С мечом наготове и горящей головней в левой руке, я направился к шалашу. По соседству с этой примитивной постройкой, к пущей радости моей обнаружилась Валя — привязанная к ближайшему дереву, зато живая и вроде здоровая.

При виде меня, да еще при оружии, девушка расплылась в улыбке, достойной Чеширского Кота и готова была радостно завизжать, но я, молча и с подчеркнуто-серьезной миной на лице, помотал головой. Тише, мол. Не будь обе руки заняты, приложил бы палец к губам.

Тишина не была лишена резона — все-таки, даже с мечом я не был непобедимым, особенно против толпы. Кроме того, между шалашом и деревом с Валей бессовестно дрых еще один караульщик. Рассудивший справедливо, что ни сбежать, ни, тем более, как-то угрожать ему и подельникам связанная по рукам и ногам девушка не может в принципе.

Один точный удар — и острие меча вонзилось под ребро горе-стражу, заставив его уснуть навсегда. Затем, повернувшись к Вале, я аккуратно, но настойчиво перерезал оплетавшие ее веревки.

Видя, что освобожденная девушка готова и в пляс пуститься, и на шею мне броситься, я был вынужден охладить ее пыл — хоть и стремно было малость. Напомнил:

— Еще не закончено.

И указал головней в сторону шалаша. После чего добавил:

— Подожди меня здесь. А лучше у костра.

Одновременно из-за шалаша и со стороны именно костра донесся вой Вуулха. Девушка испуганно поежилась.

— Стая! Ко мне! — перевел ЛНМ.

— Не бойся, — успокоил я Валю, — тот волк — наш союзник. Потом объясню. Хотя… на всякий случай, лучше держись поближе к огню.

А потом, немного помешкав, вручил девушке горящую головню. Все-таки волк есть волк. Не факт, что к моей спутнице он отнесется с таким же почтением, как и ко мне. Да и стая эта, ожидавшаяся с минуты на минуту — мало ли, что этим тварям в их серые башки придет.

Оставалось надеяться, что собственный лингвистический модуль поможет Вале тоже достичь с волками взаимопонимания. А нет — по крайней мере, огонь и обилие более доступной пищи поубавят у лесных хищников желания поохотиться на живую девушку.

Что до меня, то я рассчитывал на успевшие более-менее привыкнуть к темноте глаза. Обойдясь с их помощью без дополнительного источника света.

Прокравшись в темноту шалаша, я принялся рубить и колоть спавших там вповалку разбойников почти наощупь. Но именно почти — к концу бойни я уже отчетливо видел, что в единственной комнате примитивного жилища, на импровизированных постелях из звериных шкур и просто земляном полу не осталось никого живого.

Включая главаря по имени Кхугл.

Голодные, грязные, замерзшие и толком не выспавшиеся, мы брели понуро вдоль старой просеки, уже шмыгая носами, пока ночь сменялась серыми сумерками раннего утра.

Мы — это я имею в виду нас с Валей. В отличие от Вуулха, пребывавшего этим утром в просто-таки праздничном настроении. А каким ему еще быть у зверя, наевшегося до отвала, заслужившего уважение в стае (если верить его собственным словам), да вдобавок познакомившегося с персонажем легенды. Это как если бы ребенок-человек встретил Деда Мороза. Причем не подрабатывающего на Новый Год пьяненького актера-неудачника, а настоящего волшебника. Причем волшебника доброго, почти срисованного с американского Санта Клауса, а не сурового повелителя зимы, склонного, вдобавок, к садизму. «Тепло ль тебе девица, тепло ль тебе синяя?»

Доброго волшебника, в чьем бездонном мешке найдется любая игрушка и вообще любая вещь, о которой только может мечтать ребенок. И что же этому ребенку тогда — огорчаться?

Собственно, именно Вуулх вывел нас с Валей обратно на просеку. Для него, лесного обитателя, это искусственное образование настолько нарушало гармонию привычного мира, настолько бросалось в глаза, что волку не потребовалось много времени, дабы вспомнить, где этот гнусный шрам на теле леса пролегает, и как до него добраться.

Впрочем, даже близость «шрама» не нарушала мажорного настроя Вуулха. Словно домашний пес, он то шел рядом, то обгонял двух своих двуногих спутников, а то принимался нарезать вокруг нас круги.

