Всё вокруг осмотрев, так же тихонечко вышел из ауры малого залива, оставив всё как есть, так как было жалко нарушать сложившуюся самобытность этого места. Направился к старице: там на левом берегу её – большая поляна, стрекочут кузнечики, в высоте летают стрижи, благодать везде и всюду. Прошёлся по берегу тихонечко и начал скрадывать щучку, которая отошла от берега и встала в полуводе метрах в трёх от меня. Успокоился, завёл петлю от берега и надел на щучку. Рывок – и щучка вылетела на берег. Таким же образом поймал ещё четыре штуки, так как рыба не пуганая, поблагодарил хозяина этих мест, попросил прощения за нарушение покоя и чуть ли не вприпрыжку заспешил домой.

Дома мне были рады, и на этот раз мы рыбы наелись вдоволь. И ещё отец рассказал, что по весне или по осени рыбак делает в прижимах засаду и ждёт, когда рыба начинает спускаться или подниматься (имеется в виду хариус или ленок). В основном весной рыба поднимается, а осенью – спускается. Вот рыбак сидит в скрадке и наблюдает за движением рыбы, опускает петлю в воду и только наводит её на рыбину, а та сама заходит в кольцо петли. Мне очень понравился этот метод рыбной ловли, и я взял его на вооружение. Самое главное – это природа и любимое увлечение, в котором человек растворяется.

Хорошая собака на промысле – это восемьдесят процентов успеха промысловика, который был моим дядей. И плохо, когда охотник остаётся без верного друга и помощника, так как его лучшую собачку, которая приносила ему отличный доход, украли. Дядя остался без собачки, и рейтинг его начал падать. Не без его участия: уж сильно он её хвалил, как подопьёт, и дохвалился: завистливые люди сделали своё чёрное дело. Не только дяде было жалко собачку по имени Галка. Мне её тоже было жалко до слёз. Она была небольшого роста, чёрно-белой масти, сильно была похожа на эвенкийскую лаечку; если брала соболиный след, то соболь был её, сколов на следе не делала, и можно было с уверенностью сказать, что соболь – на погоне.

После этого дядя перебрал много собачек. Каких только не было: и по кличке Монтёр, и по кличке Пастушка, и по кличке Балалайка! Монтёр был таким псом: когда загонял белку или колонка на дерево, то пытался сам залезть, и у него это получалось. Однажды он залез на дерево очень высоко, почти до половины, а слезть тихонечко никак не мог и свалился, немного похромал и встал в строй. Пастушка была красивая собачка, но ленивая. Если она устала, то отстанет и плетётся сзади. Балалайка же загонит белку на дерево и начинает лаять без умолку, как будто на балалайке играет. Вот и все собачки. С такими шибко не поохотишься, и это была не охота, а маета: деньги потратишь на провиант, а возврата нет.

Тогда дядя Кеша начал искать себе собачку в питомниках и в одном питомнике Иркутской области нашёл себе кобелька по прозвищу Малыш. Кобелёк был чёрно-белой масти, похожий на предыдущую собачку по имени Галка; может, выбор был сделан именно поэтому. Кобелёк рос и был такой же шустрый, как Галка. Но профиль у него был совсем другой: он был зверовым, мог поставить сохатого, изюбра, кабана, медведя; по последнему он шибко хорошо работал и искал отлично.

В то время я со своей семьёй жил на Севере. Приехал погостить и попроведать отца, мать и сходить к бабушке, которая жила в своём доме, а дяди-Кешина семья жила вместе с ней. Дом был добротный, руб ленный из кругляка с надворными постройками: там был большой руб леный амбар, который соединялся общей крышей с баней, и под этой крышей ласточки вили гнёзда. Одно время было даже пять гнёзд, где ласточки летали взад-вперёд, кормя своих желторотых птенцов, которые иногда выпадали из гнёзд на радость хвостатым, а к осени, когда птенцы вставали на крыло, их было уже великое множество. Бабушка всегда говорила, что ласточки селятся к счастью.

Однажды, побыв дома, решил попроведовать бабушку и дядю Кешу с его семейством, в которое входили: жена дяди Кеши (её звали Нина Гавриловна, так как она работала главным бухгалтером Сбербанка) и их сыновья. Александр, старший сын, и Сергей, младший сын, учились в школе.

