-- Стойте!
Глупейшая реплика. Дальше двигаться так и так некуда.
-- Теперь, если мы начнем спускаться... -- махнув рукой, он не спеша направился вниз, -- то первый раз мы поворачиваем направо, находясь на площадке четвертого этажа... второй раз придется повернуть туда же на площадке между четвертым и третьим этажом. -- Косинов чуть ускорил шаги, а остальным приходилось только тупо копировать его траекторию и при этом молчать. -- На третьем этаже снова поворот и, разумеется, в ту же сторону. Последний четвертый раз поворачиваем направо на площадке между третьим и вторым этажом... Ну вот и пришли, здесь нам пророчат поворот налево.
Квашников недоумевающе покачал головой, развел руками и всем видом выразил разочарование:
-- Косинус, тебе не кажется, что твоя философия притянута за уши? Причем, тобой же и притянута. Куда здесь налево? В квартире Гаврилова мы были. Квартиры N5 и N6 для нас закрыты!
Косинов понимающе кивнул:
-- Я тоже так думал поначалу, если бы не одна деталь. Посмотрите внимательно на цифру "4" на двери Гаврилова. Что она напоминает?
На грязно-серебристом полотне двери, в самом верху, зеленым цветом была нарисована остроконечная четверка -- да таким образом, что она сильно смахивала на флажок того же цвета. Причем странно: "5" и "6" на других дверях были почему-то желтые. Стихотворение проклятого Сочинителя каждый перечитал уже по несколько раз, и поэтому все сразу поняли о чем речь. Вот лишь отрывок:
"Как пройти туда? Направо,
А потом еще направо,
Поразмыслив, снова вправо,
И последний раз направо...
Тут бы надо отдохнуть
Да налево повернуть.
Если не совсем дурак,
Там узришь зеленый флаг".
Квашников обхватил лицо руками и медленно сполз вдоль стенки, приняв сидячее положение. Он прошептал себе под нос то ли какие-то ругательства, то ли молитвы, если впрочем, те и другие не отождествлялись в его богатом лексиконе. Потом вслух:
-- Ну допустим... допустим, Косинус, ты прав. Мы же были в квартире Гаврилова, там нет ни "железного леса", да и метеорит туда никакой не падал. Что дальше-то? -- На последней фразе Иваноид распустил ладони цветком из десяти пальцев, как иногда делают буддийские монахи, вопрошая к молчаливым небесам. От этой реплики "что дальше?" веяло чем-то религиозным, словно саму мысль инспирировали невидимые духи, сами не понимающие, что же делать дальше.
Ощущение финального тупика длилось десять секунд, не более. Но каждая из этих секунд проваливалась в вечность подобно тяжелому валуну.
-- Думаю, ответ на все вопросы надо искать в квартире N4, -- грубовато отрезал Косинов. -- У меня просто нет других идей. Не нравится -- предлагайте свои.
Опять! Опять он пользовался этой риторической уловкой: в завуалированной форме с блестящей оберткой красноречия намекал, что он-то здесь поумнее остальных будет. И ведь к словам не придерешься: формально все чисто и в рамках вежливости.
-- Под каким предлогом мы вообще проникнем в квартиру? Прочитаем Гаврилову инфантильный стишок? Спросим: "не пролетал ли тут метеорит?" А может, просто бесцеремонно вломимся? Он же инвалид, не окажет сопротивления. -- Квашников не унимался и от бессилия самому что-то придумать перешел на крик.
В разговор вступил Контагин, и сделал он это хотя бы для того, чтобы продемонстрировать свое участие в общем деле:
-- Помните, последний раз, когда мы разговаривали с Гавриловым, он сильно приболел? Предложим ему свою помощь: ну там, убраться, посуду помыть, еды принести.
-- Флаг тебе в руки, Зомби! Стучи в дверь!
На сей раз Гаврилов выглядел особенно уставшим. Его глаза, не выражающие абсолютно ничего, как бы вопрошали: "ну что опять?" Костыли пассивно и отчасти раздраженно топтались на одном месте. Снова это лицо, разделенное надвое страшными жизненными пертурбациями, как будто на нем навсегда отразилась борьба добра и зла, оставив одну половину светлой, другую -- темной. И все-таки странно: неужели Гаврилов стал бы про себя так жестоко шутить? Ну, насчет Второй Гражданской войны, где Сибирь воевала с Якутией и так далее... Подобного рода мысли за пару секунд циклоном пронеслись в голове у Контагина, затем циклон увяз в других мыслях и исчез.
-- Ребята, вам что-нибудь надо?
-- Анатолий Ефимович, вы же сами сказали, что приболели. Может, помочь чем?.. Хотите, еды вам принесем? -- Зомби сразу решил: как можно меньше антимонии и как можно больше конкретики. Главное -- изобразить добрый заботливый взгляд.
Инвалид вздохнул и даже не посмотрел на него. Он приподнял один костыль и почесал им у себя в области затылка:
-- Да чем вы поможете? Не врачи ведь. А что-о до еды... я ем-то по несколько крошек в день, аппетит совсем ни к черту. Старость, одним словом.
-- Ну, пол подмести, посуду помыть...
Гаврилов первый раз подозрительно посмотрел на лихую компанию:
-- Вам, ребята, совершенно нечем заняться? -- Его голос даже растерял присущие ему хрипловатые нотки, будто помолодел. -- Вон веник в углу стоит, метите. Я только на диване полежу, а то в голове все кругом...
Когда переступали порог, Квашников шепнул:
-- Вглядываемся в каждую мелочь и это... напрягаем мозги.
А куда было деваться? Квартира N4 вновь недружелюбно встречала гостей своим специфическим запахом -- смесью человеческого пота и неких лекарственных препаратов. Да... видок у нее тот еще, хоть ретро-фильмы снимай. Все стены были обклеены старыми газетами -- да ладно хотя бы аккуратно обклеены. А тут газеты, и без того рваные, тяп-ляп, порой даже крест накрест закрывали неприглядную наготу штукатурки. Она, даже не побеленная, серыми аномальными пятнами выделялась то там, то здесь. Полы местами шатались (возможно, демонстрируя тем шаткость и неустойчивость самого мироздания), плохо закрепленные доски то и дело поскрипывали, создавая нелепый аккомпанемент джазовой музыке, которая до сих пор слышалась из радиоприемника. А из самих досок железными грибами росли шляпки гвоздей. Их постоянно вдавливали, но "грибы" с тем же постоянством вновь прорастали и прорастали... Единственной художественной ценностью в квартире (да и ценностью вообще) являлась книжная полка с потрепанными коллекционными изданиями. Если бы не она, тут только от одиночества можно было сойти "с пути разума" (свихнуться, короче). Кстати, джаз! На этой волне, помимо него, еще...
