– П*здец ты маньяк. – Наконец, выговорил я через силу. – И че потом?

– Да че, ниче. – Антон пожал плечами, потянулся назад, включив лампу на стене. – Отец погиб спустя семь лет после этого случая. У себя на работе, завалило, когда обрушился нижний этаж дома, где они работали. Помню, как мама сразу же после его похорон устроила ремонт. Накупила себе платьев, сделала прическу, стала краситься. Я такой счастливой ее никогда прежде не видел…

– Да что ты про мать, ты скажи, как ты таким садистом-то получился?

– Кто ж его знает… – Он встал, подошел к стулу, который служил нам платяным шкафом, вытащил из джинсов ремень. Щелкнул им, проверяя прочность. – Наверное, просто я таким родился. А ремнем мне все-таки прилетало иногда. – Он усмехнулся, переведя взгляд на меня. – По тебе видно, что тебя ни разу не пороли.

– Еще бы. В отличие от некоторых, меня родители любили. – Сказал ничего не подозревающий я. – Пару раз стращали ремнем, но он далеко на стене висел, и я его не получал.

– Это они зря. Ты иногда прямо нарываешься. – Он хлестнул меня, но я успел выставить руку. – Ты такой язвительный, просто жизни не даешь. Надо бы тебя проучить.

– Эй, подожди, погодь!.. – Я отскочил от него и оказался на ногах. Мы погонялись друг за другом по комнате, обмениваясь взаимными ругательствами и смехом. Потом ему все же удалось ухватить меня за шею и впечатать рожей в пол. Он стал лупить меня ремнем, что есть сил, по спине, по рукам. Стащил штаны на заднице и вмазал пару раз по ней так сильно, что я взвыл. Мне казалось, от его ударов у меня кожа расслаивается, открывая пульсирующие сосуды и кости. Потом были еще удары. Я не считал, но, наверное, выхватил ударов семь.

Устав, он отбросил ремень. Перевернул меня на спину и успел зажать мне рот перед тем, как я разразился очередной нецензурщиной. У меня все тело ломило от его ударов. На локтях, на спине, на плечах, на заднице – везде распускались пламенные поцелуи крапивницы, ожоги от его ремня, на которых невозможно было лежать. Но перед тем, как разорвать меня еще и изнутри, Антон остановился и повернул голову к двери. Я тоже услышал стук.

– Иди, открывай. – Он запихнул вспухший член обратно в штаны и упал на кровать. – Потом договорим.

Шипя, я поднялся на неверных ногах. Все пульсировало так сильно, как будто бы с меня живьем сняли шкуру. Стук повторился. Я подтянул штаны и поправил футболку. Ткань обманчивой прохладой легла на свежие ссадины. Приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы просунуть лицо.

– Привет, – немного испуганно сказала Калинка, стоявшая за дверью, – все нормально?

– Д-да, нормально… – Я почувствовал, как на спине выступило что-то теплое. Сволота. Рассек-таки мне кожу. – Как ты здесь оказалась?

– Ну, я… – Она потупила глаза. – Я слышала, как ты назвал номер своей комнаты, когда разговаривал по телефону.

Точно, это я как-то не подумав. За спиной я услышал, как лязгнула пряжка ремня. От этого звука меня пробрало зверской дрожью.

– Что ты хотела? Чем-то помочь?

– Да, я хотела попросить. – Она невыносимо долго мялась. Я готов был схватить ее за плечи и начать трясти, чтобы выбить из ее слова, но тут она выдала. – Не мог бы ты спуститься ко мне на этаж? Помнишь, ты обещал…

Я еще и пообещать что-то успел. Но деваться было некуда, она стояла рядом и ждала от меня подвига. Поэтому я пробормотал сквозь зубы:

– Подожди, я в туалет зайду. Встретимся у балкона, ок? – И закрыл дверь.

– Э, ты куда? – Окликнул меня Антон, когда я вышел к нему из туалета, разминая в руках мокрую футболку. Следы крови удалось смыть. – Блин, я что-то погорячился с тобой. Ну-ка, повернись.

– Отстань. – Зажав зубы, я натянул толстовку, чтобы не видно было багряные синяки. – Я скоро.

– Ты что, болеешь? – Спросила Калинка, когда я, стараясь не делать резких движений, вышел в коридор.