– Дядя Кеша, как дела на охоте и вообще? – спросил я.

– Но, паря, племяш мне, наверное, не придётся умереть своей смертью, – говорил дядя Кеша.

– Почему?

– Дак Малыш одних медведей ищет, а ставит так мастерски! Медведь стоит задом к дереву, как будто привязанный, и дожидается охотника. И хоть что ты делай, а медведи мне не нужны, а нужны белки, соболя, – говорил дядя.

– Дядя Кеша, а может, его надо поменять на промысловую собачку по белке, соболю?

– Да вот, племяш, думаю и пока ничего не придумал. А себя корю за то, что не оставил от Галки потомства.

– Да, это существенная ошибка, – согласился я.

– Предлагал своему тёзке, Макаревичу, обменять на его кобелька или сучку, у него хорошие собаки. Но он отказался, так как у него собачки универсальные: идут за соболем, белкой и медведя могут поставить, а мой кобель – только зверовой, – жаловался дядя Кеша.

Побыв ещё немного, я уехал на Север к своей семье, которая по мне соскучилась. Приехал, вышел на работу, и жизнь пошла своим чередом. А дядя Кеша помаялся, помаялся и пригласил друга Петра на охоту. И они стали вдвоём ходить: добывали колонков, белок, косули попадались. Вот так и жили, пока Малыш не нашёл берлогу. Да как начал лаять, звать их. Они подошли, смотрят: Малыш снег скребёт под деревом. Недолго думая, расчистили снег под деревом и увидели моховой шар, на котором образовалась изморозь.

– Петруха, это берлога! Что будем делать? – спросил дядя Кеша.

– А что делать? Надо добывать косолапого.

На том и порешили. Нашли ветвистую сушину из сосны, обрубили лишнюю длину веток. Распорка работала так: когда её засовывали в чело берлоги, то она своими сухими ветвями упиралась в стены. Медведь не мог быстро выскочить через чело и только высовывал свою башку. Охотник тут же производит выстрел, и вся охота заканчивалась, начиналось свежевание туши.

По такому сценарию и решили действовать, но что-то пошло не так. Охотник должен быть готов к любым сценариям, именно это и произошло у дяди Кеши с его другом Петром. Когда вытаскивали моховой шар из чела, тут же бегал, носился их Малыш. Он подбежал к моховому шару, обнюхал его и начал лаять. Пётр взял распорку и хотел было её втолкнуть, как появилась морда медведя. Дядя стоял с ружьём начеку и впопыхах выстрелил в медведя, но по месту не попал, а попал в основание носа. Медведь выскочил из берлоги – и лапой как шарахнет дядю Кешу. Тот мячиком пролетел по воздуху около восьми метров и упал в глубокий снег. Медведь пробежал метров пятьдесят и свалился замертво.

Немного отдохнули и начали расчищать место для костра и разделывания туши. Во-первых, поздравили друг друга с полем, выпили за прекрасный трофей и поблагодарили хозяина этих мест, попросили у него прощения за то, что нарушили здешний покой. Нарезали мяса и пошли домой. Назавтра на конных санях вывезли тушу медведя.

Бурдуково – это крепкая деревня. В каждой семье – подсобное хозяйство, которое даёт пропитание и физическую подготовку, так как на своём усадебном хозяйстве нужно много работать, чтобы прокормить семью. Это сенокосные угодья, посадка и уход за картошкой, капустой и разными культурами. Многие держат коров, свиней и другую живность, здесь много собак, так как деревня стоит в лесу и охотиться есть где, особенно по правому берегу Селенги. Деревня стоит на правом берегу реки, и единственное в ней занятие – это леспромхоз, который заготавливал лес на нужды нашей Родины.

Еду на велосипеде домой. Проезжая мост, увидел своего друга Мишку, который набирал в реке воду в игрушечный пистолет, играл, разбрызгивая воду. Тонкая струя воды летела на три-четыре метра и попадала на зелёные листы речной осоки. Это нравилось моему другу, и он смеялся.

– Миша, привет! Ты что, маленький, что ли, раз играешь с детским пистолетом? – спросил я.