Истираль откровенно не понимал, зачем она это делала для обычного темного эльфа, не обладающего сильным даром и даже не являющегося опытным воином. Впрочем, опытного воина гномы бы просто задавили числом и зарубили еще на границе. А этого… фактически мальчишку просто поймали, как дети ловят на улице котят и щенят, сугубо из любопытства и от скуки.
— Чем тебе так глянулся этот темный? — на выходе спросил Торигейд, когда стражи взялись расковывать неустанно бормочущего благодарности дроу.
— Не люблю убийства ради убийств, — пожала плечами Ронина. — И вообще всю эту ерунду с верой темных эльфов не люблю. Он еще молодой, намного моложе Истираля, его можно обучить и перевоспитать. К тому же… что-то в нем есть такое… — она покрутила запястьем, пытаясь сформулировать мысль, — …важное. Нельзя его пока убивать. Быть может, он в будущем где-то сыграет свою роль.
— Тебе просто понравилось, что он стоял перед тобой на коленях, — фыркнул Истираль, ощущая уколы ревности. Стоит гномам только избить этого темного, и он окажется у них дома. И конечно же, Ронина не отдаст его обратно. И тогда им придется как-то выживать втроем.
— Что бы ты знал, для темных это обычная практика, — вздохнула магичка, радуясь тому, что они наконец-то идут на выход и можно будет избавиться от гнетущего чувства, которое возникло у нее в казематах. Все же там умерло слишком много живых существ. — Так что для него встать на колени, что тебе молоть языком. А вот про тьму изначальную мне интересно. Такого мне еще никто не говорил.
— Вообще-то дроу сами по себе темные, какая еще им тьма нужна? — заворчал Торигейд, когда они вышли из тюремных коридоров и стали возвращаться в сторону жилых городских улиц.
— Понятия не имею, — отмахнулась Ронина, поблагодарила гнома и открыла портал домой. Что-то эта странная встреча с пленником ее изрядно утомила. Да и незавершенный ритуал требовал довести его до конца. С помощью взятой крови следовало привязать слепок ауры эльфа к башне, чтобы его не размазало во время спонтанного перемещения. А еще нужно было посадить зерно на той принесенной почве. Так что работы хватало.
Но заняться делом сразу после выхода из портала не дал Истираль, затормозив хозяйку рукой.
— Зачем ты это сделала? — спросил эльф, сверкнув глазами.
— Что? Спасла жизнь темному? — ухмыльнулась магичка. — Быть может, потому, что он темный?
— Ты даже имени его не знаешь! — выкрикнул эльф, глядя на Ронину с укором и затаенной болью в глазах.
— И что? Это не делает его плохим. Когда захочет, тогда и назовется, а нет, так придумает себе какое угодно имя или гномы сами назовут. Не будут же его звать Эй Ты Иди Сюда, в самом деле, — Ронина повернулась и поставила плошку с кровью на стол. А после взмахнула руками, делая видимыми защитные плетения башни.
— Это не честно. Он не сделал тебе ничего хорошего! — заявил Истираль, глядя на ее колдовство, но помешать не решился. В духе Ронины было и правда заткнуть его на сотню лет. А жить немым как-то не хотелось.
— Но и ничего плохого, — парировала магичка, возясь с защитой. — Послушай, ты так говоришь, как будто бы я этого эльфа притащила в дом и заменила им тебя. Он остался у гномов, и если никто из них не станет дурить, то проживет там долгие годы, если не столетия. Темные эльфы теоретически должны жить не меньше светлых, просто мрут чаще.
— Я просто… — Истираль махнул рукой, уже понимая, что спорить бесполезно. Ронина была хозяйкой, а он всего лишь покорной игрушкой.
Но и в самом деле, что на него нашло? Приревновал к какому-то битому темному, фактически мальчишке, сбежавшему из дому. И все только потому, что Ронина не велела притащить его в башню и разложить на операционном столе. Она отнеслась к дроу по-человечески… в отличие от всех остальных. И именно это вполне нормальное отношение его и покоробило. Впрочем, отказ надеть на пленника ошейник и сделать его вторым рабом почему-то Истираля радовал, хотя раб был бы надежнее, чем просто руна подчинения на лбу. Руна будет периодически жечься, но в этом случае кожу можно легко срезать и подождать, пока отрастет новая. Ошейник же снять невозможно.
