В своей последней школе я имела счастье подружиться с одной девушкой и её комплексами по поводу прекрасной внешности: она была всегда очень тонкой и миниатюрной, но с красивой сформировавшейся грудью, которой обычно нисколько не было видно, поскольку та пряталась под одеждой, что всегда была моей однокласснице велика. У неё были чёрные восхитительные крепкие волосы, каким позавидуют многие, длинные ресницы и довольно смуглая кожа – а я, признаться, люблю такую кожу (с точки зрения эстетики, естественно). Мне и до сих пор хочется находиться с таким социально-активным и открытым человеком как она, но то, что она однажды сказала, не даёт мне возможности вернуть наши отношения. Да и может, она сама того не хочет. По правде говоря, я была тогда виновата сама: я видела и знала, как та девушка относится ко взрослым, к мнению и вездесущей оценке родственников и, в частности, родителей, но всё равно наивно затеяла один повседневный разговор, который окончился импульсивным полу внезапным ответом моей одноклассницы мне и нашей ссорой. Я знала, что она так может отреагировать, и всё же подала неправильно ту свою мысль, которую не надо было подавать вовсе. Я считаю, здесь имел место тот самый фактор, что называется «человеческий», который часто не берут во внимание мужчины, из-за чего считающие женскую логику бессмысленной, иррациональной и недоступной пониманию. Как было со вторым моим потерянным навсегда другом. Тот решил в один ужасный для меня день, что я стала странной.
Это разбило мне сердце. Вероятно, я сделала то, что она так не любил: эмоционально привязалась к нему, потому что больше никто так не относился ко мне. Мне всегда трудно находить реальных и постоянных друзей, а особенно интересных собеседников, что сочетал в себе тот мальчик. Мне нравилась его рациональность, которую, похоже, он ждал и от меня, но той во мне ещё меньше, чем умения лгать, его бесстыдность и то, что он говорил всегда: «Ты можешь спрашивать всё» (я могла чуть-чуть переиначить, но смысл остался прежним). Вероятно, можно было конечного исхода и избежать, но есть ли смысл бороться, если человек в тебе разочаровался? Если раньше он считал тебя «классным», а потом уже нет? Если к тебе был потерян интерес, если ты стал тем, на кого раньше друг жаловался тебе.
Меня эти события необычайно сильно кольнули в душу и вызвали во мне большие переживания, из-за которых, наверное, я охладела в своих ещё, к счастью, существующих отношениях. Моего молодого человека не было рядом, чтобы меня поддержать, и я чувствовала себя покинутой, никем не понимаемой… Той, с кем никто не хочет и не может дружить, и никакая периодичная романтика меня не спасала от этих мыслей. Я и отношения свои почти испортила, и не знаю до конца, с чем это связано: с поступлением или с тем, что я «пришла в два часа ночи, а не как обычно днём», и все решили, будто я другая. Я загонялась так же, как бывало раньше, срывалась с той же силой, с какой бывало раньше, но чего не видели они.
Очень жаль, что так получилось.
Тася
Тася действительно не знала, чего она хотела: иногда она очень хотела пойти на работу и накопить денег на свой приют для животных, иногда – продолжить учиться, чтобы потом добиться чего-то более высокого (но чего?), что пока и делала, когда, окончив скромную школу для квадратных людей в своём маленьком городе, порой мечтала стать живописным убийцей и читала книги, чтобы отточить для этого свой ум, но одно и тоже быстро надоедало, бывало, причём часто, что Тася уходила мечтами в толпу поклонников или на тусовку в её честь, на которой даже девушки будут следовать хвостиком за ней, что будет статусом и признаком вожделения и общего одобрения – слава, но и не только такая она была желаемой для Таси. Что-то сделать важное для людей, то самое «а кто если не я это сделает?», которое повлечёт за собой именно исполнение самой важной мечты – все люди будут помнить её. В них останется тот след, в котором после смерти Тася будет жить вечно. Но сейчас она маленькая ленивая девочка, которая хочет всего и сразу и не знает с чего начать, как и положено, впрочем, молодому человеку, нереалистично оценивающему свои возможности и перспективы. Она надеется на то, что кто-то изменит её судьбу, что появится что-то такое, после чего у неё не будет сожалений, из-за которых она бы оставила свою маленькую семью, или школу, или город, ничто не заставит её идти по тому пути, который уготован для всех – только не она, у неё в жизни особенная цель.
