-А кто принес? – Флаке поправил очки.

-Они не знают, – Тилль театрально развел руками.

-Ох, не нравится мне это, – Лоренц, как заведенный, ходил взад и вперед. Пауль, взглянул на клавишника и сел на диван. Лицо его было серьезно, он совсем не улыбался, и лишь по насмешливому выражению глаз можно было понять, что он пребывает в самом приятном расположении духа.

В гримерку вошел Олли.

-Да, мне тоже не нравится, и говорил уже ему, а он все равно, – сказал он невпопад, усаживаясь на диван, рядом с Паулем.

-Ты о ком? – удивился Флаке.

-Как о ком, о Шнайдере, а ты разве не о нем.

-Нет Олли, ты, как всегда, не прав, – Пауль был рад подколоть басиста. Он чувствовал себя, словно зритель в театре, с улыбкой наблюдая за происходящим.

-Прав – не прав, а Шнайдера то до сих пор нет. Опаздывает, и это уже не впервые, – словно обидевшись, Олли поднялся, бесшумно пересёк гримёрку, взял с пола свою гитару и стал задумчиво перебирать струны.

-Да подожди ты, у нас маленькое происшествие, - сказал Флаке, протягивая Олли листок.

-И что за происшествие? – Рихард зашел в гримерку и сразу, ни на кого не обращая внимания, уселся в кресло и стал что-то писать в маленьком блокноте.

Олли отложил гитару и погрузился в чтение.

-Ну, Флаке преувеличивает, – сказал Тилль.

-Ничего подобного. Олли ты уже прочел? – Флаке вопросительно посмотрел на бас-гитариста. Олли молча кивнул и протянул письмо Рихарду.

-Прочти вслух, мне некогда, - отмахнулся Круспе, что-то старательно записывая.

-Рихард, - сказал Пауль. – Ты случаем не мемуары пишешь? Так еще рано этим заниматься, молод ты еще. Оставь ты это, отвлекись на простых смертных, посмотри на нас.

-Мемуары, мемуары. Умные все пошли, как я погляжу, – недовольно пробурчал Рихард, но занятие свое не прекратил. – Что я не успею на вас насмотреться. Не отвлекай меня, я по-моему нечто гениальное придумал.

С грохотом распахнулась дверь, и в гримерку шумно ввалился Шнайдер. Рихард вздрогнул, карандаш выпал из его рук.

-Начальство не опаздывает, начальство задерживается, – глубокомысленно изрек Пауль, и добавил. – Теперь, освободившись, быть может, господин гениальный писатель соизволит лично ознакомиться с письмом.

Рихард злобно покосился на Пауля.

-Быть может, кому-то уже пора заткнуться, – в тон отозвался он. – А то у нас будет два маленьких происшествия.

-Я что-то пропустил? – спросил Шнайдер, снимая рубашку.

Несмотря на явную угрозу, Пауль не унимался:

– Нет, ты как раз вовремя, еще успеешь помочь Рихарду найти его карандаш.

—Какой карандаш? – растерялся Шнайдер.

Рихард, который и, правда искал свой карандаш, оставил это занятие, сел в кресло, бросив взгляд на Пауля, прикурил и сказал тихим голосом, звенящим от напряжения:

—Заткнись!

Флаке, резко остановился, осуждающе посмотрел на Пауля и выдохнул:

—Да хватит вам уже. Это же все очень серьезно. Ведь кто-то это писал. Это все не просто так. Как вы не поймете. А вы тут, все ржете. Не смешно, совсем не смешно.

—Флаке, хватит кудахтать. Никто еще не умер, и ничего не случилось, – улыбаясь, сказал Тилль.

—Ну, это пока… - Флаке сглотнул. - Все может быть… А ведь это может быть маньяк…. Или сумасшедший фанат… Сталкер… А у него может быть власть… Или деньги … Или оружие… Нож например … Большой нож… Тесак… Или еще хуже - пистолет… Или ружье… А если яд, и он нас отравит или ….

—Флака, ну хватит, – устало проговорил Олли. Он подошел к клавишнику и похлопал его по плечу. – Хватит, а то и правда что случиться. Есть очень мудрое изречение…

—Да что здесь происходит, мне кто-нибудь объяснит? – не выдержал Шнайдер, оборвав Олли на полуслове…

Рихард, затушил сигарету, поднялся, подошел к Риделю.

-Олли, дай мне это письмо.

-Там бессмысленный набор фраз из наших песен, – сказал Тилль, желая, наконец, прекратить этот дурацкий разговор.

-Нет, Тилль, они не бессмысленны, это угроза, – Флаке не мог смириться с тем, что группа не восприняла письмо всерьез.

-И где здесь угроза? – Рихард уже прочел, и отдал листок Шнайдеру.

-Ну, там же написано: « Я готов убивать». Если это не угроза, тогда объясните мне идиоту, что все это может значить, – Флака не мог успокоиться.

-Все хватит, забудьте все, – Тилль резко поднялся, забрал листок у Шнайдера, смял его и выбросил в мусорное ведро. – Давайте лучше музыку послушаем.

-Эй! – Шнайдер негодующе посмотрел на Тилля. – Я не успел прочесть.

-Это все ерунда, – видно было, что Тилль уже потерял интерес к загадочной записке.

-Но, Тилль… - Флаке всплеснул руками.

-Все. Мы слушаем музыку, – Тилль сделал ударение на последнее слово. Еще немного повздыхав, Флаке тоже успокоился.

***

Он вышел из номера, никем не замеченный. Аккуратно закрыл дверь, огляделся по сторонам. Никого. Повесил на ручку двери табличку «Не беспокоить». Неторопливо, но не слишком (если плестись, то сразу кто-нибудь посмотрит, и не дай Бог запомнит), дошел до лифта. Нажал на кнопку. Когда двери закрылись, шумно выдохнул, словно от волнения, но он совсем не волновался. Это просто вошло в привычку. Задумался. Временами ему вдруг начинало казаться, что мир не может состоять только из двух цветов: черного и белого и люди не могут делиться лишь на совершенных негодяев и непогрешимых праведников. В такие моменты он обычно шел в церковь. Величие храма действовало на него умиротворяющее, он вспоминал Его. Нет не Бога, в Бога он не верил. Он вспоминал лицо своего врага, и успокоение приходило. Это раньше, когда он беззвучно плакал от ярости, не зная, что делать, ненавистное лицо рождало в нем злобу. Теперь это в прошлом, теперь – успокоение. Он все делает правильно, и поэтому спокоен.

Сегодня он не прятался, это было не нужно. Он знал, никто не заподозрит, респектабельно одетого мужчину, с кейсом в руке. В этом отеле, таких было немало. Уже в лифте снял перчатки. «На улице уже слишком тепло, кто-нибудь обязательно обратит внимание. Теперь главное ничего не трогать. Главное – не наследить».

Лифт остановился, он вышел в холл, и, не оборачиваясь, ушел прочь. Никто не обратил внимания, никто даже не взглянул в его сторону, расчеты оказались верны.

***

После выступления группа вернулась в отель. Было уже очень поздно, но, несмотря на это, перед входом дежурили фанаты. Тилль, не любивший повышенного внимания к своей персоне, быстро прошел внутрь. Шнайдер последовал его примеру. Слышно было, как на улице гудит толпа, холл же был ярко освещен и безлюден. Лишь за стойкой одиноко стояла молодая девушка – портье. Она дежурно улыбнулась.