Глава 1 В пути

Петр открыл глаза, когда автобус уже подъезжал к вокзалу. Музыка, в кабине водителя, больше не ублажала слух. Все начали потихоньку шевелиться, с разных сторон доносились отдельные голоса. Петр ощутил то обычное неприятное чувство, которое возникало, когда его будили. Надо было просыпаться, а делать этого совсем не хотелось. За окном стояла глубокая ночь. Тусклые фонари сонно освещали сырой асфальт. Прямо в метрах ста, виднелось бледно-желтое здание вокзала города Русе.

Автобус остановился. Поезд будет только после полудня. Впереди полночи и утро, в этом забытом Богом месте. Петр очень не любил недосыпать. Отвратительное настроение неминуемо овладевало им в часы несвоевременного пробуждения. Но что поделаешь, к этой ночи он был готов. Не в первый раз проходил он этот великий челночный путь и, конечно же, знал, что предстоит помучиться. И все-таки с ленивой тревогой ожидал он, когда шофер-турок начнет беспокоиться, показывать что, мол, нет времени, хорошенького понемножку и пора уезжать. Турок же неторопливо закурил, и, спрыгнув со своим напарником-болгарином в прохладу ночи, о чем-то заговорил с ним в полголоса.

Трудно сказать, сколько простоял автобус, не тревожимый водителями. Петру показалось, что довольно много. Видимо, жалостливый турок попался, а, может быть, сам отдыхал, или дела не торопили. Петр, сквозь полудрему, наслаждался таким везением.

Побольше посплю – буду веселее и бодрее. Здесь, в автобусе, все-таки, не на улице этого грязного, промозглого и нищего городка. Но вот, в кабине водителя заиграла музыка – привычные сладострастные турецкие мелодии. Еще несколько минут в салоне царил покой. Его нарушил «старшой». Турок, наконец, дал ему понять, что ждать больше не намерен, что надо разгружаться и что-то еще в том же духе. Говорил он, естественно, по-турецки, но если бы он даже прибег к зулусскому языку, понять его, было бы немудрено, вид его был более чем красноречив.

Петр сотоварищи, проклиная турка и мерзкую болгарскую погоду, медленно выбирались наружу. Там им пришлось отведать хлесткие пощечины леденящего кровь ноябрьского дождя.

– Это вам не Истанбул, – морщась и ежась, пробурчал Петр.

– И не Рио-де-Жанейро, – подхватил веселым голосом крепкого сложения парень,

которого звали Сашей. Он вышел одним из последних и сразу же стал оживленно общаться то с одними то с другими ребятами, разбившимися кружками вдоль автобуса. Он ходил вразвалочку, здоровенными своими ручищами хлопая мужчин по спинам, как будто проверяя их на прочность. Он беспрестанно улыбался, шутил и вел себя так, словно предстояла не муторная разгрузка под дождем, а нечто вроде вечеринки или пикника. Подошел он и к Петру, фамильярно закинул тяжелую десницу ему на плечо, выкатил серые хитрющие глаза и тоном заговорщика, произнес:

– Петя, сейчас разминка будет. Помнишь, сколько коробок у пластмассницы?

Петр, усмехнувшись, кивнул.

– Так вот, я их грузить не буду. – Затем снизив на пол тона свой зычный голос

добавил – Пусть ее хахаль грузит. Сейчас, Петро, ты увидишь – придет второй автобус, он наполовину ее коробами забит. Я, что – мул?

Петр, в ответ лишь устало улыбался. Веселый малый этот Саша. С ним легко и временами, даже очень, хочется его общества.

– А знаешь, что со мной сделала эта принцесса? – Саша многозначительно замолчал и принял самый загадочный вид, в глазах его читались восторг и удивление одновременно.

Петр, вдруг вспомнил, что его друг подцепил еще в «Асторе», какую-то сомнительную пышнотелую девицу. Она сегодня возвращалась вместе с ними, точнее ехала на соседнем с Сашей кресле. На этот раз, Саше, и впрямь, удалось заинтриговать Петра, хоть девка и не очень ему глянулась.

– И что же?

