Дорога понизилась и стала ровной. Бенбоу шагал осторожно, шурша ногами по песку. На фоне белого песка он видел, как Томми идет шаркающей, неуклюжей походкой, словно мул, ступая без видимых усилий, пальцы босых ног с шуршаньем отбрасывали назад песчаные струйки.

Дорогу пересекла громоздкая тень поваленного дерева. Томми перешагнул через него, Бенбоу последовал за ним, все так же старательно, осторожно перебрался через гущу листвы, еще не увядшей и до сих пор пахнущей зеленью.

– Еще вот… – начал было Томми, потом обернулся. – Прошли?

– Все в порядке, – ответил Хорес. Он снова обрел равновесие. Томми продолжал:

– Еще вот затея Лупоглазого. Ни к чему так загораживать дорогу. Взял да повалил дерево, а нам приходится топать до грузовика целую милю. Я говорил ему, что люди ходят к нам покупать вот уже четыре года, и до сих пор никто не тревожил Ли. Да и обратный путь тоже не меньше. Только Лупоглазый и слушать не стал. Будь я пес, если он не боится собственной тени.

– Я бы тоже боялся, – сказал Бенбоу. – Если б его тень была моей.

Томми негромко хохотнул. Дорога превратилась в черный туннель, под ногами тускло поблескивал мелкий песок. «Отсюда к роднику отходит тропинка», – подумал Бенбоу, стараясь разглядеть, где она врезается в стену зарослей. Они продолжали путь.

– А грузовик кто водит? – спросил Бенбоу. – Тоже мемфисцы?

– Ну да, – ответил Томми. – Это машина Лупоглазого.

– Чего бы им не сидеть в Мемфисе и предоставить вам спокойно гнать свое виски?

– А там деньги, – сказал Томми. – Продашь кварту или полгаллона – какая тут выгода? Ну, перепадет Ли доллар-другой. А сделать одну ездку и сбыть все зараз – вот это деньги.

– Вот оно что, – сказал Бенбоу. – Но мне думается, я лучше бы голодал, чем жить рядом с таким человеком.

Томми хохотнул.

– Лупоглазый ничего. Только вот немного чудной. – Он продолжал шагать, смутно маяча в тусклом блеске песчаной дороги. – Будь я пес, если он не странный человек. Разве не так?

– Да, – сказал Бенбоу. – Весь из странностей.

Грузовик ждал их там, где дорога, снова глинистая, начинала подниматься к мощеному шоссе. На крыле грузовика сидели двое мужчин и курили; над вершинами деревьев виднелись полуночные звезды.

– За смертью бы вас посылать, – сказал один из сидящих. – Я рассчитывал быть сейчас уже на полпути к городу. Меня женщина дожидается.

– Ну конечно, – поддразнил другой. – Лежа на спине.

Первый обругал его.

– Быстрей не могли, – ответил Томми. – А вам только не хватало еще фонарь вывесить. Будь мы полицейскими, наверняка зацапали бы вас.

– Пошел ты, гад, лохматая морда, – выругался первый.

Оба они выбросили сигареты и влезли в кабину. Томми негромко хохотнул. Бенбоу протянул ему руку.

– До свиданья. И большое спасибо вам, мистер…

– Меня зовут Томми.

Его вялая огрубелая кисть неуклюже сунулась в руку Бенбоу, торжественно встряхнула ее и неловко выскользнула. Он не двигался с места, темнея приземистой бесформенной тенью на фоне тускло блестящей дороги, а Бенбоу стал влезать на подножку. Нога у него сорвалась, но он устоял.

– Осторожнее, док, – послышался голос из кабины.

Бенбоу влез. Второй укладывал дробовик на спинку сиденья. Грузовик тронулся вверх по крутому склону, выехал на шоссе и свернул в сторону Джефферсона и Мемфиса.

На другой день Бенбоу находился у сестры, в родовом гнезде ее покойного мужа в четырех милях от Джефферсона. Она жила в большом доме вместе с десятилетним сыном и двоюродной мужниной бабушкой, известной как мисс Дженни, девяностолетней старухой, передвигающейся в кресле-каталке. Мисс Дженни и Хорес смотрели в окно, как его сестра и молодой человек гуляют по саду. Сестра овдовела десять лет назад.

– Почему же она снова не вышла замуж? – спросил Бенбоу.

– Сама хотела бы знать, – ответила мисс Дженни. – Молодой женщине нужен мужчина.

– Но только не этот, – сказал Бенбоу. Он не сводил взгляда с пары. Крепко сложенный, полноватый, самодовольного вида молодой человек в спортивном костюме и синем пиджаке чем-то походил на студента. – Видимо, она питает слабость к детям. Может быть, потому, что у нее есть свой ребенок. А это чей? Тот же, что прошлой осенью?

