– А знаешь… Я всегда мечтала о хрустальном шаре, – рассказывала как-то она ему. – Но не о таком, конечно, как у нас. Некоторые чудные, говорят, берут целые дома или уголок леса и помещают его в абсолютно пустой и чистый хрустальный шар, в котором потом пускают дождь, или метель, или просто блёстки…

Но всё же ещё интересно, что мы познакомились именно благодаря этой дурацкой штуке! Эх…

И через какое-то время Эредин подарил ей тот самый шар, какой она хотела, но в ответ она ничего не смогла ему дать кроме благодарности.

Пожалуй, самое приятное в зародившейся дружбе, особенно с противоположным полом, – это купание в чужой любви, в любви твоего собеседника. Пока ты даже не знаешь, что нравишься ему или ей, ты уже чувствуешь себя с человеком так свободно, так защищённо, будто, наверное, вы знакомы уже давно и действительно понимаете друг друга, словно на уровне химии и души. Вы связаны, вы точно знаете, что имеете общие цели, желания или и то, и другое, – на двоих, и это сближает вас, даёт точное сознание того, что этот человек хочет находиться рядом с тобой, потому что вам обоим просто приятно проводить друг с другом время. Однако проходят дни, и кто-то из вас изъявляет желание двигаться дальше. Но куда это дальше? К чему оно ведёт? Ведь всё и так было хорошо. К чему этот шепчущий горячий ветер перемен над ухом? И в этом вы начинаете расходиться, и никто из вас в итоге не получает желаемого, а ведь самым лучшим другом мог быть бы именно он, стоять у тебя в кухне без твоего спроса, танцевать задом и сжигать твои продукты в искренней попытке, наверное, сделать тебе завтрак, или наоборот. Вы вдвоём могли бы находить утешение друг в друге, однако, что с вами стало? Любовь? Любовь-разлучница? Не только ведь такой тип отношений возможен между мужчиной и женщиной!.. Так почему в итоге именно романтическая любовь побеждает дружескую и портит всё?

Вероятно, то же должно было случиться и с Эритасей, и самой девушке, по правде, хотелось понравиться ему, Эредину, но, может, как и любому парню, но это желание не было вызвано любовью или чем-то схожим; Тася любила внимание, в тайне хотела попробовать много чего, в том числе и испытать своего друга, который бахвалился своей устойчивостью ко всему и хладомыслием. Её бы обидело, если бы Эредин нашёл себе девушку, от которой не потерял бы голову: по её мнению, любые подобные отношения должны иметь в себе сильные и искренние чувства с эмоциями, способные даже победить здравомыслие, чего никогда вроде как не делал Эредин. Этот парень должен почувствовать это! К тому же, страсть всегда заканчивается, другое дело сторге. Если Эредин почувствует страсть с другой, это может также и разделить его с Тасей, поскольку он отдастся той любви полностью.

На самом деле её терзали сомнения. Если друг Таси и испытает, наконец, это, то всё равно с другой женщиной, с настоящей любовью, а не с ней самой, однако увидеть это лично, первой, ощутить на себе изменившийся взгляд девушка хотела бы, но дождаться этого она так и не могла, даже несмотря на то, что Тася всегда была рядом. Она не знала, нравилась ли ему, как плохо с ним поступала, когда в ней просыпались вот такие детские и плохо обдуманные желания.

Но всему должен был прийти конец. Тася угомонилась, когда они оба отправились в это путешествие в немыслимом поиске вряд ли существующих денег. Она назвала это «Кампанией Таси против сухопутных ведьм», и смысл этого странствия заключался в том, чтобы отправиться как можно дальше от родного моря, как можно ближе к столице и найти как можно больше ведьм…

– …и провести расследование, – закончила она.

