– Там проживает не беспорядок, а порядок этого дома. На полках лежит чистое постельное белье и полотенца, а на плечиках аккуратно развешаны свежие рубашки, – Максим переводил камеру с одной полки на другую и ехидно комментировал. – Такого результата самец-москвич добивается упорным, кропотливым трудом и врожденным чувством прекрасного.

– Ладно, самец-москвич, теперь я убедилась, что ты действительно проживаешь в своем гнездышке одиноко. Женских вещей нигде не наблюдается, – выдала заключение Марго, – фотографий тоже.

– Ну, ты и штирлиц»! С тобой только в разведку ходить, – рассмеялся Максим, ставя ноутбук обратно на стол. – Значит, тебе понравилось?

– Очень понравилось. Ты хорошо потрудился, – искренне созналась она. – И давно ты проживаешь в этих хоромах?

– Совсем недавно, еще даже пары месяцев нет. Въехал перед самой поездкой в Питер. Ты не представляешь, Марго, что пришлось пережить за это время. Строительные рынки и магазины, снова строительные рынки и снова магазины. И так повторялось каждую неделю, каждый день, – поделился Максим и вновь шутливо продолжил. – «Не каждый молодой самец-москвич доживет до середины ремонта».

– Зато теперь у тебя есть свое жилье, – похвалила его Марго и поинтересовалась. – Ты специально такую большую квартиру покупал?

– В принципе, да. Сейчас, конечно, мне столько комнат не нужно, но рано или поздно все может поменяться – не буду же я все время жить один, – многозначительно закатывая глаза, закончил свою мысль Максим.

– Самец-москвич вы, товарищ Шубин! – высказалась по этому поводу Марго.

– Думаешь? Моя мама с тобой бы не согласилась, – произнес в ответ Максим и поинтересовался: – Это ты сейчас в своей комнате? Выглядит уютно.

– Да, это мой уголок, – подтвердила Марго и медленно провела камерой из одной стороны в другую.

В центре комнаты стояла кровать с двумя тумбочками по бокам. На них, помимо светильников, расположилось множество всякой всячины: часы, фоторамки, шкатулки, какие-то игрушки – все очень нужное, и все под рукой. Слева от кровати занял место довольно приличных размеров шкаф-купе. Оно и понятно – женщина! А вот справа, прислоненным к стене, стояло высоченное, совершенно из другой эпохи, зеркало в тяжелой старинной раме, перед которым на полу валялась пара прелестных туфелек. Вещь эта настолько естественно вписывалась сюда, приковывая значительную часть внимания, что не просто дополняла и украшала интерьер комнаты, а непроизвольно переносила вас во времена совершенно других столетий.

Между двух окон стоял туалетный столик, заставленный баночками, скляночками, пузырьками, флакончиками и прочими женскими штучками. На соседней стене, напротив кровати, висел телевизор, а справа находился книжный шкаф. Гнездышко Марго выглядело обжитым и уютным, и в нем чувствовалось присутствие женской руки, чего так не хватало в квартире Максима. К тому же, полки и стены комнаты украшали семейные фотографии, портреты, натюрморты и пейзажи акварелью, которые придавали комнате обжитой и законченный вид.

– Марго, как же здорово! Вот так должна выглядеть настоящая жилая квартира: у меня дома просто аккуратно и чисто, а у тебя уютно – каждая вещь на своем месте. Сразу чувствуется, что здесь все подбиралось годами, – заключил Максим. Ему было приятно увидеть кусочек квартиры, где каждый день засыпает и просыпается Марго, словно он прикоснулся к чему-то личному, что доверяют и показывают далеко не всем, а лишь очень близким людям. Максим взял шампанское и сказал. – Предлагаю выпить за замечательную хозяйку этой комнаты. За тебя!

– А давай, – согласилась она.

Они снова налили в бокалы и чокнулись через экраны компьютеров. Марго в этот раз едва пригубила и поставила свой бокал на стол. Вверх потянулись тонкие ниточки пузырьков.

– Зато, Максим, ты внес в интерьер моей комнаты такое чудесное дополнение, которого здесь не хватало, – Марго придвинула к себе охапку роз и вдохнула их аромат. – Спасибо, ты очень внимательный. Правда, когда все это увидели мои родители, то чуть не передумали идти в театр: маме очень хотелось узнать, что же тут происходит? Представляешь, сколько будет вопросов, когда она вернется.

