—Господа журналисты, внимание, пожалуйста. Пресс-конференция будет очень короткой. Никаких лишних вопросов о творчестве, только то, что касается последних событий. Скажу сразу, бас-гитарист группы Олливер Ридель, вчера вечером неизвестным был похищен прямо с концерта. Полиция ведет расследование, но пока о его судьбе ничего не известно. Это пока вся информация. Можете начинать задавать вопросы. Убедительная просьба соблюдать тишину и порядок. Благодарю за внимание.

Женщина отошла и села в сторонке, а журналисты стали неуверенно тянуть руки.

—Еще одно объявление, — Неожиданно сказал Фиалик поднимаясь из-за стола. — От каждого по одному вопросу и по очереди. Начинаем с девушки за крайним столиком. И будьте, пожалуйста, деликатны.

—Спасибо, — сказала девушка, поднявшись. — Хельга Плац, вечерние новости.

Скажите пожалуйста, нам стало известно, что до похищения вашего гитариста, с вами уже случалось что-то подобное в другом городе. Можно узнать об этом подробнее?

—Да, вы правы, — Рихард взял микрофон. — Где-то десять дней назад в Аугсбурге в номере Тилля мы нашли труп женщины.

—И что? — снова спросила журналистка, но молодой журналист за соседним столиком возмутился:

—Фрау Плац, один вопрос на человека, садитесь и дайте спросить другим.

—Соблюдайте тишину. — крикнула администратор со своего места.

—И ничего, дело закрыли, — Рихард ответил, и положил микрофон на стол.

Поднялся мужчина за последним столиком.

—Как похититель смог увезти Риделя с концерта и остался незамеченным. Складывается впечатление, что здесь какой-то розыгрыш. Это пиар ход чтобы привлечь к вашему выступлению как можно больше внимания? Ведь вы всегда славились любовью к провокациям.

Тилль побагровел, но благоразумно промолчал. Рихард снова взял микрофон.

—Это не к нам вопрос, а к тем людям, которые смеют называть себя охраной. Или вернее сказать, называли себя охраной. В зале был незапланированный взрыв петарды и это отвлекло внимание, потому преступнику удалось похитить Олливера Риделя и остаться незамеченным.

—Кто-то видел преступника, его ищут? — Крикнул кто-то из-за дальних столиков.

—Его никто толком не видел, полиция ищет, но пока ничего. — Ответил Лоренц.

—Расскажите о записках. — Спросила девушка справа.

—Уже и про записки знаете? — удивился Рихард. — Первая записка пришла в Аугсбурге, мы прочли ее, и потом выбросили. В ней смысла не было, строчки наших песен, собраны в беспорядке. Потом убили ту девочку. Но записку не нашли. Вторая пришла в этот отель, то же самое — строчки из песен, эта записка уже в полиции.

—Убитые девушки ваши поклонницы? Вам не кажется что кто-то пытается вам отомстить? — Спросил пожилой мужчина в очках.

—Мы не строим нелепых предположений. — Буркнул Тилль.

—Похититель предъявил требования? — Выкрикнул мужчина из центра зала.

—Нет! — Ответил Лоренц. — Никаких требований.

—Если ваш гитарист уже убит, вы будете продолжать концертную деятельность? Ведь ваш тур еще не закончен. — Это сказал совсем юный журналист, сидевший ближе всех к сцене.

Тилль не выдержал. Он поднялся с места и направился к наглецу. Юноша побледнел и попытался встать из-за стола, но запутался в скатерти, опрокинул соседний стул. Но Тиллю не суждено было избить журналиста. Сзади его перехватили Шнайдер и Пауль и силой оттащили на место. Кто-то, скорее всего все та же женщина администратор объявила что пресс-конференция закончена. Послышались недовольные голоса, но постепенно журналисты разошлись. Тилль по-прежнему сидел на стуле удерживаемый Шнайдером и Паулем, хотя необходимости в этом уже не было. Лоренц с тревогой смотрел на него, Фиалик уже куда-то ушел, Рихард отошел в сторонку и разговаривал по мобильному телефону.

