Можно ли считать меня гением войны? Нет, конечно. Я рассказывал и анализировал военные тактики и стратегии словами исследователей будущего. К примеру, фланговый обхват Ганнибала при Каннах, или Гальские войны Цезаря со строительством полевой фортификации. Сколотили и доску, на которой я углем коряво рисовал схемы.
Через три дня полевых лекций на стоянках начали даже эксперементировать, устраивая практические вариации на теоритические выкладки. К веселью присоединился и князь Василько с Глебом Всеславовичем, который становился чуть ли ни правой рукой ростовского князя, оттесняя и воеводу и соглядатаев владимирского князя и сотников. Так, на стоянке, что была выбрана для ночевки, поставили вагенбург, или табор. Вот только классический, насколько я это понимаю, не получился, а вновь лишь связанные повозки. Для примера поставили заостренные ежи в метрах семидесяти.
Все фортивикации я объяснял князю и его свите. Рассказал и о возможном рве с валом и больших копьях, которые выдвигались бы в щели щитов вагенбурга для остановки коней. Говорил и о возможных волчьих ямах при достаточном времени для оборудования позиций, а так же о колючей проволоке по периметру и разлитой горючей смеси, что можно поджечь из укрытия. Многое и так знали в этом времени, но системы, которая вырабатывалась только в последующие веки, например в гусистких войнах, не знали.
Представление началось. В вагенбурге было тридцать человек из тех, что пришли со мной и еще десять выявили желание посмотреть изнутри на действо. Мне уже говорили, что выставлять повозки не ново для русичей, но это не используемая часто тактика.
Конница из трех десятков начала степенную и грамотную атаку. Вот перешли на рысь, и строй держится монолитным. Накатывается, казалось бы, несокрушимая сила вооруженных рогатинами воинов. Вот переходят за метров сто пятьдесят до укреплений на галоп, но возле укреплений кони вздыбились и отказались идти на ежи, а из вагенбурга стройно начинают стрелять арбалетные болты и стрелы без наконечников, с тряпицами на острие, что снижает баллистику, но град стрел окончательно останавливает нападающих. Потом споро открывается проход из вагенбурга, и защитники становятся в две линии, где первые с сомкнутыми щитами, а сзади копейщики. Они делают слаженные десять шагов, и командующий всем этим представлением Андрей останавливает учение.
Все находятся в некотором недоумении и начинают обсуждать, что можно было стрелы пустить, что нужно было спешиться и растащить ежи и тогда все будет кончено для защищающихся, что это трусливая тактика, не достойная воина и так далее.
— На рати треба бить ворога разумом, — говорю я и спешу к своим защитникам, чтобы дать указания разбирать сооружения и высказать одобрение.
Уже на бегу понимаю, что немного становлюсь заносчивым и выскомерным. Взял на вооружение чужие достижения и сейчас кичусь своим талантом военачальника.
Остаток пути был в бесконечных разборах тактики войны против конницы. Рассматривали и принципы испанской терции, что еще не родилась, линейного боя, ударов и наскоков, разведки, оружия и амуниции, медицинской подготовки ратников или выделение одного ратника на десяток с умениями оказать первую помощь и многое другое.
Отношение ко мне было разное, но все больше людей, подражая любопытству ростовского князя, расспрашивали и высказывали свое видение. Жалели бывалые ратники и новиков с их наставниками, которые постоянно тренировались, бегали, ходили в разведку и упражнялись, как только была возможность. К концу, на этот раз долгого, перехода, я уже начал замечать зачатки сплоченности и дисциплины, как у новиков, так и их наставников, которых держали в узде Филипп и Андрей. А я думал, что нужно четко разделить их полномочия и возможности, чтобы избежать вероятного конфликта интереса между этими людьми.
При подходе к Владимиру меня вызвал к себе Василько. В шатре были приближенные к князю люди, Глеб Всеславович и с десяток других, в которых я узнал десятников и ратников, что проявляли больший интерес к занятиям, проводимым в походе.
— Вот, Корней Владимирович люди ратные, что к табе просят идти воинской науке навучаться и навучать ратиться новиков, — князь сделал паузу, выжидая моей реакции. Но я был невозмутим.
