Как бы там ни было, все пошло своим чередом, и сейчас, уже могу оценить достоинства семейной жизни и хорошей жены. Нет–нет, не только в меркантильном смысле говорю. Я уже и сам кое-что зарабатываю. Просто приятно вернуться уставшим домой, где тебя встретит, обогреет, накормит и приласкает жена. Что не говори, женщина создает твой дом, уют…Нет, не хочу сказать, что у нас прямо так все гладко. Недавно, например, она стала быковать и выкидывать разные непотребности. Даже меня перещеголяла. Раньше, надо сказать, это я себя по-свински вел. А она, если пыталась пресечь такое мое поведение, всерьез даже ответа не получала. Теперь, напротив – в семье оплот я. Она скандалить – я спокоен, и ее успокоить стараюсь. Верите, даже если ни в чем не виноват, – прошу прощения. Правда, иногда мне кажется, что это тоже не совсем правильно. Она ведь еще больше наглеет. Бывает, хочется даже двинуть ей в дыню. Но сдерживаюсь. Баба все-таки. Да и если сорвусь, кто знает, чем закончится? Побежит к папе, развод! Как сейчас вижу: Не хочу с этой скотиной жить и т.д.! Нет уж. Я как-нибудь потихоньку. Я понял: для меня, спокойная жизнь – важнее остального. Так, что если ей нужно егозить – пусть егозит. Мне на это наплевать. Ну не наплевать, конечно, но я стараюсь делать вид, что меня это не касается. Если она хочет себе нервы трепать – ее дело. Мне – не выйдет. Несмотря на все перипетии, могу сказать, что доволен своей семейной жизнью. Жена может со мной не соглашаться – ее право. А у меня все необходимое есть: квартира упакована полностью, тачка нормальная, с папашей ее дела делаю без нее. С ней тоже все нормально, когда у нее нет заскоков. Любить она вполне мастерица. Так, что живу – не жужжу. Как сыр в масле валяюсь. Тем более, если сравнить с тем, как жил до свадьбы. Мне даже, если честно, и в Стамбул то ездить в лом. Да, что говорить, даже из дому, ломает выходить, бывает! Лежал бы все время на печи да ел калачи, книжки читал. А вы говорите: ехать не ехать!

– Это я говорю ехать? – удивился Гриша.

– Ну, не ты. А кто там говорит? Не важно. Для меня, лучше моей квартиры, жены, ее папани – ничего лучше нету. Здесь моя мамаша, братья, вся родня. А там, что делать? Бандитствовать? Или посуду мыть за копейки?

Вот я и говорю – любовь к Родине нечто похожее на любовь к жене, к своему дому. Привычно все здесь. Здесь тебя поймут даже без слов. Обогреют, накормят и без денег любовью обеспечат. Там такое получишь? Шиш!

Да и раздражают меня все эти иностранцы! А как можно жить не слушая своих любимых песен? ДДТ, Высоцкого, Северного? А их язык, я себя знаю, я в жизни не выучу! Они нас не понимают, а я их. Захочу, к примеру, поприкалываться, пошутить – тупые морды не воткнуться в юмор. Если я им нужен – посмеются для вида, а если нет – уставятся, как на недоделанного. С кем бы я общался, если б очутился, вдруг, в Англии, что бы там делал? Даже представить не могу. Вот дерьмо то! Если б только наших, там, нашел и вляпался бы в какой криминал. Нет уж.

Вы скажете, например, магазин открыть, как некоторые из наших, в Стамбуле делали? А что? Выходило? Сколько раз их там кидали? Или разорялись они потому, что местной кухни не знали. Что, куда и почем? Да если даже и есть смысл, ради чего? Чтоб сидеть в этой грязной шашлычнице? Вот уж, увольте, работать с турками! Лучше у нас, тогда. Чем хуже? Нет. Я все-таки доволен, что у меня – жена, дом. Может, от этого Россию еще больше люблю. А ты, Григорий, женат?

–Уже нет. Был женат 5 лет назад.

– Что так? Прошла любовь? Нашел бы себе кого другого – веселей бы жилось.

– Уже не тот жеребец, чтоб вот так – запросто найти жену. Да и к чему? Меня эта кутерьма уже не веселит.

– Ну, поделись с нами, Григорий, своим личным опытом, если конечно не больная тема. Мне, сейчас, интересно на тебя примерить мою теорию о женщине и родине. Ты намного старше меня, нас разделяет целая жизнь, поэтому и любопытно мне проверить, верна ли моя гипотеза, в отношении тебя, например. Своего рода, научный эксперимент. Я вижу, родину ты любишь не меньше моего, вот и хочется узнать, как у тебя по женской части.