—Тилль, да ладно, тебе успокойся. Он ничего такого не сказал. — Пауль был немного растерян. Он наконец отпустил руку Тилля и посмотрел на Шнайдера, тот тоже разжал руки.

—Ненавижу! — Тилль снова побагровел, поднял руки перед лицом, сжал кулаки, словно стараясь задушить невидимого врага. — Стервятники! Рвут живое, мясо рвут. Прямо так, без сомнений, без угрызений совести. Жилы тянут из живых, скальп готовы снять. Чертовы стервятники. Пляшут на чужих могилах! Ты что, думаешь, он обрадуется если Олли живым вернется? Не надейся. Ему будет лучше сделать сенсационный кадр. Фотографию труппа Олли.

Тилль замолчал, стараясь перевести дыхание.

—Но, Тилль, с чего ты взял. Он не желал ему смерти. — Шнайдер попробовал возразить и сам пожалел об этом.

—Нет! — Тилль уже не говорил, а шипел. Лицо его из багрового сделалось совсем белым. Глаза горели бешеным огнем. — Он желал! Желал, черти его побери! Хотел урвать кусок побольше и пожирнее. Этот ублюдок будет рад, если завтра за городом найдут отрезанную голову Олли. Это, черт подери — сенсация! Стервятники! — последнее слово он буквально выплюнул.

К ним несмело подошел Рихард.

—Звонила жена Олли, еле уговорил ее не приезжать. Совсем все плохо. — Рихард устало опустился на стул.

—Я же вам не сказал, мне в полиции третье письмо передали. — Тилль уже немного успокоился.

—Третье? — Лоренц вскинул голову. — И что там?

—Да все то же. Ничего не ясно, одни расплывчатые намеки. А вообще-то письмо какое-то странное, не такое, как обычно.

—Есть что-нибудь об Олли? — спросил Рихард и посмотрел на солиста. Тилль лишь отрицательно покачал головой.

—Все, это невозможно. Нам нужно что-то делать. Нужно самим заняться расследованием. — Пауль поднялся с места и стал расхаживать взад и вперед.

—И что мы должны делать? — спросил Шнайдер немного раздраженно.

—Для начала пойдемте в конференц-зал и изучим письма, — предложил Тилль — Инспектор Брингер любезно скопировал их для меня. Может что-нибудь проясниться.

***

Олли казалось, что время остановилось. В его камере не было ничего, что могло бы указать ему на то, день сейчас или ночь и эта, вроде бы не такая важная вещь сводила его с ума. Жутко хотелось есть. Голод мучил его, высасывал жизнь по крупинке, желудок сводило судорогами. Он пытался уснуть, чтобы хотя бы на время забыться, но стоило ему закрыть глаза, как перед взором его представали разные яства: жареный цыпленок с золотистой корочкой, сочный бифштекс, источающий непередаваемый аромат, мягкие ржаные булочки, сосиски, политые пряным и острым соусом. Олли снова открывал глаза, судорожно сглатывал слюну и с тоской взирал на низкий деревянный потолок, потом с трудом вставал со своего жесткого и неудобного лежака и прихрамывая брел в уборную, чтобы напиться холодной воды.

Ничего не менялось в его камере, никто не приходил, не пытался спасти его, и даже мучитель его не появлялся, чтобы взглянуть на своего пленного. Олли старался не думать о плохом, гнал дурные мысли прочь, пытался медитировать, но это не помогало. Всякий раз разум его возвращался либо к мысли о еде либо к мысли о скорой и мучительной смерти. Если бы кто-то посмотрел на бас-гитариста со стороны, то вряд ли бы узнал в нем Олливера Риделя. На деревянном лежаке в камере сидел сгорбленный худой мужчина, с избитым лицом, в грязной поношенной одежде, с опухшей, неестественно вывернутой рукой. А когда он кряхтя с трудом поднимался, делая несмелые шаги по усыпанному деревянной стружкой, полу, то становился похож на древнего старика, доживающего свои последние дни в этом мире. Иногда Олли беззвучно плакал, но казалось, что он даже не замечает этого. Ридель сидел, уставившись в одну точку, а из глаз его текли слезы, оставляя на избитом лице грязные разводы.