, напугал! Все уж по домам разошлись. Сегодня страшная буря намечается. Машенька вон в слезах вся убежала домой…. Не хорошо так, Кирилл Анатольевич.

В ответ Безмерный только фыркнул, а охранник не унимался:

– Шли бы вы домой… Галина Дмитриевна всяко уже ждет вас, наверное, кексы напекла… Она как-то такие вкусные кексы приносила…

Кирилла невольно передернуло: подобные замечания из уст коллег всегда казались Кириллу издевательством. Ведь ни для кого не было секретом, что Галина Дмитриевна вышла замуж по расчету, периодически об этом жалеет и серьезно размышляет о разводе. Он прекрасно знал, что, когда Галла уезжала домой раньше него, то занималась чем угодно, но никак не ожиданием его скорейшего возвращения. Ей вообще было все равно, придет муж ночевать или нет.

Были дни, когда он приезжал и не заставал ее. Где она в те вечера была, он не знал, но предполагал, что у родителей на станции, и предпочитал никого об этом не спрашивать. Однажды, когда он в очередной раз не застал Галлы дома, поймал себя на мысли, что жена ему изменяет. В тот вечер он надрался в местном баре и долго откровенничал с какой-то девицей, а утром Галла читала книжку в гостиной, ожидая, когда они проснутся. С того дня прошло три года, а он не мог вспомнить ни имя, ни внешность той девицы, но никак не мог забыть лицо супруги, немного уставшее, но абсолютно безразличное. В такие минуты он ненавидел себя… Да и ее тоже.

В то утро Галла задала один единственный вопрос: вам тоже кофе? Но девица от кофе отказалась и быстро смылась. Несчастная была так напугана, что позабыла все на свете.

– Я покурить… – кивнул Кирилл, глазами ища ключи от лаборатории. И действительно, связка висела на месте. – Да, и домой, – добавил он через силу, ища в кармане брюк ключи от кабинета. Он протянул свою связку с объемным брелоком в виде Эйфелевой башни. Пока Михалыч расписывался о сдаче ключей и за противопожарную безопасность, ему удалось убедиться, что Никита Борисович ключи от лаборатории сдал в 17.56 и более в нее никто не ходил. Значит, у Машеньки точно дубликат.

– Ах ты ж сучка крашеная, – невольно осклабился Безмерный.

– Что, Кирилл Анатольевич? – не расслышал слова босса охранник.

– Хорошо отдежурить, говорю, – Кирилл крепко пожал жилистую руку Михалыча и вышел на улицу.

На крыльце остановился, оценил обстановку. Море бушевало, берега видно не было, ветер клонил к земле деревья и кустарники, мелкий колючий дождь бил наотмашь. Кирилл поежился: ну и погодка. Разумеется, мост закрыт, и выбраться на большую землю невозможно. «Ну и бог с ней, с этой большой землей. Нужно дело сделать, а то мы рядиться будем до бесконечности…» Он попытался закурить, но зажигался не поддавалась, а сигарета за минуту превратилась в мокрую тряпочку:

– …или все-таки на кошках… – пробормотал Кирилл. – Хватит! – Он выбросил то, что осталось от сигареты, и быстрым шагом направился к пожарному выходу, где в жизни не было охраны, камеры не работали, а ключи были только у тех, кто был посвящен в тайные разработки замдиректора, разумеется, за исключением Машеньки – мелкая, не доросла еще. Впрочем, судя по сегодняшнему дню, и у нее тоже были.

Кирилл никогда не отрицал, что незаконными разработками в академии занимаются все, кому не лень, однако реальных успехов удалось добиться только ему. Иногда Безмерный размышлял: а является ли он на самом деле лучшим в академии, стране или в мире. Конечно, последний вариант ему нравился больше всего. Как-то в разговоре супруга спросила, что он планирует делать, когда докажет всей планете, что он – выдающийся ученый своего времени.