Тем не менее, в конце августа Алексис поднял всю имеющуюся у него документацию по планам их совместных с напарником проектов, к которым Даниел имел прежде самое что ни есть прямое отношение, черновики и наброски, к которым имел доступ сам, из проекта «2 в 1» и отправился к наставнику Ронану Байну, курирующему исследования в этой области. Небезызвестный в управлении Академии проект «2 в 1» был направлен на воспитание идентичных внешне монозиготных близнецов внедренными в качестве одного человека, что позволяло планировать и фактически разыгрывать непредсказуемые для непосвященного человека, получать дополнительные данные и сведения о поведении людей и еще много чего прочего, во что Алексису в общему-то соваться официально разрешено не было. Кое-что от Даниела он всё же знал: по минимуму, но всё же больше, чем ничего, и эта тема даже интересовала его, хотя времени копнуть чуть глубже у молодого Мастера никогда не хватало.

- …наставник Байн, у нас с предыдущим напарником была идея проекта, которую мы не успели воплотить, а мой новый напарник, боюсь, еще не очень готов браться за это. – Ронан Байн, сухой и поджарый мужчина средних лет, обратил на вошедшего молодого человека короткий, но суровый взгляд бледно-голубых глаз, едва заметно оторвавшись от экрана компьютера. Следуя каждой букве Устава, Алексис держался в меру холодно и почтительно, ясно давая понять, что знает себе цену, но покорно подчиняется каждому, кто по званию стоит хоть на полступени выше него, не называл ликвидированного по имени и не выказывал ни малейшей заинтересованности в происходящем. - Поэтому я решил обратиться к Вам, как лицу, имеющему достаточно полномочий помочь мне или отказать, не нарушая тем самым установленной субординации.

- Я Вас слушаю, Мастер Брант, однако после сказанного Вами сейчас у меня найдется уже как минимум один встречный вопрос. Рассказывайте.

- Мой предыдущий напарник специализировался на близнецах - так вот, в моей группе есть братья, разнояйцовые близнецы, наблюдая которых первую пару учебных недель, мы пришли к идее просить о разрешении разделить их. Вы, наверное, знаете, он делал большие успехи в проекте “2 в 1”… Так вот, на нынешнем этапе необходимо начать углубленное тестирование их личностей: в “2 в 1” они вряд ли пройдут ввиду не абсолютно идентичной внешности, но их способности сильно рознятся, и физические, и ментальные…

- Я Вас понял, Мастер Брант, только ответьте мне на два вопроса: во-первых, из каких действий Вы сделали вывод, что Ваш нынешний напарник “еще не очень готов браться за это”, а во-вторых, на каких основаниях Вы позволяете себе вмешиваться в дела Вашего предыдущего напарника и проект, который не имеет к Вашей работе никакого отношения?

- Касательно первого вопроса, наставник, я неправильно выразился, позвольте пояснить: Виктор Берген не принимал участия в обсуждении данного вопроса, и имеет крайне косвенное отношение к проекту в целом, отчего мне видится равно невозможным как взваливать исследование на плечи занятому и недостаточно компетентному Мастеру, так и полностью отказываться от проекта, уже одобренного Советом Академии, коим я сам так же не могу заниматься единолично в силу собственной неосведомленности в вопросах исследования близнецов. Касательно второго вопроса, наставник, проект, как я уже сказал, был одобрен Советом, из чего я делаю вывод, что Империя желает видеть его результат. Более того, я являюсь Первым Мастером четвертой группы первого курса, где учатся братья Драй, о которых идет речь, и я готов предоставить их руководителям проекта для ведения исследований, о которых писал мой предыдущий напарник.

- Хорошо, - кивнул наставник, очевидно, удовлетворенный данными ему ответами, - я вижу, Вы принесли черновые работы? Оставьте их здесь, - он указал на единственный свободный угол своего рабочего стола, - соглашаясь тем самым, что более не имеете к ним свободного доступа. Ежели в Вашем распоряжении имеются электронные копии, Мастер Брант, пусть у меня они сегодня так же появится. Они и подтверждение отсутствия материалов на ваших персональных компьютерах. Обо всем дальнейшем Вас уведомят по мере необходимости. Свободны, храни Империя грядущую встречу.

- Храни Империя грядущую встречу. - Эхом отозвался Алексис, покинув кабинет.

Безупречно.

Алексис с неприятным для себя удивлением осознал внезапно, что чувство это, бывшее доселе не только привычным, но и само собою разумеющимся, сейчас вызывает у него чуть ли не самодовольство и гордость, и это заставило какую-то струну внутри него дрогнуть. Кажется, все двадцать лет именно эта безупречность и была одним из основных столпов, на которых стояла так крепко вся его, Мастера, жизнь, а теперь, как первоклассник, он вдруг снова гордится ею перед собой? Безупречность столь привычная и естественная, что никогда не осознавалась особым качеством, неотделимо была частью него самого, безупречность, бывшая достигнутой целью, сопровождавшей каждый его шаг столько лет… Сколько же глупостей и промахов нужно было совершить в прошедшую пару месяцев, чтобы упасть так далеко назад?..

