Кая картинно закатила глаза и направилась к нему, увлекая за собой и Ладу, когда внимание Ии, на миг замешкавшейся, привлекло сверкнувшее из-за машины золото длинных волос, неизменно собранных в пышную косу.
- Рона! Рона, постой, - девочка чуть сбавила шаг, услышав оклик, и та тотчас нагнала её, - не знаешь, сегодня где-нибудь можно Эми найти?
- Её не будет сегодня. - Качнула золотоволосой головой та. Новенькая, Миа, полная, темноволосая девочка лет пятнадцати, к неописуемому облегчению Ии направилась помогать ребятам с семенами, едва только Рона остановилась на этот разговор. - А что?
- Да нет… - задумчиво произнесла Ия, потом вдруг воспрянула. Была – не была. - Скажи, может, ты знаешь, когда у нас камеры-то монтировать начнут? А то уже вроде февраль, а от них ни слуху, ни духу, странно. Мы вот сейчас всё наконец помоем-уберем, разложим, а из-за них всё равно придется все опять переставлять и перемывать…
- Ууу… - Только и качнула головой школьница. - В это меня тоже никто не посвящает. Когда придут, тогда и придут… - потом вдруг чуть сощурилась и спешно зашептала. - Ия, я слышала, есть все основания полагать, что они уже это делают. По ночам, пока никого нет. А когда с официальным визитом заявятся, тут уж никто не знает. Им же весь парк обставить – это сколько часов работы? Они не успеют ничего, если еще не начали. Не думаю, кстати, что Эми больше моего знает. – Добавила она еще тише, а вся та многозначительность, с которой Рона смотрела на Ию, девушке отчего-то ужасно не понравилась.
- Вот как? – Придать напряженному голосу спокойное безразличие оказалось не так-то просто. - Ладно. Спасибо…
***
I tried so hard
And got so far
But in the end
It doesn’t even matter
I had to fall
To lose it all
But in the end
It doesn’t even matter*
[*Англ. «Я так старался и так многого достиг,
Но в итоге всё это не имеет никакого значения
Я упал, потеряв всё, что имею,
Но в итоге всё это не имеет никакого значения»
Из песни группы Linkin Park – «In the end»]
После той короткой, неловкой встречи в парке, с Паном они не общались еще долгое время. У Алексиса от нее, этой встречи, осталось смешанное чувство, хотя многое ли сейчас оставляло его спокойным и безразличным? Ощущение того, что что-то происходит за его спиной, постепенно ослабло, однако молчаливое напряжение, сходное с тем, что витало в Академии в начале октября, по-прежнему неизбежно висело в воздухе.
Зима, мрачная и слякотная в этом году, очевидно измотала всех – и мастеров, и кадетов, и небо, такое же мрачное, как и их лица, тёмное и бессолнечное, тяжёлой подушкой давило словно бы всё сильнее с каждым днём. Учёба шла своим чередом. Алексис смотрел на четверых своих подопечных и всё больше убеждался, что именно в таком составе они пойдут дальше и дойдут до конца – если, конечно, дойдут. Не то дело было в этой невыносимой февральской усталости, не то еще в чём, но впервые за прошедшие полгода в четвертой группе царило спокойствие – не такое, быть может, как обычно имеет место у старшекурсников, но всё же спокойствие, словно каждый нашел своё место в этом маленьком коллективе, перестав, наконец, использовать все возможные и невозможные средства, чтобы показать себя «во всей красе» - вернее сказать, не себя, а свою привычную маску.
Объявлять в классе об упомянутом Пану задании молодой человек пока не стал, сочтя необходимым ввести в курс намечающихся дел своего напарника, о чем, впрочем, тотчас же пожалел – Виктор оказался категорически против, а его появившаяся невесть откуда резкость лишь усугубила положение дел.
- Я, конечно, понимаю, - отозвался он, скрестив на груди худые руки и глядя прямо в лицо курившему в открытую форточку напарнику, - что моё слово ничего в итоге не решит, но всё же надеюсь, что Вы к нему прислушаетесь. Мне кажется, Вы перегибаете, Брант. Ясно, что хочется всего и сразу, но им еще рано этим заниматься – особенно когда у них на глазах и без того за шесть месяцев убрали троих человек. Вы требуете от них невозможного, а главное, чего ради? Брант, ни один мастер во всей Академии не потребует от первого курса выполнения такого задания. Я прекрасно понимаю, почему Вы так торопите время, но одумайтесь, иначе мы потеряем еще и остальных, и на второй курс перейдем с одним или двумя человеками в группе. Вы понимаете, что они не справятся? Разве что Артур, и тот вряд ли. Вам, конечно, мои слова придутся не по душе, но, несмотря ни на что, я Ваш напарник, а не подчинённый, и я имею полное право говорить то, что думаю, прямо.