– По женской части, раньше, у меня было все нормально. Огромное разнообразие. Даже и не нужно было, наверное, столько. Но женат я был только однажды. Чтоб сразу все стало ясно – жена моя бывшая с дочкой, сейчас, в Израиле живет. А познакомились мы с ней уже лет 20 назад. Ты еще, Сашок, ходил пешком под стол…

Саша смущенно заухмылялся.

– Она, дочь коллег моих родителей. Точнее, профессора физики в ЛГУ. А я, учитель литературы, несколько лет тому назад, закончивший тот же университет. Риву, так ее зовут, видел во время учебы, только мельком. На мой взгляд, надо признаться, она была очень красива. Но в студенческие годы я, почему-то, был слишком робок, чтобы хоть как то приблизиться к ней. Она же меня вовсе не замечала. Учились мы в параллельных группах. После окончания вуза, прошло года 4, но не я, и как ни странно, ни она, не нашли себе спутника жизни. Родители наши, как я сообщил, были добрыми знакомыми, плюс сослуживцами. Тогда, они, втихомолку от нас, сговорились о нашем браке. Мне было 26. За годы вынужденного воздержания в универе, я отыгрался по его окончании. Не знаю, что со мной произошло. Может быть, почувствовал себя мужчиной в женском окружении, в школе. Без преувеличения скажу: все молоденькие симпатичные учительницы у нас, были мои. Одна раньше, другая позже. Кроме того, я и на стороне, не отставал. Мои последние интриги, представьте себе, стали известны завучу. Две молоденькие учительницы поочередно плакали в учительской, вели уроки с красными припухшими от слез или бессонницы глазами. Наш завуч, дама «синий чулок» с железными нервами, развившая в себе ненависть к всякого рода донжуанам, из-за того, наверное, что они не обращали на нее никакого внимания, провела дежурное расследование. С легкостью сотрудника гестапо, вывела бедняжек училок на чистую воду. А значит и меня. В школу, после этого, я приходил чуть ли не в холодном поту. Зарекся там следить. Чувствовал затылком, идя по коридору, развевающийся за мной шлейф сплетен. С перепуга, вновь, стал пай-мальчиком. Прилежно работал и даже ушел в творчество, точнее, в исследование жизни и творчества Льва Толстого. Несмотря на бурный темперамент, а может, благодаря ему, я страстно любил мою работу. Любил и сам процесс преподавания, и литературу, как таковую. Дети ко мне тянулись. Мой рабочий порыв был оценен. Благодаря строгому контролю, в том числе и со стороны РОНО, мои уроки были признаны лучшими. Нередко, приезжали учителя из других школ и всевозможные методисты, чтобы послушать меня. Меня, однако, это даже, несколько нервировало. Но куда же деться от славы! С Божьей помощью, как преподаватель, я был реабилитирован. Наконец, мои бестолковые похождения надоели, не только моим родителям, но и мне самому. Посему, папа с мамой решили меня женить. В тайне, они опасались, что я найду себе русскую, если они будут мешкать. Поэтому подсуетились и остановили свой выбор на Риве. Если бы мне на полгода раньше объявили, что меня хотят женить, я бы упирался изо всех сил и, конечно бы, не позволил произвести над собой такое насилие. Но в данных обстоятельствах, предложение моих родителей, виделось мне разумным. Я устал от мелких пошлых любовных дрязг и захотел иметь прочный и приятный во всех отношениях тыл. Упоминание о Риве пробудило во мне юношескую робость, и даже неуверенность в себе. На какие-то минуты, представив себя в роли сватаемого, вся затея мне показалась глупейшей. Но я быстро овладел собой. Припомнив свои многочисленные подвиги на любовном фронте, я подумал, что очаровать засидевшуюся в девках еврейскую девушку, не составит никакого труда. На пасху я с моими родителями был приглашен официально в гости к Риве. Кроме ее матери и отца, там, была еще одна пожилая пара. Все проходило чинно благородно, как и задумали обе стороны. Мы с Ривой мило беседовали. Она меня просто очаровала, и я диву давался, что до сих пор, никто не сорвал этот чудный цветок. Тут, надо заметить, что, несмотря на томный взгляд и возбуждающие формы, она выказывала себя весьма умной и эрудированной девушкой. Тогда, я подумал: она, именно она должна стать моей женой. Красивая, воспитанная, с большими завораживающими черными глазами. Что я делал до сих пор? Что мы делали? Почему не решались приблизиться? Без всякой натяжки, скажу: если не в первый