Миражи
И вот разлиты по бокалам
Игривость, смех, кокетство, блажь.
В шампанском, будто под накалом,
Искринок тьма входила в раж…
И было чоканье презвонким,
И запах в ожиданье вверг.
Но за стеклом хрустально-тонким
Так пузырьки летели вверх!
Был их восторг неподражаем.
Я улыбалась – мнилось мне,
Что я чаруюсь миражами
Внутри бокала. Да и вне…
В шампанском тикали секунды,
И вдумчив взгляд мой был, и глуп.
Произнесла: ну что ж, ликуй ты!
Мираж моих коснётся губ…
«Снова заперта я с одиночеством…»
Снова заперта я с одиночеством,
От двери потерялись ключи.
Целоваться до чёртиков хочется!
Губы ловят тепло от свечи…
Губы дрожью своей услаждаются —
Я их чувствую, вздохи тая.
Обману себя, если обманется:
Соблазню одиночество я!
…Тщетно мысли свои заморочила —
Поцелуя сорвать не могу:
Не целует меня одиночество.
Просто… нет у родимого губ.
Руслан Гулькович
Родился 3 марта 1972 года в г. Кишинёве, учился и профессионально занимался спортом. Выступал за юношескую сборную Молдавской ССР по гандболу. В 1990 году был призван в армию, службу проходил в специальном подразделении пограничных войск КГБ СССР.
В 1994-м переехал в Ярославскую область, в том же году поступил на службу в МВД РФ. До 2009-го служил в подразделении по борьбе с организованной преступностью УВД Ярославской области. Неоднократно участвовал в контртеррористической операции на Северном Кавказе.
Руслан Болеславович – член Российского и Интернационального союзов писателей, участник многих российских поэтических конкурсов. В свет вышли две книги «Тебе, Россия» и «Непокоренные» – в серии «Бессмертный полк». Скоро выходит из печати книга «Вера в прозе и стихах».
Учитель: цикл «Непокоренные»
Войны дороги неизвестны,
Поступки наши как порог.
Судьбу нам надо встретить честно,
Чтоб упрекнуть никто не мог!
Он шел проселочной дорогой…
Куда ему теперь идти?
Случилось так, что видел много,
Душе покоя не найти.
…Фашисты въехали в село
Спокойно, словно на параде,
Их видел в школьное окно,
И страх застыл в том самом взгляде.
Три дня, как началась война.
Еще все были по домам,
Не ждали их средь бела дня…
Куда бежать? Кругом капкан.
А он – директор сельской школы,
Детей немецкому учил,
Еще не стар, уже не молод,
Жену с детишками любил.
Он прятал школьный реквизит,
Когда увидел их в окно,
От страха понял, что дрожит,
Бежать до дома – далеко.
Фашисты весь народ согнали
И забирали живность, скот,
Дома зачем-то поджигали,
Смеялись дико в полный рот.
Жену и двух своих девчат
Он среди жителей увидел,
От страха зубы так стучат!
Себя за страх возненавидел…
«Что делать, Боже? Как мне быть?
Быть может, всех сейчас отпустят?
Иль к немцам, что ли выходить?
За то, что прятался, не спустят…
Захар Ильич, наш председатель,
Он власть, заступится за всех,
А вон и Фёдор, мой приятель…
Их бьют двоих под жуткий смех,
Вон тетя Глаша подбежала,
Солдат пытаясь растолкать.
Толпа фашистов хохотала,
А офицер давай стрелять!
Он разрядил в них всю обойму,
Лежать оставил всех троих.
Что делать мне, я не пойму…»
И крик селян на время стих,
Лишь дети плакали, кричали,
От страха жались к матерям.
Фашисты с двух сторон стреляли
Кто вверх, кто рядом по ногам.
Дверь школы медленно открылась,
Он робко вышел на порог.
Стрельба и смех вдруг прекратились,
А он стоял, не чуя ног…
К нему быстро подошли два немецких солдата и, несколько раз ударив прикладами карабинов, погнали к толпе односельчан. Проходя мимо немецкого офицера, он, посмотрев на него, сказал:
– State! Was machst du?! (что означало: «Стойте! Что вы делаете?!»)
– Stehen! Zu mir! (Стоять! Ко мне!) – скомандовал офицер.
Его подвели, и немецкий офицер стволом пистолета приподнял его подбородок. Он посмотрел на офицера и увидел этот наглый, надменный взгляд победителя, перед которым все должны ползать, а не ходить.
– Du kennst die Deutsche Sprache? Das ist gut! Du bist wer?
«Ты знаешь немецкий? Это хорошо! Ты кто такой?» – перевел он для себя вопросы офицера.
– Ich bin Deutschlehrer (Я учитель немецкого), – ответил он.
– Das ist gut! Du wirst dieses Schwein übersetzen! (Это хорошо! Будешь переводить этим свиньям!) – понял он слова офицера.
В ответ он только утвердительно кивнул головой. В это время к офицеру подошел солдат, и они стали разговаривать, что-то обсуждая.
Учитель смотрел на тела застреленных – председателя, бабки Глаши и столяра Федора. Офицер стал ругаться в ответ на известия, о которых доложил солдат. Учитель прислушался и понял, что немцы получили приказ остаться в этом селе до подхода полка тылового обеспечения. Солдат доложил, что расстрелять жителей можно будет за селом, у большого оврага. Офицер ответил, что мужчин надобно расстрелять сейчас, а женщин позже.
Услышав их разговор, он не удержался и сказал, глядя на офицера:
– Sie sind Intellekuelle Nation! Wie können Sie? Das sind keine Soldaten, sondern gewöhnliche Menschen! (Вы ведь интеллигентная нация! Как вы можете? Это же не солдаты, а простые люди!)
– Wir sind Nation der Herren! Sie sind eine Nation von Sklaven! Ich sage und Stiefel küssen warden! – высокомерно ответил офицер. (Мы – нация господ! Вы – нация рабов! Я скажу, и сапоги целовать будете!)