— Ты просто ревнуешь, хотя это глупо, — вздохнула Ронина. — А потому, чтобы тебе в голову не лезли глупости, будь добр, займись зерном. Подготовь почву на улице, старые треснутые банки наполни на две трети землей и замочи зерно. Завтра оно разбухнет, и мы посадим его в банки, которые оставим здесь и на улице, чтобы проверить, будут ли мутировать колосья.
— А ты? — вполголоса спросил он, глядя на магичку с толикой обиды.
— А я закончу здесь и присоединюсь к тебе, — слабо улыбнулась Ронина. — Не переживай, если так загоняться из-за каждого темного, то у тебя нервов не хватит.
Истираль в ответ буркнул что-то непечатное, взятое из лексикона хозяйки, и пошел выполнять приказы.
========== Глава 28 ==========
Присматривать за посаженным зерном было интересно. Ронина строго-настрого запретила как-либо воздействовать на растения магией, заставив взамен следить за естественным ходом событий и отмечать любые изменения. Истираль записывал все в выделенный магичкой дневник, а на деле просто тетрадь, сшитую из множества желтых листов. Он утром и вечером выходил наружу и отмечал изменения.
Первые ростки проклюнулись на четвертый день после посадки. Истираль не знал, нормально ли это или нет, поскольку именно зерновыми никогда не интересовался. Он с ужасом понял, что практически ничего не знает об окружающем мире, кроме тех крупиц знаний и урезанных точек зрения, которые ему внушали окружающие. Его воспитывали как воина, но так и не привили жажду крови. Даже при виде ненавистного темного он не испытывал желания вцепиться ему в глотку, скорее чувствовал одновременно ревность и сострадание. Еще неизвестно, кому из них повезло больше — ему или дроу, запертому навеки в подземельях гномов, которые его будут ненавидеть так же, как и всех остальных эльфов.
Кроме роста зерна Истираль отметил и еще одно необычное явление в лесу осенью — на ближайших к башне деревьях, обгорелых и покалеченных, выросли тонкие зеленые веточки. На некоторых из них уже набухали свежие зеленые почки, обещая через день-два явить миру яркие зеленые листья. Это было до того странно, что эльф сделал пометку в своем дневнике. Причем он никак не влиял на деревья напрямую, хотя у него руки чесались выпрямить корявые стволы и убрать колючки. Но со взрослыми деревьями он ничего поделать не мог. Зато баловался молодой порослью за пределами башни, заставляя ее тянуться вверх к солнцу, расти ровно и красиво.
Ронина смотрела на эти забавы сквозь пальцы, лишь периодически интересуясь, как успехи. Она не верила, что один слабоватый в магии эльф способен изменить весь заколдованный лес, а потому позволяла забавляться растительностью сколько угодно. Конечно, Истираль никогда не стал бы Говорящим с деревьями и никогда не смог бы после смерти превратиться в духа леса, как некоторые старые эльфы, но от него этого и не требовалось. Его магии хватало на мелкие ростки и цветы, на плодовые кусты за башней, оказавшиеся дикой и ужасно измененной ежевикой, от которой осталось одно название. Впрочем, при должном старании и достаточном количестве времени можно было и ежевику сделать съедобной не только для птиц и насекомых. Но пока о столь громких результатах оставалось лишь мечтать.
А еще Истираля мучило то, что погода не менялась. Нет, дожди над лесом шли регулярно, будто по какому-то природному графику, вот только обещанная осень так и не наступала. За лесом уже наверняка вовсю праздновали осень, собрав урожай, устраивали ярмарки в крупных и средних городах, справляли свадьбы и устраивали помолвки на следующий год, стараясь успеть до зимы, а здесь… было все так же тихо, сумрачно и тепло. Эльф спокойно ходил в обычной рубашке и простых штанах, не ощущая никакого холода и не замечая перемен. Казалось, будто над лесом застыл вечный конец лета, когда днем тепло и даже жарко, ночью чуть попрохладнее, а утром порой бывает туман. Никаких тебе холодов, ничего такого, что означало приближение зимы.
