Нежданно-негаданно вдруг прорвало на риторику господина Лединеева, отличника учебы и золотого медалиста:
-- Безмозглый сюр! Искусство мракобесов! Я опровергаю существование этой действительности! За полчаса я могу математически доказать, что ничего из того, что мы видим, не существует! Понятно?
Если бы Квашников смертельно не устал, сейчас бы посмеялся:
-- Опровергай и доказывай сколько влезет! Только ты никуда не денешься, сейчас снова поплетешься вслед за нами по земле, которой не существует, будешь лбом сшибать стальные деревья, которых не существует, и станешь материться скверными словами, каких в русском языке тоже не существует. Или не так?
Лединеев слегка обиделся и, как змея пускает жало, выстрелил своей излюбленной фразой:
-- Я умен, очень умен... у меня медаль, между прочим, золотая!
-- Покажи. Только сразу говорю: цвет блевотины на твоей рубашке от цвета настоящего золота я отличить сумею.
Немножко поупражнялись в словопрениях и, деваться некуда, двинулись дальше по тропинке. Деревья-шурупы и деревья-гвозди медленно проплывали слева да справа. Ветвей, понятное дело, у них не было, но не все стволы выглядели ровно да изящно. Кое-где попадались гвозди чуть гнутые, шурупы чуть подломленные. Однажды встретилось вообще "карликовое" дерево -- ржавый гвоздь всего в полтора человеческих роста высотой. И всюду витал тошнотворный запах технических масел...
Стальное небо с одной стороны принялось блестеть и наливаться неким отраженным светом. Неужто зарево? Неужто скоро взойдет солнце?
-- Чую, это будет зрелище! -- предвосхищал событие Косинов.
Ждать пришлось недолго: минуло полчаса ходьбы, и вдоль железных стволов поползли светлые блики, а у их подножий образовались гигантские, невероятно длинные тени. В воздухе заметно просветлело: именно таким, вымышленным чьей-то воспаленной фантазией, в данной местности выглядело утро. Прошло еще немного времени, и на небе наконец появилось восходящее солнце. Оно оказалось в виде шестиугольной гайки с шестью идеально правильными гранями. Находясь на головокружительном расстоянии от поверхности, гайка была накалена добела и испускала яркий свет на весь железный лес, распугивая обитающих в нем нержавеющих призраков. Размером, возможно, в миллионы километров, она медленно вращалась вокруг своей оси и также медленно ползла по стальному небу. Если прищурить глаза и приглядеться, то внутри космической гайки можно было различить несколько витков самой настоящей резьбы. Высокорослые гвозди и шурупы засверкали отблесками ее безудержного сияния, тени около них стали короче и пугливее. Квашников, шедший впереди, выставил обе руки вперед, поднял вверх большие пальцы и с неподдельным воодушевлением произнес:
-- Это круто! Это настоящая живопись!
Косинов лишь пробурчал:
-- М-да... -- в столь простом звуке могли затаиться какие угодно эмоции.
Контагин вдруг высказал совсем неожиданную идею:
-- А с чего вы вообще взяли, что это солнце? Вдруг здесь так выглядит луна?
И ведь не поспоришь: настоящую луну-то никто не видел. Правда, Лединеев вскоре нашел аргумент:
-- Луна излучает только отраженный свет... я чувствую, воды мы здесь так и не найдем... ой, плохо мне.
На том диспут и закончился. Часа полтора или два шли практически молча. Перед взором одно и то же: мельтешили гигантские гвозди да гипертрофированных размеров шурупы, пробивающие пустоту воздуха и словно воткнутые в верхние слои атмосферы. По небу, вращаясь, медленно плыла раскаленная гайка, взбудоражив беснующимся светом это, по умолчанию, сонное царство стали. Все небо блестело, выполняя роль некого прожектора размером с полвселенной. Пару раз над головой пролетела железная птица, ее крылья были прикреплены к туловищу простыми шарнирами, которые постоянно скрипели. Птица внешностью и пропорциями чем-то походила на грифа.
Вскоре послышался шум похожий на звук бегущей реки.
-- Да неужели... -- Лединеев воскрес из состояния летаргической смерти. -- Неужели вода?!
Тут у него открылось второе дыхание: идущий вечно последним, секундами спустя он был уже первым. Потом не сдержался и побежал вперед...
Остальные трое спокойно дошагали до очередной точки экстремума их бренного пути, и все разочаровано вздохнули... По всему Железному лесу протекала река -- вроде не очень широкая, но проблема совсем в другом. Она была черного цвета: то ли мазут, то ли... Квашников подошел ближе, сунул руку и некоторое время наблюдал, как маслянистая жидкость стекает меж пальцев.
-- Машинное масло! А вы чего ожидали?
На резиновом берегу стоял на коленях Лединеев и готов был завыть от отчаяния. Течение выглядело относительно спокойным: у берегов медленным, к середине чуть быстрее -- как и в обычных реках. Искать какие-то "слабые места" не имело смысла: поток масла довольно ровной, лишь чуть извилистой темной лентой бежал меж огромных гвоздей и шурупов. Солнце-гайка отражалось в нем невзрачной аморфной кляксой.
-- Закатываем штаны насколько возможно! Не проводить же нам остаток дней на этом живописном берегу.
Дно реки оказалось тоже резиновым, только, зараза, скользким. Осторожно погружаясь в поток теплого масла, Контагин разумно заметил:
-- Между прочим, у нас между ног солидные деньги проплывают.
Мысли о деньгах сразу вылетели из головы, как только вошли в масло по колено. Уже явно набирала мощь пытающаяся сбить с ног сила течения.
-- Э, давайте-ка крепко за руки возьмемся и того самого... вниз лучше не смотреть, -- предложил Косинов, что охотно было поддержано всеми членами компании.
Настоящий страх наступил, когда черный поток почти скрывал ноги, грозясь добраться до пояса. Длинный от природы Косинов чувствовал себя относительно неплохо, а вот Контагину пришлось туговато. Его ботинки скользили по дну, казавшемуся точно специально намыленным, вонючая жидкость текла, текла и текла... обвивая нерасторопное тело и ухищряясь увлечь его с собой в свободное плавание. Пару раз он поскользнулся, но могучая рука Квашникова была тут как тут: поддержала и вновь поставила на задние конечности.