день, то, по крайней мере, за неделю после этой нашей встречи, я себя довел до такого состояния, что уже не представлял жизни без нее. Наверное, я был бы должен волноваться: а понравился ли я ей? В самом деле, скромный, закрытый, ничем о себе не заявлявший, в студенческие годы, вдруг, огорошивает тебя желанием жениться? Не плохо бы понять, кто он? Тот ли, кто нужен ей? Симпатичен ли хотя бы? Но для меня, ответы на все эти вопросы были очевидны. Она сама была живым свидетельством самого благоприятного, произведенного на нее впечатления. Непостижимым для меня способом, шашка прыгнула в дамки. Она вся искрилась, и каждый хлопок ее длинных ресниц будто бы говорил: я твоя с головы до пят! Как это случается: мы понимали друг друга с полуслова, а иногда и без слов. Казалось бы, счастье привалило… Нет, не могу сказать, что внезапная совместная жизнь внесла дискомфорт в мой быт. Мои ожидания оправдались. Рива стала преданной и любящей женой. Один момент, только один момент, который я уже, тогда, интуитивно почувствовал, но старался гнать прочь из моего сознания: в ней не было того огонька и страстности, которые и являются источником вдохновения у мужчины. Но не подумайте, в том, что считается главным, она меня удовлетворяла. Да, и в остальном, была прилежной женой, домовитой, практичной и аккуратной. Общими усилиями наших родителей, мы получили 3х комнатную квартиру. В доме, все было в образцовом порядке: цветы, коврики, вазочки, прочий жизненный хлам. Чтоб я так жил всегда! О, если б я остался один, в той огромной, обставленной невообразимой мебелью и утварью квартире, можно было бы представить, какое убранство она имела бы теперь. Я человек неприхотливый, не вижу смысла во многом, в чем многие видят единственный смысл. Кроме того, я из тех, о ком говорят: не умеет гвоздя вбить. Сейчас, правда, я, несколько, изменился. И этому способствовала Рива. Но тогда… Потом, я зарабатывал, по ее потребностям, сущие гроши. Что зарабатывают школьные учителя? Наши родители наседали, чтоб я подался в журналистику. О том же мне стала говорить Рива. Но, здесь, я был тверд. Я занимался любимым делом. С ее же точки зрения, я занимался чистой филантропией. Ведь моя зарплата и ее заработок дантиста не шли ни в какое сравнение. Мне же, и тех денег, было более чем достаточно. Что касается журналистики, она меня не привлекала. Писать заказные статьи, вкрапливать туда нужные, нравящиеся кому-то слова, сдабривая все тошнотворной идеологией, мне было противно. Конечно, и в школе все было не так уж гладко, но все же, там, никто меня не мог заставить говорить, то во, что я не верил. И, не смотря на периодически возникающую напряженность между мной и руководством, меня ценили, как талантливого преподавателя. Ну, заигрывается молодое дарование, увлекается либерализмом и свободомыслием, но так это возрастное! На почве моего упрямого нежелания перейти в газету, что было вполне реально, в нашей молодой семье начались систематические перебранки. Разговор скатывался к тому, что я эгоист и не хочу в жизни добиться ничего стоящего. В то же время, она говорила, что я не имею элементарного самолюбия, и что я никакой не мужчина, раз не в состоянии заработать себе имя, а семье денег. Она стала изрядно допекать меня подобными разглагольствованиями. Как-то, я и сам задумался: может, я, действительно, такой неудачник, как она живописует? Дочери стукнуло уже 2 года, но Риве так и не удалось сломить моего сопротивления. Я работал где работал. Написал параллельно книгу о жизни, творчестве и философии Льва Николаевича Толстого, десяток литературоведческих статей. Но дохода со всего этого, по Ривиному выражению, имел как с козла молока. Жизненные интересы у нас рознились сильно. Она дантист, помешана на золоте, быте и красивых безделушках. Я, учитель, литератор, живущий книгами и идеями. Нет, я даже не мечтал найти в жене единомышленника. Но, порой, и просто общий язык было очень сложно найти. Я был согласен на то, чтобы она стала мне обычной домашней женой. Терпеливой и любящей. Но и это оказалось слишком. Как-то разоткровенничавшись, она мне заявила, что я, вовсе не муж, раз не в состоянии ее обеспечивать. Здесь, надо отдать ей должное, она была отчасти права. Ведь весь дом держался на ней. Но настоящая беда началось тогда, когда среди наших знакомых, пролетел шорох о возможности выезда. Обетованная земля и т.