- Разумеется, - спокойно отозвался Алексис, прекрасно скрывая досаду от услышанных только что слов, - я никогда не говорил, что не имеете.
- Только, тем, не менее, Вы так считаете, это я вижу достаточно ясно.
- Давайте обойдёмся без детского сада и не будем придумывать за других, кто как считает, Виктор, мы взрослые люди. А касательно того, что Вы сказали – потому-то я и хочу сделать задание добровольным, спросить сперва их мнения, готовы ли они, хотят ли они, а, главное, смогут ли…
- Вы, правда, думаете, что они в состоянии что-то решать? – Искреннее изумление слышалось в голосе молодого человека. – Такие сложные вопросы?
- Я думаю, Виктор, что я здесь для того, чтобы научить их. Научить их спрашивать, говорить и думать головой.
- «Думать»? Вы серьезно? – В светло-голубых глазах Виктора скользнула тень недоумения. - Они Средние, и единственное, что от них требуется в ближайшие несколько лет, это подчиняться. И вообще, если Вы полагаете нормальным спрашивать их, тогда почему Вы не считаете нужным спрашивать меня? Я Ваш напарник, Брант, а Вы кадетам даете больше свободы, чем мне, и слушаете каких-то Средних больше, чем меня!
- Потому что Вы мастер, Виктор, и я, поверьте, не ожидал, что Вам в некоторых вопросах придется уделять внимания не меньше, чем кадетам-первокурсникам. – Кажется, разговор этот начал порядком утомлять Алексиса – слишком уж быстро собеседник из логичных аргументов скатился в излишне эмоциональный протест. И вообще, с каких это пор он снова обращается к Виктору на «Вы»?..
- «Уделять внимание»? – Переспросил меж тем тот, едва сдерживая новую волну холодного негодования. - Да Вам вообще нет до них дела. Вы преследуете исключительно свою цель, а они – лишь инструмент, который рано или поздно перестанет приносить Вам пользу, и Вы про него забудете… - Внутри что-то противно похолодело. Проклятая Империя, нет, не забудет. Но как же он прав. – И дураку понятно, что ради должности Вы готовы по головам идти, но они дети, Брант! - …Только вот боится Виктор на деле не за мальчишек, а за себя, за то, что его первый набор провалится и будет расформирован, а сам он – отправлен на переподготовку. И плевать на самом деле ему, ведь ему от этих ребят было бы совершенно достаточно лишь подчинения и отсутствия всех тех проблем, что свалились разом на четвертую группу первого курса. Дети, Средние… Кажется, Берген готов найти добрый десяток причин, почему ими можно и нужно лишь командовать и управлять.
«…ты просто жить не можешь спокойно, если есть кто-то, кто тебе не подчиняется. А я тебе не нужен - никогда не был и не буду», - гулким эхо прозвучали в ушах Алексиса хлестнувшие однажды так больно слова. Проклятье. Как же они с Виктором похожи, и как же далеко оба зашли, преследуя собственные эгоистичные цели.
- Они не дети, они совершеннолетние, - бросил он сухо и холодно, - и, чем сильнее Вы хотите заставить их подчиняться, тем выше шанс их сломать. А вовсе не давая им выбор и право голоса. А в нашей группе, к сожалению, и так осталось уже слишком мало кадетов, что бы еще кого-то терять.
- «В нашей»? Это Ваша группа, Алексис. Я не имею к ней никакого отношения, и не желаю иметь, но меня никто не спрашивает, чего я хочу, поэтому я здесь. И Вас, Брант, несмотря ни на что, тоже никто не спрашивает, меня Вы хотите видеть своим напарником или нет. Я, поверьте, свой первый набор и своего будущего напарника тоже представлял совсем не так. Не понимаю, как Даниел Оурман столько времени терпел Ваше самодурство. – Бросил младший Берген, сощурив серо-голубые глаза.