Да плевать.

Да уж, легче от этой мысли точно не стало. Но сердце Алексиса сжалось так некстати от какого-то щемящего восторга, он больно прикусил изнутри и без того уже истерзанную губу и, расправив плечи, отправился на занятие.

Наверное, никогда прежде в своей жизни Мастер не чувствовал такого разлада внутри, такого несогласия с самим собой и такого экстаза, впервые за двадцать лет не думая о том, что будет после того безумного порыва запрещенного законом живого сердца – и это было сложно. Сложно было оставаться сухим и холодным, сгорая изнутри, сложно было быть непредвзятым, когда он опять писал тесты через пень-колоду, сложно было читать уставные лекции, когда мир летел вверх тормашками… И совершенно удивительным было то, какое необъяснимое спокойствие внезапно окутывало все его, Алексиса, существо, когда этот мальчишка просто был рядом, когда он просто смотрел на него и говорил с ним – вот так, в маленькой аудитории с бледно-желтыми стенами, среди прочих мальчишек-первокурсников, отвечал выученные уроки, ошибался, исправлялся, был таким по-человечески настоящим… И Алексис справлялся. С головной болью и преподавательскими совещаниями, с собственной усталостью – моральной, ведь физическая, ломившая все тело после регулярных тренировок, помогала лишь ненадолго перекрыть первую, - с раздиравшими изнутри противоречиями… Покуда у него была возможность видеть лихорадочный блеск в серо-зеленых глазах, смотрящих на него со второй парты, Алексис справлялся со всем на свете. Это было по-своему легко и по-своему тяжело, и молодой человек не мог объяснить собственного состояния, не вписывающего ни в какие из определений, когда-либо прочитанных им в учебных книгах. Потому что все учебные книги до одной можно было просто взять и стереть из всех программ и вообще из жизни человеческой, ибо она всё больше и больше, всё явственнее оказывалась для Мастера чем-то совсем иным, не похожим ни на один параграф, описывающий существование достойного гражданина Святой Империи.

И никогда прежде Алексис не знал, что прятать под маской безразличия рвущееся наружу сияющее счастье, оказывается, куда сложнее, нежели все злость, страх и боль вместе взятые.

Солнечный и головокружительный, август закончился. Пришла осень.

========== Глава 23 Прилежание ==========

Август вышел какой-то суетный и быстротечный: Лада работала, знакомилась с родителями Карла, да и с самим Карлом по большому счету, ведь она его почти не помнила с тех немногочисленных встреч в детстве, когда вечерами они, пятилетние, висели вверх тормашками на лесенке во дворе дома. По сравнению с тем мальчишкой, чей смутный образ отпечатался в памяти Лады, Карл оказался теперь совсем взрослым мужчиной выше ее отца ростом, темноволосым и весьма непримечательным внешне. Жили они, хвала Империи, в том же одиннадцатом квартале, что и семья Карн, только не доезжая несколько улиц до десятого, что на деле оказалось дальше, чем девушке всегда думалось. Ладе за ее не очень долгою жизнь по Среднему Сектору путешествовать доводилось не так-то много, как, наверное, хотелось бы, хотя едва ли она часто задумывалась об этом: кроме родного одиннадцатого квартала девушка бывала еще в двенадцатом, десятом и девятом – мимоходом, едва ли считается. Отца тогда какие-то знакомые с предпредыдущей работы попросили съездить к их родне с обследованием, ребенок подцепил какую-то заразу, пытаясь вылечить подобранного на улице раненого голубя. Ему, разумеется, здорово потом влетело от родителей за такие глупости, но восьмилетняя Лада о том особенно не задумывалась – для нее непростой задачкой было всеми правдами и неправдами уговорить отца взять её с собой в это, как ей казалось тогда, почти что кругосветное путешествие. Только по итогу вышло, что почти ничего, кроме одинаковых, полутемных улиц, залитых светом фонарей, девочка из окна рабочей отцовской машины так и не увидела, а девятый квартал произвел на нее впечатление ничем не отличающегося ни от десятого, ни от одиннадцатого. А в двенадцатом Лада бывала три-четыре года назад почти регулярно: Ина, несмотря на работу врачей в Центре Зачатия, оказалась не вполне здоровой, с жуткой аллергией на всё, что только можно и нельзя представить, а за препаратами, необходимыми для постепенного приведения в норму её физического состояния, семью Карн направили в двенадцатый квартал за неимением их в одиннадцатом. Мама тогда была сильно занята с малышкой постоянными процедурами, вот школьнице Ладе и приходилось путешествовать, по два часа трясясь в автобусе в пробке на переезде второго уровня. Девчонка тогда позволяла себе время от времени чуточку задерживаться, глазея в магазинах на то, чего в их квартале отродясь не появлялось, хотя денег всё равно никогда не было достаточно – так соседний квартал и остался для нее чем-то немного загадочным, а воображение не раз рисовало ей удивительные и невозможные диковинки, которые, должно быть, доступны людям в пятнадцатом или шестнадцатом кварталах. Страшно, правда, даже и представить, сколько часов тащиться туда в душном автобусе…