– И что ты ей скажешь? – Максиму стало интересно, как она будет выкручиваться.

– Расскажу все как есть, конечно, – безапелляционно заявила Марго и направила в его сторону палец. – Ты сам виноват – устроил такую интригу.

– Ты расскажешь ей про меня? – удивился Максим, хотя ему на самом деле стало приятно.

– Мне кажется, что обо всем надо всегда говорить честно, тогда в будущем будет гораздо меньше проблем. Тем более что я и так собираюсь рассказать маме о том, что у меня появился замечательный друг, – совершенно искренне произнесла Марго, и вдруг глаза ее хитро заблестели. Максим приготовился.

– Самец-москвец! – прыснула она. – Мама бы твой рассказ не одобрила.

– Вот только, пожалуйста, не обязательно маме об этом знать, – возмутился Максим. – Представляешь, как я себя потом буду чувствовать, если мы когда-нибудь встретимся.

– Раньше надо было думать, – веселилась Марго. – А маму ты точно увидишь. И еще папу! Он, знаешь, какой у меня суровый? У него и ружье охотничье есть.

– Марго! Заканчивай! Я так и представляю твоего отца с залихватски закрученными вверх усами: будто он стоит в охотничьей шляпе с пером, рубашке с засученными рукавами, в брюках на подтяжках и тщательно в меня целится, а твоя мама все подталкивает его сзади в плечо и спрашивает: «Ну? Чего ты там возишься?»

Марго снова прыснула со смеху и, с трудом отдышавшись, вытерла слезы с глаз.

– Максим, – она все никак не могла начать говорить. – Ты такой … Мне так легко с тобой, будто я знаю тебя целую вечность. Правда.

– А мне не очень, – произнес Максим, продолжая изображать испуг. – Я теперь боюсь твоих родителей. Они наверняка стреляют без предупреждения. Пуф-ф! Пуф-ф!

– Ладно, хорошо, – сдалась Маргарита, – не буду я передавать маме твой рассказ про самца-москвича. Но про остальное – буду! – безжалостно закончила она.

У них было отличное настроение, будто они сейчас вовсе и не находились в разных городах, а пробыли весь вечер вместе, в одной комнате.

– Максим, – обратилась к нему Марго.

– Что?

– Спасибо тебе, – ее глаза светились. – За цветы, за этот чудесный вечер! За то, что ты подарил мне такое хорошее настроение. Похоже, ты знаешь, как очаровывать и соблазнять женщин, – Марго замолчала.

Каким-то нутром Максим почувствовал, что она хочет услышать сейчас от него.

– Никакой я не соблазнитель, – сказал он, – просто очень рад тебя видеть! Прошло всего несколько дней, а я невероятно соскучился. По тебе, по твоим глазам! Вот сейчас увидел тебя, и мне снова стало хорошо. И, если честно, я очень счастлив, что… в моей жизни появилась ты. Ты мне очень… важна. И я рад, что ты побывала у меня в гостях, и первая после родителей увидела мою квартиру, – Максим говорил медленно, тщательно подбирая слова, пытаясь совладать со своими чувствами, хоть это и не особо у него получалось.

И, когда он замолчал, их глаза досказали все сами за себя. Марго взяла со своего стола плюшевого мишку, прижала его к себе и поцеловала. Максим улыбнулся.

– А вдруг за дверью папа с берданкой, – сказал он пугающим голосом.

– Он у меня хороший. Я пошутила, – Марго ласково смотрела на него.

Лишь влюбленным дано понимать друг друга без слов. И только им дано читать по глазам, о чем молчит другой. Каждый взгляд, каждое движение в такие моменты становятся настолько значимыми, что их невозможно переоценить. Влюбленные люди готовы часами смотреть друг на друга, не видя и не замечая ничего вокруг; в такие мгновения между ними начинает зарождаться, и с каждой минутой, с каждой секундой становиться все явственней и ощутимей, особая незримая связь. Весь мир тогда останавливается и замирает…

В прихожей у Марго щелкнула дверь.

– Маргарита, ты дома? – раздался из коридора женский голос, вернув их на землю.