д. Куда не приди, везде одно и то же. Гроссманы и Маневичи уехали, Шкляры в Вене. А вы не думаете ехать? Я уже видеть никого не мог. Но сильней остальных меня одолевала жена. Что называется, плешь мне проела с Израилем. Вот, где я пожалел, что взял себе в жены еврейку! Правда, в то время, евреями себя объявили даже те, о ком бы я никогда не подумал. По большому счету, именно тогда, и обозначился у нас раскол. Рива закатывала истерики, говорила, что из-за меня должна будет зачахнуть преждевременно. Что я не желаю счастья своей дочери. Что Бог нам посылает такую удачу! Но дурак есть дурак – он ее никогда не увидит. Вдобавок, моя мама, недавно похоронившая отца, решила выехать с семьей своей сестры. Но прежде, мама взяла слово с Ривы, что та привезет меня и нашу дочь Беллу в Израиль, и как можно скорее… Но я остался неколебим. Развод после безуспешных уговоров не заставил себя ждать. Вот моя семья и в Палестине. Но к этой боли прибавилась другая. Оказывается, Рива отправилась в дорогу не только с нашей дочерью, но и в теплой компании своего коллеги, с которым на репатриантской почве и спелась. Что мне оставалось делать? Посыпать голову пеплом? Я остался один. Квартиру нашу мы разменяли. Деньги забрала Рива. Я остался в однокомнатной, брошенный и никому ненужный. Это было уже наглядно. Никому не пожелаю пережить подобного. На работе, кстати и не кстати, напоминали мне о моей национальности. Ходили пошлые слухи. Ждали моего отъезда. Внушали неуважение моим ученикам. Несколько раз приходилось выслушивать резкую и абсурдную критику в мой адрес на парткоме. И это, притом, что партийным, я никогда не был. Очевидно, что меня хотели выжить. Мне уже и в школе дали понять, что я здесь чужой, что я инородец, не только телом , но и духом. Если бы не мои не многочисленные друзья и мои любимые и любящие меня ученики, я не знаю даже, чем бы закончилась столь печальная история моей жизни. Надо отдать должное администрации нашей школы. Они ушли меня. Я физически почувствовал, что не в состоянии более оставаться в той атмосфере. Искренне верящие мне талантливые ребята, вступали в опасные дискуссии, на уроках истории и классных часах, с тупыми, ограниченными преподавателями. С теми, у кого не было своих мыслей, отродясь, с теми, у кого только страх и был их собственный. Ребята же умело аргументировали свои доводы, в том числе, и выдержками из моих уроков. Но решающую роль в том, чтоб обвинить меня в антисоветской пропаганде сыграли мои статьи. Парадоксально, ведь я писал о творчестве русских классиков! Ко мне прилип ярлык западного ставленника и сиониста. Рива могла бы мной гордиться! Вот так, благополучно в эпоху гласности и перестройки я оказался выдавлен из школы. Теперь, я остался, лишен уже и любимой работы. Вначале, я еще пытался пописывать статьи. Работа сразу с несколькими изданиями. Но статьи мои все меньше и меньше нравились редакторам, а мне все меньше и меньше нравились те издания. Но я не сдался. Я бросил это грязное дело, благо появилась возможность влиться в новое, доселе мне не знакомую, но уважаемую нашими предками коммерцию. Может быть, не последнюю роль сыграло самое тривиальное самолюбие, желание доказать покинувшей меня жене, что и я чего-то стою и тоже могу что-то заработать. Дело наше, сами знаете, требует и сметки и ловкости, можно сказать даже, рисковое. Но без сомнения, оно выгоднее и оно лишено всякой субординации, т. е. наделяет тебя определенной независимостью. Хотя есть и минусы. Оно, не всегда, способствует твоему разностороннему развитию. Тем не менее, я сумел достичь в нем некоторого успеха, и теперь, приезжая в Израиль, как гость, чувствую: взгляды моей родни на меня наполнились новым смыслом. В них нечто. Толи уважение, толи зависть, толи удовлетворение от того, что я одумался. В общем, они смотрят на меня, как на счастливчика. Но я не могу назвать себя таковым. Я вижу лишь, что меня так и не поняли. Я стал еще более чужим для них. Я остался здесь наедине с собой, со своими мыслями и со своим товаром. Утешаю себя тем, что нашел новое место под солнцем, но на этом месте не ощущаю солнечного тепла. Наверное, моя история жизни и любви похожа на многие своей грустной концовкой. – Гриша замолчал.