Боже, что это было?

Как какой-то пацан, только-только лишившийся девственности, я еле переставлял ноги, когда тащился к постели. Рухнул в комок из простыни, одеяла и подушки, и тотчас же заснул светлейшим сном младенца Иисуса.

Меня разбудил Паша. Он заскочил на мою кровать, радостный и не подозревающий о том, ЧТО вчера произошло между мной и моим членом, и закричал:

– Отандзё би омэдэтоооо, Тем-семпай!

Три года лингвистического университета подсказали мне, что это было поздравление с днем рождения. Паша был такой радостный, что мне даже стало стыдно за вчерашнее. Сияя, он протянул мне мой праздничный колпачок и еще нечто, завернутое в пакет.

– Тебе, как моему самому лучшему старшему брату, положено иметь это.

Несомненно, мне как раз не хватало огромной шапки кота и тетради с черепами. Но все равно это было очень мило. По глазам Паши я понял, что он мечтает увидеть меня в своих подарках. Я надел ушастую шапку.

– Кавайи дес! – Воскликнул анимешник, зажмурившись и наклонив голову. – А это тетрадь смерти. Эни хьюмэн хуз нэйм из вритэн ин зис ноут шэл дай.

Я не стану делать сносок на нормальное произношение этой фразы, но я оценил, что хоть что-то он сказал на языке, понятном мне. А это было примерно “Any human whose name is written in this note shall die”, то есть, любой, чье имя будет записано в этой тетради, умрет. Что ж, звучит довольно позитивно.

– Это из того офигенского аниме про тетрадь смерти. Ты помнишь? Мы смотрели с тобой.

Да, это было на первом курсе, что-то длинное, но довольно интересное. Я благодарственно улыбнулся.

– Да, я помню. Ты еще сказал, что я похож на этого… Ну который со страшилищем каким-то ходил.

– На Лайта!

– Да. Спасибо, чувак. Это как раз то, чего мне не хватало.

Он так заулыбался, что у него прямо искры из глаз посыпались. Я был рад, что он разбудил меня вот так. И что не расстраивался по неизвестной причине, как вчера. Поэтому пошел на место ночного преступления, не снимая смешной шапки.

Из зеркала на меня взирал странный парень с головой кота. Я всмотрелся в собственные глаза, и нашел, что в них, кажется, угодила парочка Пашиных искр. Нет, мне, пожалуй, повезло с соседом.

***

Оглядывая себя в зеркале, я как-то запоздало вспомнил про татуировку. Повязку уже можно было снимать. Не без волнения, я ее намочил и тихонько снял бинты. О, она выглядела божественно. Очень ярко, очень… брутально, так сказать. Конечно, она поблекнет и вытрется, местами заживет, местами кожа вообще отторгнет краску, и потом я пойду на коррекцию. Я похолодел при мысли от того, что, возможно, все эти ночные события повторятся, но уже при свете дня, и под машинкой мастера. Может, валиума напиться перед коррекцией? Она, кстати, уже через неделю.

Я умывался и размышлял о том, что может со мной стать в дальнейшем. Например, я могу начать страдать от беспричинных оргазмов. А что, я это в каком-то фильме видел. Там у парня эти приступы случались везде и без повода. Он не мог нормально работать и жить полноценной жизнью, потому что другим казалось это очень странным, и его чуть ли не судили. И пока он не лег на операционный стол к хирургам, чтобы те что-то там сделали с его мозгом, он не успокоился.

Тут я приказал себе остановиться, потому что, на самом деле, все это было бредом. То, что случилось вчера, просто роковое стечение обстоятельств. У меня не было нормального оргазма уже очень и очень давно, не говоря уж о мастурбации, так что все вполне логично. Возможно, татуирование стало стрессом для моего тела, и поэтому оно выкинуло такой вот фокус. Довольно приятный, скажу я вам. Я бы даже хотел, чтобы такие фокусы почаще случались, да еще и с какой-нибудь зажигательной, сексапильной партнершей.

Так что, Темыч, забей ты на это. Все путем. Пошли бухать.

Когда я вернулся в комнату, Паша снова протягивал мне мобильный. Это опять был отец. После него позвонила мама, и я снова ощутил сосущую тоску по ее звонкому, оживленному голосу. Я рассказал ей, как учеба, как я одеваюсь, что ем, о чем думаю, и как у меня продвигаются отношения с Юлькой. В общем, прошел собеседование с любящей матерью.