– Изнасиловала меня, – Саша резко откинулся назад, наверное, для того чтобы с

расстояния ему был заметней эффект от сказанного. Вид у него был ошарашенный и даже нелепый. Можно было подумать, что его действительно изнасиловали, причем без всякого его ведома, и прямо сейчас. При всем этом, он явно не мог скрыть восторга.

– Как это изнасиловала? – еще более заинтересованно, но недоверчиво отозвался Петр.

– Элементарно. Рукой. В автобусе. Уселась рядом со мной, и только поехали – нырк

мне в штаны и давай наяривать.

– Ба! – только и мог выдохнуть Петр.

– 19 лет всего ей.

– 19? Ну и ну! – Петр замолчал. Девчонка ему не была симпатична и этот эпизод,

конечно, не добавил ей очков, но удивить она смогла. Подумав несколько секунд, Петр решил воздержаться оттого, что бы как-то выразить свое мнение приятелю. Не comme il faut, как говорится.

Но Саша начал сам:

– Не, ну ее на… Я так не могу. Изнасиловала меня, представляешь!

– Честно говоря, она мне еще в Стамбуле не ахти как понравилась. Но сам

понимаешь, дело вкуса. По мне, пошловата малость. Однако, сноровиста. Этого не отнять Какова!

– Да ну ее, – сокрушенно согласился Саша. Веселость незаметно слетела у него с

лица.

Все-таки, есть даже романтическое что-то в этом, на первый взгляд грубом весельчаке – подумал Петр. Тема была исчерпана. Саша как будто поставил точку, перелистнул страницу. Через минуту его зычный голос уже громыхал, где-то в стороне. Петр продолжал мерно слоняться вдоль автобуса, пытаясь согреться, и спустя некоторое время, он тоже прибился к тесному кружку, собравшемуся у дверей. Старший группы Олег и еще несколько мужчин и девчонок что-то озабоченно обсуждали. Постояв немного, Петр понял, что Олег не хотел выгружать мешки пока не подошел второй автобус. Земля была мокрая, противный мелкий дождь не переставал, и неизвестно, сколько предстояло валяться их драгоценным мешкам здесь дожидаясь отстающий транспорт. Обычно автобусы разгружали один за другим и одновременно перевозили мешки на карах к железнодорожным путям. Но водитель оказался другого мнения и в нем он был непреклонен как скала. Он зацокал языком, как обычно делают турки, выражая категорический отказ. Пришлось приступить к разгрузке. Считанные минуты и дождевая влага на лицах и телах парней смешалась с потом. Женщины, состроив страдальческие или озабоченные мины, мешались возле куч с чувалами, изредка, делая безуспешные попытки хотя бы сдвинуть какой-нибудь из них. Такое положение хоть и было самым обычным делом и повторялось из раза в раз, всегда раздражало Петра и вызывало в нем внутреннее негодование. Еще бы, ведь приходилось ворочать в основном чужие мешки, по большей части бабьи. Нередко встречалась эдакая девочка – попевочка, которая, оказывается, везла настолько тяжеленые чувалы и в таком изрядном количестве, что они могли бы сделать честь самому матерому челноку с бычьей шеей и волчьей хваткой. Петр же возил только кожу, поэтому никогда не имел много багажных мест, и если бы ни прохождение таможни, ему было бы гораздо легче ехать в одиночку.

Но вот автобус опустошен и уже налегке покатил к родным турецким пределам. Челноки остались в ожидании второго. Незаметно нарастала тревога. В том втором только товар и два водителя. И тот и другой вышли из Стамбула одновременно, но второй, поскольку был перегружен, отстал в пути. А если что-то случилось? Ночная дорога по неприветливой осенне-зимней Болгарии, в воображении ожидающих, становилась все более зловещей. Ведь каждый знал, что предательский лед тонкой кромкой в самых неожиданных местах покрывал трассу, и горный серпантин на туманном перевале запросто мог сыграть с раздутым тяжеловесным автобусом дурную шутку. Кроме того, нищую Болгарию вряд ли можно было бы считать безопасной страной и в криминальном смысле. Шутки перерастали в нервный смех. Оставалось надеется, что произошла незначительная поломка, и чувалы скоро обретут своих хозяев. Хоть мужчины и старались не выказывать внешних признаков обеспокоенности, напряжение в их глазах читалось все явственней. У женщин же, как часто бывает в критических ситуациях, начали появляться первые симптомы паники.