Косинов подошел к двери и с волнением дотронулся до нее, потянув на себя...

   Она и не думала сопротивляться -- распахнулась настежь без скрипа и упрека. Колорит различных цветов хлынул из прямоугольного проема в холодный скучный сумрак и растворился в нем воздушной эмульсией, весело щекочущей взгляд.

   Переступив мысленный порог, Косинов тут же в спешке вернулся назад. Он вдруг столкнулся с миром Прекрасного, обжегся об него, не поверил -- настолько сильно тот контрастировал с меланхоличной темнотой, к которой уже привык глаз. Разум запротестовал: "не-не! что-то не то! этого просто не может быть!" Квашников осторожно отодвинул его оцепеневшее туловище в сторону и сам прошел через дверь.

   Вот это было зрелище!

   Даже не знаешь, с чего начать описание... наверное, с самого низа. Все земля была выложена изящной кафельной плиткой перламутровой расцветки с замысловатыми узорами по краям. Тут надо правильно понять: не какая-то часть поверхности, а целая планета от одного видимого горизонта до другого оказалась устлана твердым неломающимся кафелем -- миллиарды миллиардов плиток, точно подогнанных друг к другу. И чем дальше просматривал взор, тем сложнее становилось различать детали каждого рисунка, а вся эта красота превращалась в серебристо-розовое марево, создающее блики на поверхности. Небо над головой было золотистого цвета и также все в узорах: волнистые линии, образующие цветы и загадочные пентаграммы, тянулись с севера на юг да с запада на восток -- куда только мог добить самый дальнозоркий глаз. Словно все цвета радуги выплеснули на небесный свод, а талантливый художник раскрасил ими сверкающее великолепием мироздание.

   Казалось, что все небо как бы обклеено дорогими обоями -- аккуратно так обклеено, без единого голубого просвета.

   -- Ну, дела! АБАЛДЕТЬ! -- донесся чуть позади голос Контагина.

   И это еще не все. Кое-где в мире Прекрасного росли деревья, небрежно разрушающие корнями изящный кафель. Причем, нижняя часть ствола являлась простой древесиной с самой настоящей корой, а верхняя часть вместе с размашистыми ветками сплошь была из драгоценных металлов: золота, серебра, платины... ну или более дешевых материалов: легированной стали, нержавейки, латуни, меди, олова. На ветвях деревьев вместо плодов цвели и созревали драгоценные камни. На одном распускались фиолетовые аметисты, на другом -- голубовато-зеленые многогранники из бирюзы, на третьем -- оранжевые гиацинты. И так далее, и так далее, и так далее... Деревья росли изредка, метрах в двадцати-тридцати друг от друга, не создавая конгломерат "дремучего леса" и позволяя взору беспрепятственно просматривать все вокруг.

   Контагин вдруг рванулся вперед, подбежал к одному дереву с вальяжно раскинутыми серебряными ветвями и принялся срывать с него граненые алмазы, спешно рассовывая их по своим карманам:

   -- Это ж какое бешеное богатство в руки плывет!

   -- Зомби, зачем? -- Квашников выдавил из себя два простейших слова, но отговаривать не стал.

   -- Пусть берет, если хочет! -- заступился Косинов. -- Вспомни, когда он собирал грязные доминошки, мы над ним как идиоты смеялись.

   Контагин только одобрительно пробурчал "у-у-гу-у" и продолжал утрамбовывать карманы миллионами, как он полагал, долларов. Откровенно говоря, червячок алчности поселился и в других душах, исключая великомученика Лединеева. Тому хотелось только одного -- пить. Квашников подошел к невысокому дереву, растущему в отдалении слева, на котором виноградными гроздьями свисал налившийся зеленью изумруд, и сорвал парочку камней. Не удержался от искушения и Косинов, заимев в личную собственность несколько крупных гранул золотисто-зеленого хризолита и покачав при этом головой:

   -- Надо же! Целые состояния на деревьях растут! И на работу можно не ходить.

   Кстати, здесь тоже имелась тропинка. Понятно, что не в смысле истоптанной травы -- просто кафельная плитка в неких местах оказалась слегка потертой, словно по ней уже прошлось множество ног, и эта самая потертость длинной плоской змейкой стелилась вдаль, огибая финансово бесценные деревья. Для дальнейших действий двух вариантов не существовало, а трех и подавно. Именно по ней выпускники школы N 9 и продолжили свой путь.

   Занималась заря. С первого взгляда казалось -- ничего удивительного. Небо, покрытое золотистыми обоями, ярче и богаче засверкало красками, на границе мира светало, предвещая восход неутомимого солнца. Но вот в чем казус ситуации: заря разгоралась с обоих горизонтов одновременно -- как с левого, так и с правого (относительно вектора их движения). После такого вот сюжетного финта вроде бы уже больше нечему удивляться, на сегодня для мозга достаточно парадоксов. Но не так все просто. Все четверо, не сговариваясь, прекратили ходьбу и изумленно уставились на горизонт, когда за его линией одновременно вставало три солнца. Повернулись к горизонту противоположному -- там еще три, итого -- целых шесть светил.

   -- Ну не бардак ли?! -- почти в истерике воскликнул Контагин, просто не понимая, что по этому поводу еще можно сказать. -- Вундер, где твои комментарии?! Хоть раз докажи, что не зря золотую медаль получил!

   Лединеев, ни жив ни мертв, поправил очки, посмотрел налево, посмотрел направо, затем с шипением выдавил из себя:

   -- Я подумаю над этой проблемой! Я ее обязательно научно обосную... только позже. Водички бы немного.

   -- Ого, он разговаривает почти как Шестиглазый! "Научно обосную", "выдвину концепцию"...

   Лединеев очередной раз протер вспотевшие очки:

   -- Что еще за "шестиглазый"? Друг ваш, что ли?! -- Он кое-как стоял на ногах, тяжело дыша, изнывая от физической усталости, жажды и апокалипсического похмелья. Блевотина на его костюме давно засохла и мерзким рыжим пятном тянулась от груди до самого интимного места. Ленточка с гордой надписью "Выпускник 2013", как и полагается, была перекинута через плечо.

   -- Еще какой друг! -- радостно подтвердил Зомби. -- Мы с ним вместе день рождения Вселенной отмечали! Ты, умник, пади и не знал, что от момента Большого Взрыва прошло хреново количество миллиардов лет, херово количество миллионов, уйма тысячелетий, до черта месяцев и еще одиннадцать дней! Последнее я точно запомнил.

   -- А-а-а... -- угрюмо протянул Лединеев, разглядывая свой безобразный внешний вид. В эвфуизме "а-а-а..." не выражалось ни протеста, ни согласия, просто "а-а-а..." и все.