– Это Гоуэн Стивенс, – ответила мисс Дженни. – Ты должен бы его помнить.

– Да-да, – сказал Бенбоу. – Теперь узнал. Припоминаю прошлый октябрь.

Тогда Хорес ехал домой через Джефферсон и остановился у сестры. Через то же самое окно они с мисс Дженни наблюдали за этой же парой, гулявшей в том же саду, где в то время цвели поздние яркие октябрьские цветы. Тот раз Стивенс был одет в коричневое и теперь показался Хоресу незнакомым.

– Он ездит сюда с прошлой весны, с тех пор, как вернулся домой из Виргинии, – сказала мисс Дженни. – До него ездил сын Джонса, Хершелл. Да. Хершелл.

– А, – сказал Бенбоу. – Он из первых виргинских семейств или просто несчастный временный житель?

– Учился в университете. Решил получить образование там. Ты его не помнишь, потому что он был еще в пеленках, когда ты покинул Джефферсон.

– Не говорите этого при Белл, – сказал Бенбоу. Он не сводил взгляда с пары. Те подошли к дому и скрылись из виду. Через минуту поднялись по ступеням и вошли в комнату. У Стивенса были прилизанные волосы и полное самодовольное лицо. Мисс Дженни протянула ему руку, он грузно склонился и поцеловал ее.

– Все молодеете и хорошеете с каждым днем, – сказал он. – Я только что говорил Нарциссе, что, если б вы только поднялись с этого кресла, у нее не осталось бы ни малейшей надежды.

– Завтра же поднимусь, – сказала мисс Дженни. – Нарцисса…

Нарцисса, крупная женщина с темными волосами и широким, глупым, безмятежным лицом, была одета в свое обычное белое платье.

– Хорес, это Гоуэн Стивенс, – представила она. – А это мой брат.

– Здравствуйте, сэр, – сказал Гоуэн. Отрывисто, крепко и небрежно пожал руку Хореса. В эту минуту вошел мальчик, Бенбоу Сарторис, племянник Бенбоу.

– Я слышал о вас, – сказал Стивенс.

– Гоуэн учился в Виргинии, – сказал мальчик.

– Да-да, – сказал Бенбоу. – Я слышал.

– Благодарю, – сказал Стивенс. – Не все же могут учиться в Гарварде.

– Благодарю вас, – сказал Бенбоу. – Я окончил Оксфорд.

– Когда Хорес говорит, что окончил Оксфорд, все думают, что миссисипский университет, – сказала мисс Дженни, – а он имеет в виду совсем другой.

– Гоуэн часто ездит в Оксфорд, – сказал мальчик. – У него там девушка. Он ходит с ней на танцы. Правда, Гоуэн?

– Верно, приятель, – ответил Стивенс. – Рыжая.

– Помолчи, Бори, – велела Нарцисса мальчику и взглянула на брата. – Как там Белл и Маленькая Белл? – Она хотела добавить еще что-то, но сдержалась. Однако продолжала глядеть на Хореса, взгляд ее был серьезным, пристальным.

– Если ты все ждешь, что Хорес уйдет от Белл, он это сделает, – сказала мисс Дженни. – Когда-нибудь сделает. Только Нарцисса не будет удовлетворена даже тогда, – заметила она. – Некоторым женщинам не хочется, чтобы мужчина женился на той или другой женщине. Но если он вдруг бросит ее, все эти женщины вознегодуют.

– Помолчите и вы, – сказала Нарцисса.

– Да-да, – сказала мисс Дженни. – Хорес давно уже рвет уздечку. Но ты, Хорес, рвись не слишком сильно, возможно, другой ее конец не закреплен.

Из столовой донесся звон колокольчика. Стивенс и Бенбоу одновременно шагнули к спинке кресла мисс Дженни.

– Позвольте мне, сэр, – сказал Бенбоу. – Поскольку, кажется, гость здесь я.

– Будет тебе, Хорес, – сказала мисс Дженни. – Нарцисса, не пошлешь ли на чердак за дуэльными пистолетами, они там, в сундуке. – И повернулась к мальчику. – А ты беги, скажи, чтобы завели музыку и поставили две розы.

– Какую музыку завести? – спросил мальчик.

– Розы на столе есть, – сказала Нарцисса. – Их прислал Гоуэн. Пойдемте ужинать.

Бенбоу и мисс Дженни наблюдали в окно за гуляющей в саду парой. Нарцисса была по-прежнему в белом платье, Стивенс – в спортивном костюме и синем пиджаке.