Но, может, если так много разных ролей ей нравится, значит ли это, что Тасе стоит быть писателем, который будет писать обо всех этих историях? Или режиссёром? Режиссирование даже представить сложно, особенно в этой стране, а как же писательство? Нет, такая глупая и неначитанная девочка не может стать писателем, особенно в мире, где не терпят творцов и чудесных людей. Но кем же тогда? Любителем приключений? Говорят, что некоторые путешествуют для заработка… но как? Неужто они находят что-то такое ценное? А как они потом это продают? Это же не игра какая-нибудь… Таких много было раньше, ещё даже до рождения Таси, когда люди не верили сами себе и не умели думать так, чтобы получать желаемое, тогда люди служили больше действию и чистой науке. Сейчас мысли мешают передачам через радиоволны, да и после Конца Света человечество утратило множество ранее созданных технологий. Прогресс откатился, но зато третьим миром сейчас считают магов и колдунов, хотя, по мнению Таси, они единственные, на кого должна быть сейчас вся надежда, потому что своей магией они могут вернуть потерянные знания, воссоздать разрушившиеся конструкции, может, даже изменить климат, при котором сейчас становится всё жарче и жарче, при котором сгорают все надежды и одежды, обнажая важных сливочных девиц в ведьм, подобно крему Маргариты.
Вспоминая тему о книгах, должно быть сказано и то, что всё полезное осталось на страницах, пусть те и периодически сжигаются за ненадобностью, ведь люди стали избавляться от старого и необходимого, сложенного тысячелетиями и столетиями, опытами и знаниями, будто ланцетники, коим ненужной сталась хорда.
Брат Эредин
В Дыре.
– Если ты спрашиваешь о том, куда тебе лучше первым делом податься, чтобы начать странствовать, то скажу тебе, что главное не в Руины. Они называются так, а на самом деле жару тебе дадут. Они как бывшие расисты и радикальные феминистки, только хуже. Сама выбирай смысл, в каком хочешь это понять. Они не любят нас, они же воруют у нас энергию по трубам, хах, и пользуются магией наших чудных в «тайне», пока у нас их чморят.
– Но как? Почему тогда наши не задают им жару? Все знают, что одна страна ворует у другой, и все с этим мирятся? И одна другой подстилает страстную постельку?
– Конечно! Руины победили когда-то в войне, получив поддержку от больших стран пустынь, теперь они всё себе позволяют. На Государстве Россов ещё долго будет позор той войны, хотя время сейчас мирное. Те, как говорят старики, убили в нас всё то светлое и чистое, что отличало нас и что у нас было. Да, убили изнутри даже, а не снаружи. Да и Руины сейчас поднялись, говорят: у них чудная в парламент попала как представитель Южных Руин. Но это, наверно, бред, нигде никогда людей с причудами не чествуют, даже у воров, а политики так вообще делают вид, что их нет. Ну, а ещё: кто будет жаловаться на то, что россы почти даром сами отдали своих чудесных?
– Они будто рабы… Как эльфы в сказках.
Тася задумчиво опустила голову, чтобы взгляд её друга, Эредина, не отвлекал её:
– Понятно…
На самом деле её друг имел магии немного, именно поэтому он радовал её вечно скучающее лицо своими естественными красными волосами, которые остальные люди получали только с помощью краски. Сама Тася постоянно заплетала свои недлинные жиденькие и рыжеющие на постоянном солнце волосики в косички или завивала, потому что хотела себе кучеряшки. Так они даже были немного похожи на брата с сестрой: высокий якобы крашеный парень и маленькая ржавая девочка, что ходит за ним попятам. Пожалуй, это и есть исключение во фразе «у неё не было друзей». Сама Тася считает, что им просто иногда приятно поговорить друг с другом о чём-то, о чём другие люди не любят даже упоминать. «Послушай, а «Эритася» звучит весьма эротично, не считаешь?» – сказала она однажды, и это как всегда почему-то для них было забавно, пусть и не несло никакого смысла.