Валя поначалу побаивалась волка. Но когда я ей все объяснил, а заодно продемонстрировал возможность общения со зверем, успокоилась. Более того, прониклась к нашему новообретенному другу симпатией до такой степени, что захотела сделать с Вуулхом селфи. Но увидела, что батарея айфона разряжена, не говоря уж о том, что сеть станет доступной спустя не одну тысячу лет. И слегка погрустнела.

Зато какой радостью светились ее глаза, когда мы покидали лагерь теперь уже мертвой банды разбойников.

— Мой герой! — говорила девушка, имея в виду уж точно не Вуулха. По крайней мере, одного поцелуя с ее стороны я дождался. Причем далеко не просто дружеского.

И лишь к утру почти бессонная ночь вкупе с голодом взяли свое. Вернув прежнее раздражение, в котором Валя пребывала незадолго до того, как мы попали в плен.

Хорошо еще, что я догадался реквизировать деревянные башмаки одного из разбойников на замену ее злополучным босоножкам. Надела эту грубую обувь, вдобавок снятую с трупа, девушка неохотно, даже с некоторой боязнью. Зато, по крайней мере, больше не просила о привале через каждые пять минут.

Но в остальном…

— И зачем я только с тобой потащилась, — бурчала она, как будто была не девушкой, а старухой в автобусе, — зачем ты сам-то эту кнопку гадскую нажал? Да и сама машина времени… далась она тебе. Я бы, небось, и так поверила, что у вас такие чудеса в вашем институте…

— Ну… век живи — век учись, — в оправдание себе ответил я. Про то, с каким энтузиазмом сама Валя восприняла предложение заглянуть в прошлое, напоминать не стал.

— Все равно дураком помрешь, — съязвила девушка, дополнив мою сентенцию.

Да, есть у нее такая черта: знать, помнить и при случае напоминать собеседнику о существовании второй части известных пословиц и афоризмов. Этаких «хвостиков», с которыми кажущиеся привычными истины меняли смысл едва ль не на противоположный.

К примеру, фраза, горячо любимая фанатами ЗОЖ, полностью звучит как «В здоровом теле здоровый дух — редкая удача». То есть, получить и то, и другое сразу трудновато. А излюбленная отмазка рутинеров и просто ограниченных людей, в полной версии звучащая как «Повторение — мать учения и прибежище для лентяев», отмазкой при таком дополнении уже кажется. Приобретая некую философскую неоднозначность.

Одно радовало. Что в одной из пословиц такое вот часто забываемое дополнение-хвостик оправдывает выбранную мной стезю историка. «Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто не помянет — тому два глаза». То бишь, помянуть — лучше.

— …дураком, — продолжала Валя, — или, в твоем случае — Дуралексом.

А у меня не хватало сил, чтобы спорить и как-то оправдываться. Тем более, чувствовал я себя не дураком-Дуралексом и даже не героем. Но… убийцей. Массовым, вроде маньяка. Осознание этого накрыло меня, когда вышел адреналин. Почти как ежика из анекдота. Ну, того, который доплыл до середины реки, вспомнил, что не умеет плавать и утонул.

Нет, конечно, я не кисейная барышня. И с мечом обращаться умею — спасибо клубу реконструкторов. И в прошлом успел побывать не раз, меч вышеназванный таская не просто как модный аксессуар, отнюдь.

Но фишка в том, что убивать, именно убивать, в ход оружие пуская, мне до сих пор не приходилось. В предыдущих экспедициях институтских — в том числе.

Тогда, как я уже говорил, в прошлое мы наведывались шайкой-лейкой. Связываться же с группой, где есть несколько крепких и вооруженных парней, охотников обычно не находилось.

Попасть же в прошлое одиночкой, а тем более обремененным беззащитной девушкой — это совсем другой расклад. Причем факт наличия оружия влиял на него не сильно. Что сам одинокий рубака, что меч его, как понял я, виделись здешним лихим людям трофеями и не более. Ну и еще, в перспективе, ликвидным товаром.

Вот и пришлось доказывать, что на самом деле ты смертельно опасен. И разбойники сделали большую ошибку, связавшись с одиноким путником.