Еще бы. Вирус по имени Антон валялся на бывшей кровати Паши и поджидал, когда я вернусь, чтобы расправиться со мной окончательно. Поскорее бы отвязаться от Калинки. От ноющих ссадин только сильнее хотелось вернуться. Он такой сильный, я даже не ожидал. По нему с виду не скажешь.

– Да, есть немного. – Мучительно вырвался из мыслей я. Мы стали спускаться по лестнице.

– Это плохо, – вздохнула девушка, – возможно, тебе придется драться.

Я фыркнул, но ничего не стал говорить. Драться. Только не сегодня.

Мы прошли мимо воспитки, которая окинула меня подозрительным взглядом, и углубились в коридор. Комната Калинки была предпоследней с конца. Возле комнаты столпилось несколько малолеток. Они взглянули на меня с ожидаемой издевкой.

– Че, Калинка *баря своего привела, чтобы разобраться?

Меня прямо хлестнуло от этой фразы.

– Так, давайте начистоту, – сразу сказал я, – никакой я ей не *барь, уяснили?

Дети переглянулись немного растерянно и, как мне показалось, разочарованно.

– Но ведь ты же ее парень, так? – Наконец, уточнил один из парней. Я увидел умоляющие глаза Калинки и мне пришлось сознаться:

– Да, но у нас с ней не то, чтобы секс… Платонические отношения. Она же несовершеннолетняя еще, я в тюрьму не хочу.

Компания взорвалась хохотом.

– Мне уже есть восемнадцать, вообще-то! – Краснея, заявила Калинка. Она выглядела на фоне остальных так жалко, что мне даже захотелось ее приобнять. Однако малолетки не унимались. Подбрасывая еще шуточек, они отошли от комнаты Калинки. Дверь была вся уделана краской и еще от нее чем-то воняло. Кажется, мочой.

– Будьте как дома! – Пританцовывая, говорили подростки. – Милости просим!

Калинка перевела на меня взгляд, полный слез.

– Я пойду за шваброй. – Сказал я и направился к этажному туалету. Когда я вернулся, компания подошла ближе к моей подзащитной, вынуждая ее взяться за обгаженную дверную ручку. У Калинки было пунцовое лицо, она едва сдерживала слезы. Я постоял сзади, размышляя, стоит ли мне вмешиваться или же лучше стоит оставить девушку на тропе естественного отбора. Вспомнил собственных быдло-одноклассников. Свое одиночество и школьную безнадегу. Перекошенные свиные лица. А потом, размахнувшись шваброй, бросился в атаку.

Как минимум трое получили по роже тряпкой. Еще пятеро были «ранены» в ноги и руки. Несколько получили касательные удары по спине. Я навел такого крика и визга, что полюбопытствовать вылезли даже соседи. И, словно вишенка на торте, появилась воспитка.

– Что здесь происходит?!

Завидя ее полный, семенящий силуэт, большая часть компании успела бежать. Мы же с Калинкой так и остались возле ее комнаты, сгорая праведным желанием наябедничать на негодяев. Однако справедливого суда не получилось, поскольку воспитатель вначале вышвырнула меня на лестничную площадку, а затем обрушилась на несчастную Калинку за то, что она испортила дверь.

– Но послушайте! – Тщетно кричал я на лестнице. – Калинка не виновата! Это все ее чертовы одногруппники! В чем ваша функция, если вы у себя на этаже допускаете беспредел?!

– А ты поори там еще, поори мне!.. – Отвечала зычным голосом воспитатель. – Нече шляться на этажи к маленьким. Педофил! Все про тебя расскажу вашему коменданту! Какая твоя комната? Номер!

Мне пришлось ретироваться под обреченный плач Калинки и ор воспитателя. «Ничего, – думалось мне, – по крайней мере, я отбил от нее этих п*здюков. Может быть, теперь они станут меньше ее доставать».

– Так и что? Кто это был? – Спрашивал позднее Антон, аккуратно снимая с меня толстовку, которая знатно успела припечься к спине. – Девушка какая-то, что ли?

– Да Калинка, дернул же черт… – Я залез в душ. Выругался, когда вода коснулась открытых царапин. – Малолетка из курсов. Очищаю свою карму, помогая ей изредка.

– В самом деле? – Его руки аккуратно скользили по моим ссадинам и порезам, смывая с них кровь и сукровицу. От каждого прикосновения меня будто бы било током. – Ну, тише-тише, чего ты дрыгаешься. Всего пара царапин, ничего страшного. Давай-ка, сделаю тебе приятно. Иди сюда.