— Кто голова над ими? — спросил я закономерный вопрос.
Если у меня таким образом хотят отжать школу, то пусть с ней и возятся. Мой учебный центр, все здания, тренажеры, полоса препятствий, полигон — я не отдам никому. Деньги вложены большие, запасы продуктов, кузня, ориентирована на школу, да и все планы под хвост.
Князь Василько задумался, но никакого решения не высказав, начал шептаться с приближенными. Только через минут пять озвучил решение.
— Голова Глеб Всеславович, войдешь в силу — головой быть табе, — сказал князь и посмотрел на Глеба Всеславовича.
Я думал. Это же не мое детище — это, по сути, общее. И Ермолая двигать по карьерной лестнице нужно и Филипп как управляющий школой, Андрей. А пришлые варяги захватят брозды правления, а ты паря поболе мяса да пива давай. Нет!
— Глеб Всеславович станет тысяцким и пораду давать станет мне, а в походе навучать буде, а голова в школе воинской ужо есть, аще кто буде добрым наставником, быть тому, токмо школа моя и земля моя, а допомочь корма собрать, да аще чем — треба. То добре! А кольки ратников буде? — я покосился на собравшихся кандидатов на поступление в школу.
— Унжа мае тысяцкого, — задумчиво сказал Василько. — Токмо ужо радели мы Василия Шварновича посадником зробить, а, стало быть, тысяцки — Глеб Всеславовович. Земля твоя и школа твоя, аднако ж дядько — муж зело мудры, и пораду з им держать треба. Ратников буде две сотни аще полсотни. Сотников нема, також твои люди станут сотниками. А зерно, да мяса дам — земля у лете уродит добро.
— Аще плотников и зотчих треба — избы ладить, да иншая строить, — решил воспользоваться я моментом и сторговать еще себе преференций. А если строители будут оплачены — вообще красота! Мне еще ладить гостинницу, да дома постоялые, ярмарку организовывать, ткацкий цех.
— У тя тры артели зодчих, — удивился князь.
— Дак треба избы ладить. Где чад да жонок ратников селить? Где скотину, да коней, што они гонять, куда скарб класти? — начал я перечислять и заметил довольные взгляды десятников.
— Так, дам аще две артели, коли великий князь владимирски Юрий Всеволодович дозволе, да серебро на школу твою то, што ты торговал з Субидеем, да зерна вышлю по осени и коров пригоню, — заключил Василько.
Я согласился, только проявил последнюю наглость и попросил еще овец, или в ущерб коровам. Познакомившись с десятниками, я немного успоился. Они понимали, что их ждет — все видели и оценили дисциплину, видели они и рацион питания, когда мои десятники прямо уже заставляли своих подопечных мясо с кашей доедать, да и сами десятники и даже новики обрасли мышцами и выглядели удалыми молодцами. Оружие приглянулось так же, особенно барабанные самострелы. Да и мне пришлось подарить один арбалет Василько, но ничего не попишешь.
Во Владимире нас всех, получается, аж три сотни согнали к Успенскому собору, где, начиная с меня, так как Глеб Всеславович был обделен этого процесса, стали целовать крест на верность службы князю Юрию Всеволодовичу. Удивительно, но четыре ратника, наиболее старшие, из которых был и один десятник, отказались целовать крест и удалились с площади. Великий князь же светился от радости. Три сотни бойцов в его распоряжение и он пока что не вкладывает в них ни куны, учаться вдали, едят вдали, а на службу придут по первому зову. На радостях великий князь и спросил меня, чем он сможет помочь, я же и ответствовал. В этот раз кроме коней, овец и коров, я еще просил фруктовых деревьев по осени да зерна. Князь, демонстривуя показную заботу при мне приказал собирать два корабля для отбытия в Унжу с овцами, зерном и тканями.
Почему я так много прошу зерна? Ведь и своего будет в достатке, думаю и на продажу мог бы выставить и с учетом школы, только вот виски солодового, да вина хлебного к ярмарке надо будет много. И торговать ими я стану и в лечебных гигиенических нуждах использовать, а там и парфюм надумаю делать, не сейчас, как-нибудь.