Кстати о Юльке. Она написала шедевральное сообщение: «С др, мудак». Господи, женщина, на тебя я потратил полтора года своей жизни, наверное, тысяч десять на твои капризы и твой желудок, миллион презервативов и получил всего лишь двадцать процентов удовлетворения, как физического, так и духовного. Мы с Пашей от души посмеялись над ее поздравлением, и я даже сохранил его на телефоне.

Потом была торжественная яичница.

– А че, будем че-нить пить сегодня? – Спросил Паша, потом вдруг встрепенулся и сказал. – Дай посмотреть!

Я долго делал вид, что не понимаю, о чем он просит. Меня накрыло такое противоестественное чувство, как будто мы были в детском саду, и Паша просил меня снять штаны и показать пипиську, чтобы потом сравнить со своей. Не знаю, чего я боялся. Но потом после отчаянных Пашиных «Ну онегаааай, Тем-семпай!!», я все-таки задернул футболку.

Он задержал было дыхание от восторга, а потом разочарованно поджал губы.

– А че такую страшную?

– В смысле?? – Я опустил футболку.

– Не, нормально, конечно, – Он опустил глаза и начал разглаживать ногой замявшийся ковер. – Ну просто сделать на ребрах татуировку ребер это… Ну как-то по-кэповски, если честно. Как если бы ты набил на лбу слово «лоб». Почему именно это?

– Да фиг знает. – Я встал, чтобы убрать посуду. – Мне понравилось. Чтобы не забывать, куда мы все пойдем, когда сыграем в ящик, наверное.

– Можно подумать, ты об этом можешь забыть. – Засмеялся Паша. – Если бы я захотел сделать себе татуировку, я бы набил какое-нибудь высказывание из аниме. Из «Евангелиона» например. Что-нибудь философское.

– Иероглифы себе девчонки только делают. – Сказал я уже из ванной. – Ну или педики.

Паша помолчал, а потом как-то запоздало сказал:

– Как будто бы кости – это очень по-натуральски.

Я не очень-то надеялся, что Паше понравится. Да, в общем-то, и какое мне дело до того, понравилась ему моя татуировка или нет. Главное, что она нравилась мне, и что я был полностью согласен с ее значением, хоть пока и не торопился на тот свет. Ну, ладно, уговорили, про педиков это я из обиды сказал. Каждый ведь все-таки в душе надеется и жаждет одобрения. Хотя что-то в последнее время я уж слишком часто стал получать неодобрение Паши. Зазвездился он, что ли…

Мы с ним собирались в магазин, чтобы купить что-нибудь выпить (он пообещал добавить), как вдруг к нам зашла Элла.

– Ой, привет, не знала, что вы уходите. – Очаровательно улыбнулась она и достала из-за спины аккуратно упакованную коробочку. – Вот, Тем, это тебе. С днем рожденья.

– Спасибо, Элл. – Я принял у нее коробочку. – А мы в магазин. Придешь к нам примерно через час? Отметим.

Ее улыбка была чем-то вроде огромного прожектора; если Элла стояла слишком близко, лучи от ее улыбки могли напрочь снести тебе череп, размазав мозги по стене. Впрочем, это и произошло с нашими с Пашей головами, и когда она ушла, мы продолжали пялиться ей вслед.

– Няша же. – Первым выдохнул Паша. – И какого хрена у нее парня нет?

– Так подкати. – Кивнул я, закрывая дверь.

– Нее… Я слишком страшный.

Мы начали спускаться по лестнице. На улице все больше холодало, мне в моей куртке уже было холодно. Паша намотал на шею отвратительно длинный полосатый шарф.

– Вот в этом-то и ее проблема. – Зажигалка долго не отвечала моим попыткам зажечь сигарету из-за ветра. Наконец, я затянулся и сказал с клубами дыма при каждом слове. – Рядом с ней все слишком страшные. И все боятся подкатить.

Мы решили посидеть по-культурному, поэтому купили коньяка и колы. На выходе из магазина Паша спросил: «А закусить?». Я прищурился, вспоминая, что есть у нас в холодильнике. Кроме пустой пачки из-под сосисок был еще майонез и пара яиц. Их нельзя было трогать, потому что меня уже тошнило от яиц. Мы с Пашей переглянулись.