-- Между прочим, уже второй шприц за последние десять минут, -- заметил Контагин. -- И почему никто не выдвинул версию наркопритона? Кстати, я выдвигаю. Я ее автор. Я хочу запатентовать эту идею.
-- Тут еще записка какая-то, -- Косинов повертел между пальцами небольшой листок, -- ого... стихотворение... ну точно... Братья, пока жива поэзия, все не так уж и плохо вокруг.
Содержимое было немедленно прочитано вслух:
"Смейтесь, звери, ярко, звонко!
Три блуждающих мышонка,
Синий, Черный -- как больной,
И коричневый -- хромой.
Жили где-то в зазеркалье --
Без заботы, без печали.
Им сказали: все в порядке?
Поиграли бы вы в прятки!
Так и жизнь пройдет быстрей,
И помрете веселей!
И мышата зарезвились,
Запищали, закружились!
Носятся, разинув рот,
Взад-вперед да взад-вперед...
Им явились песни, пляски,
Даже некто в сшитой маске --
Яркий, пестрый, без мозгов:
Непонятно -- кто таков.
А до этого -- другой,
Весь суровый, волевой,
Друг воды и друг ветров:
Непонятно -- кто таков?
А еще один -- весь мрачный,
Да по жизни неудачный,
Без движения и сил --
Первым двери отворил.
Пленник собственных оков:
Непонятно -- кто таков?
И резвились те мышата,
И стучали по палатам,
И искали бесполезно
Эту палку из железа.
Но не будет путь пройден,
Пока Шторм не завершен..."
Подумать только! Косинов на одном дыхании выложил это, скажем так... стихии творение и даже ни разу не запнулся. Огромный набор корявых букв приобрел звук, душу и смысл -- какой-никакой. Впрочем, чему дивиться -- с русским языком и литературой у него всегда был паритет. Он же первым и высказал мнение:
-- НЕ Маяковский, однозначно!
-- Хрень! -- резюмировал Квашников и вяло махнул рукой.
-- Гениально! -- Контагин несколько раз хлопнул в ладоши. -- Интересно, книжные издатели много бабла отвалят за этот труд? -- И потом резко переменил тему: -- Пойдем отсюда, а? Хватит уже.
"Поэма" анонимного автора вновь отправилась в почтовый ящик: кому-то же она предназначалась... Настроение с каждой минутой, не смотря на поэтический контекст, становилось все более пресным: последние остатки хмели улетучивались из сознания, вынуждая глядеть на все трезво и прагматично. Квашников вынул очередную табачную боеголовку из арсенала "Pall-Mall" и смачно затянулся:
-- Пока дым гуляет у меня в легких, я добрый. Косинус, думай что делать дальше.
-- Давайте хотя бы на второй этаж поднимемся, раз уж мы здесь.
Надо сразу заметить, что на следующем этаже было чуть светлее, чем в самом низу. И это маленькое чудо творила простая сорокаваттная лампочка, криво вкрученная в черный патрон и лишь слегка заляпанная поволокой осевшей пыли. Но более никаких сюрпризов: те же самые три железные двери с предсказуемо меняющимися номерами -- 4, 5, 6. Нехитрая математика подсказывала, что всего в здании находятся пятнадцать квартир -- наверняка малогабаритных и вряд ли представляющих материальную ценность в самом эпицентре вселенской глуши. Около двери N5 был обнаружен наконец электрический звонок -- как маленький фетиш существующей где-то цивилизации.
-- Я нажму, я! -- Контагин вызвался добровольцем и всей пятерней надавил на кнопку.
Раздался крайне неприятный звук, словно где-то неподалеку включили дрель и принялись испытывать ей психику окружающих. Да... с термином "цивилизация" вышел явный перебор. Минуты три Зомби и звонок состязались друг с другом на выдержку нервов, но из квартиры номер пять так никто и не вышел. В остальные двери просто постучали. И все мертво. Квашников к тому времени докурил почти до фильтра и отправил рдеющий бычок в сторону третьего этажа, потом невнятно произнес:
-- Послушайте, гуманоиды, что-то здесь не так: не склеивается картинка. Если бы неподалеку от нашего города, да еще в самой нелепой глуши, стояла пятиэтажка, об этом давно бы уже все знали. Округа излажена вдоль и поперек: нами же излажена да нашими пацанами. Кто-нибудь наверняка бы уже наткнулся на это чудо. Мой дядька одно время работал егерем в здешних лесах, и о чем-то подобном я ни одного слова от него не слышал... Помню, ходили байки про какой-то старый заброшенный аэродром, но он даже это опровергал. Не могли мы на машинах слишком далеко уехать... Сколько мы ехали?
-- Минут пятнадцать, не больше. -- Косинов вздохнул и утомленно прислонился к стене. -- К чему ты вообще клонишь?
