Евпаторийский десант Катера полным ходом неслись, Среди волн укрывая десант В град летящих колючих брызг, Где, как ртуть, застывала душа. Под бушлатом тревожная мгла. С буруном нам на сушу-пляж, Чтоб услышать радистка могла: «Зацепились мы. Берег наш!» По верхушкам пена. Штормит. Полечь нам здесь всем, не иначе… В январские промозглые дни Не всегда, видно, светит удача. Просочились мы, кровью стекли, Сквозь просоленные тельняшки. На плацдарме десантом легли, Чтоб когда-то город стал нашим. Так хочу… Я так хочу, чтобы чаще прощали, Чтобы друг другу в беде помогали, Писали стихи да землю пахали, К проталинам чтобы грачи прилетали. Чтоб каждый день – закат и рассвет, Чтобы кричали, встречаясь: «Привет!» А если прощались, сказали: «Пока!» И по синему небу белизной облака. Чтобы всегда был тот, кому рад, Младенец у мамы был на руках. А родники чтоб рождали ручьи, И чтобы дети не были «ничьи». Чтобы в ночи звезда зажигалась, В женских глазах меньше печали, В счастье слеза, и ей были рады, И лишь грозовые слыхали раскаты. И чтобы цвели белым в мае сады, Забыли словá: «Жди снова беды…» Пели в лесах по ночам соловьи, Только за хлеб были в поле бои. Ещё – чтоб родные не видели бед, Чтобы в степях колыхал ветер хлеб, Дети чтоб лучше жили, чем мы, И все ждали весну после зимы, Чтоб поутру видеть травы и росы, И не спешила бы в жизнь нашу осень. Не превратил бы в прах человек То, что Творцом ему дáно вовек. Сельский вечерок Солнце верхушкам бросило луч. Прощается. Краснопёрка в реке, круги по воде. Играется. Бесстрашный щенок у входа в дом. Так лается. Кот спиной трётся о ступни ног. Он ластится. Закончился летний долгий день. Смеркается. Шум по домам, с работы пришли. Устали все. Стихло в хлевах и в гнёздах птиц. Молчание. Сыростью тянет, росою с травы. Прохладнее. Смолк по дворам калиток скрип. В дом не ждут. Окна по хатам светом зажглись. На стол подают. Первые звёзды и луна фонарём. Светится. Парень и девушка тихо прошли. И нежатся. В ближнем лесу запел соловей. Заливается. Играет гармонь, там, где ручей. Мне нравится. О горемычный мой народ!
О горемычный мой народ, твой опыт веками учит, будто в счастье проклят. Позарастают там, где сытость, тропы, и ты послушною толпой туда, где пропасть. Дойдёшь до края, уж совсем без силы. В который раз себе найдёшь мессию. И снова ты, привычно раз за разом. Накормишь тех, кто вышел с грязи в князи. В тебе запас есть доброты, есть норов. Сухой ты держишь по привычке порох. Твой гнев большой, когда враги на брани. Сынов твоих побьют, пожгут, поранят. В бою, труде, твои не дремлют силы. Умел, умён, красив ты, как и всё в России. Чтоб приучили кнут да пряник — вряд ли. Но всякий раз опять на те же грабли. Причина в чём, скажи, народ, мне любый? Может, простор наш на планете губит? Всё задаюсь вопросом очень сложным: «Нужду терпеть народу сколько можно?» Помню тот вечер Помню тот чудный вечер, Как воплощенье мечты. Я был тогда так беспечен, Дарил Вам весною цветы. Но всех нас влекут дороги, Попутного ветра дыханье. Безмерность путей с порога Всех наградит расстояньем. И под тяжестью впечатлений От бескрайных стран, городов, С мечтой я шёл – возвращенье, Я так много сменил адресов… Пускай на дорогах избитых Мы не видели общие сны, Но лицо Ваше мной не забыто И взгляд той тёплой весны. Мы все у Бога на ладонях… Вдоволь видела страна Белых и красных генералов — Тех, кто сподвижников у нас За кусок хлеба предавали. И честь, и совесть придушив, Забыв присягу и объятья, К чужим столам иной спешит, Чтоб называть не родных «братья». Как часто сытость предаёт! Неблагодарное отродье! Вот дифирамбы разольёт, И поцелуй Иудин, модный. Неблагодарность развелась У мерзких, мелких, вороватых: Тащат, пихая в три горлá, Прячут в офшоры, тёще в хату. То ли в глубинах их души Отсутствует понятье «гадить»? А может, с детства кто внушил Желанье им «себя всё ради»? Им кажется: не видно в куче, — Мы все у Бога на ладонях. И раздаётся из-за тучи Крик обворованных, их стоны. Жульё, предателей, жлобов История никак не учит. За грех великий – воровство — Наступит час, своё получат. |