Конечно, человек-идея не может собрать всё и всех воедино в цельном и готовом паззле, вспышка и взрыв сами по себе не создают планеты и жизнь на них, но без этого бы не происходило всё дальнейшее, это как импульсы, проходящие через дуги и синапсы, отдавая приказ действовать. То есть Тася ничего не подготовила для своего скорого путешествия, однако всё ещё была уверенна в его необходимости и необходимости срочности такого события. Однако у неё был хороший друг, руки которого были сильны в этом деле, и они сковали непоколебимую решимость, разбивающую недостатки и нехватку информации и ресурсов. Эредин уже имел при себе деньги, а его подруга имела характер, не имеющий потребности в регулярных пинках для Эредина, чтобы он не бросал начатое. Осталось только составить какой-никакой маршрут и подумать над разрешениями и документами…

Любая таможня интересуется твоим рождением, не взялся ли ты из неоткуда, например, как Тася.

– Ну же! Включи своё женское обаяние!

– Но у меня его нету-у! – проскулила Тася, прячась от злого таможника за рукавом Эредина.

– Ещё как есть. Ладно, он пока занят другими, я тоже отойду, мне надо кое-что взять.

– Не-ет, подожди! Не оставляй меня здесь! Как это «кое-что взять»? Что ты хочешь купить?

– А вот это секрет-секрет, мда-а, – проговорил он, сделав голос тоньше и покачав немного бёдрами.

На самом деле, безусловно, в нём не было ничего женского: сильные сухие руки, длинные ноги, рыжевато-медная щетина и форма мускулатуры, – всё это, в принципе, давало ему разрешение иногда похлопать своими рыжими ресницами. Но вот он ушёл, повернувшись своей широкой спиной и всё же оставив Тасю одну.

прочитала Тася на корешке книжки со сказками.

– Это мне когда-то дал моему брату мой отец.

– Брату?.. Я думала, ты единственный ребёнок в семье.

– Да, но раньше у меня всё-таки были братья и сестра… Но мы почти не общались и вообще жили отдельно. Я был самым любимым сыном и поэтому меня отдали на воспитание моей бабушке…

– Что, прям так? А почему? Как они могли? А остальных детей они оставили? Почему именно с тобой они…

– Да я вообще-то не жалуюсь, – перебил её Эредин. – Я зато один вырос нормальным. На самом деле у нас были, как я понимал, проблемы с деньгами, мы даже не могли платить по счетам, а для бабушки я и правда был самым любимым внуком, потому что я один ей помогал, и она забрала меня. Родители даже хотели и остальных на бабушку повесить, угрожали ей судом, но она сказала, что она им ничего не обязана, что детей они для себя рожали и меня она единственного готова взять. Она потом оборвала с отцом всякие связи, и больше я ни с кем из них не общался. …Но, насколько знаю, никто из них сейчас не остался в живых. Я имею в виду, из братьев и сестёр – насчёт родителей не знаю.

Тася после кратко парализующей паузы, будто отведя самой себе время на понимание, спросила:

– Как так? Почему? Неужто все?

– Неужто все что?

– Погибли…

– Да, но, как я уже сказал, я ни с кем из них не общался, да и все они меня по-своему недолюбливали, – понятно по каким причинам, – так что я по ним не горюю. Да и с ними не случилось ничего сверхъестественного: старший брат стал наркоманом, у него, по-моему, заражение крови вышло, двое младших братьев-близнецов сами ввязались с кем-то куда-то в какое-то преступное дело, а затем они же и преследовали эту жизнь, даже после того, как встали на учёт за хулиганство и мелкое воровство, и за это их кто-то из своих кикнул, самая маленькая сестра умерла от болезни. Всё. Что? Не-ет, никто их не заставлял. Нет, я… Я знаю, что говорить так нехорошо, но я это и не говорю всем подряд, а с братьями и сёстрами я даже вместе не рос. Я даже ни на кого из них не был похож, только на маму, поэтому, всё, что я помню об отце, это что он тряпка, которая нарожала детей, ничего им не дала, ничему не научила, зато избивала мою мать. Я считаю, что настоящий мужчина должен уметь держать, если уж не всё, то хотя бы себя в руках. А бить беспомощную женщину, какой бы она ни была – низший поступок.

– Поня-ятно, – почти пробубнила Тася, словно погружаясь в свои мысли. Мягкие подушечки её пальцев прошелестели страничками книги, пока заторможенный взгляд следил за ними и убегающими за закрывающиеся врата к ним словам, и закрыли её.