Я до сих пор не знаю, где держат Юргена, но начинаю подозревать, что вытащить его будет не так уж и просто, а вскоре Карл замедляет шаг и останавливается перед неприметным домом. Я гляжу через забор на квадратные окошки, занавешенные изнутри пестрыми шторами, на дорожку усыпанную гравием и цветущую мальву вдоль неё, на высокие грядки у забора, и не понимаю, что мы здесь забыли. Дом вовсе не похож на тюрьму, даже решеток на окнах нет, а дверь так вообще стоит нараспашку.

— Что мы тут делаем? — спрашиваю я Карла.

— Ты же хотела навестить своего друга, я привел тебя к нему, — он широким жестом обводит двор. — Он тут, под землей.

Болезненно сжимается сердце. Я до последнего верила, что Юрген жив, но теперь понимаю — Крумбайн насмехался надо мной. Они давно убили доктора, и теперь засранец привел меня на его могилу. Не грядки это вовсе, а свежие захоронения.

— Идем, — Карл берет меня под руку, толкает калитку и входит во двор, а я оглушённая горем следую за ним, даже не пытаясь возражать.

Теперь у меня нет причин оставаться сговорчивой, я могу убить Крумбайна прямо сейчас. Мне следовало бы радоваться, но вместо этого я чувствую шершавый комок, стоящий в горле грозящий пролиться слезами. Я не думала, что настолько привязалась к доктору, и его смерть выбьет меня из колеи. Хотя может дело не только в этом, я устала, меня мучает похмелье, а на душе паршиво из-за сделки с Крумбайном, неудивительно, что новость о гибели Хиршбигеля так подействовала на меня. Я гляжу на темнеющие клочки земли с горечью, но Крумбайн даже не смотрит на могилы, а идет прямиком к дому, поднимается на крыльцо и входит в распахнутую дверь.

В коридоре в беспорядке навалена обувь, на крюках висит верхняя одежда, а поверх неё охотничье ружье на широком ремне. Я не знаю, заряжено оно или нет, потому, — хотя искушение велико — прохожу мимо даже не попытавшись схватить оружие, чтобы пристрелить Карла. В доме влажно и жарко, пахнет яичницей с ветчиной и меня снова начинает мутить. Теперь я слышу, что внутри кто-то есть — слышны приглушённые голоса — и надежда, пускай это глупо, возвращается.

— Густав! Пауль! — зовет Крумбайн и тут же нам навстречу выступает небритый мужчина в майке на тонких бретелях и пестрых шортах для купания.

— Господин, какая честь, — мужчина склоняет голову, и я замечаю струйки пота на его высоком лбу.

— Почему дверь открыта? — Крумбайн не повышает голоса, но мужчина вздрагивает и испуганно таращится на нас.

— Жарко, Господин, — его голос чуть дрожит, а взгляд испуганно мечется между мной и Крумбайном. — Мы хотели проветрить, — он оглядывается, будто бы ища поддержки, но позади него никого нет.

— Где пленник, Густав? — Карл сцепляет руки на груди.

— Где и следует, — мужчина сглатывает слюну. — В подвале.

— А девчонка?

— На кухне, завтрак готовит, — Густав опять оборачивается, мнется с ноги на ногу, а потом предлагает: — Хотите, я прикажу приготовить и на вас?

Не дождавшись ответа, он орет так громко, что я вздрагиваю:

— Карина, живо ко мне!

— Я не голоден, — Карл расцепляет руки.

— Карина, я…— снова орёт Густав, но смолкает, так как за его спиной показывается девушка — та самая пленница, что вчера прислуживала нам за столом.

— Да, Господин, — она замечает Крумбайна и низко кланяется, да так и остается стоять с опущенной головой. Сейчас на ней летний сарафан с широкой юбкой, а волосы убраны в хвост на затылке.

— Пошла вон, — машет рукой Густав, и девушка мгновенно возвращается в ту же дверь, откуда пришла, так и не подняв взгляда.

— Проводи Кату к нашему пленнику, она допросит его, — приказывает Карл. Я не удивляюсь его словам — утром Крумбайн предупредил меня, что станет лгать, и я должна буду подыграть.

— Мне пойти с ней? — Густав косится на меня.

— Нет, она пойдёт одна, — Крумбайн, обернувшись, многозначительно смотрит на меня. Видимо ждёт благодарностей. — Ступай с ним, Густав проводит. У тебя пятнадцать минут.

Я иду следом за Густавом, мы проходим через гостиную, где я успеваю заметить ещё одного парня. Он сидит на низком табурете и глядит на нас удивленным взглядом, но не говорит ни слова. Перед ним на столике колода карт и стакан, наполненный янтарной жидкостью, похожей на выдохшееся пиво. Мы минуем гостиную и через узкий коридор, выходим на задний двор. Перед нами утрамбованная площадка для игры в баскетбол, оранжевый мяч валяется тут же на траве, и я не понимаю, зачем меня привели сюда, пока Густав не останавливается у забора, и я замечаю квадратный люк в земле, закрытый деревянной крышкой с металлической ручкой в виде кольца. Сверху люк подпирает тачка, заваленная строительным хламом. Густав не без труда откатывает её в сторону, поднимает крышку и приглашает:

— Прошу, пленник внизу.

Я подхожу вплотную к люку и гляжу вниз, на уходящие в темноту ступени. Из дыры веет сыростью.

— Там нет освещения, — я поворачиваюсь к Густаву. — Вы что же, держите его в темноте?

— Нам так приказано, — Густав шарит по карманам, вытаскивает небольшой фонарик и протягивает мне: — Вот, батарейки новые.

Я забираю фонарик, включаю его и, начинаю медленно спускаться по лестнице. Луч высвечивает стены укрепленные досками, и скошенный земляной потолок, но дна не видно. Лестница уходит далеко вниз, и чем ниже я спускаюсь, тем тревожнее становится.

— Я закрою люк, но буду поблизости, — произносит Густав у меня над головой и, до того как я успеваю возразить, захлопывает крышку с глухим звуком, отрезая меня от солнечного света. Теперь темноту освещает лишь слабый лучик моего фонаря. Я замираю, прислушиваюсь и зову:

— Юрген, ты там?

Мгновение ничего не происходит, а потом я слышу шорох и до меня доносится слабый голос:

— Ката.

Наплевав на осторожность, я ускоряю шаг, свет пляшет по ступеням, и вскоре я вижу земляной пол, спрыгиваю на него и оказываюсь в небольшой кладовой, заставленной пустыми стеллажами. Кисло пахнет испражнениями. За стеллажами на полу, прислонившись спиной к стене, сидит доктор Хиршбигель и, щурясь, глядит на меня, прикрыв глаза рукой. Я опускаю фонарь чуть ниже, чтобы не слепить его.

— Ката, это и правда, ты, — он улыбается и я, поддавшись порыву, бросаюсь к нему, опускаюсь рядом на колени, и крепко обнимаю, и он стискивает меня в объятьях в ответ.

— Я боялся, они тебя убили, — шепчет он и прижимается небритой щекой к моей щеке, а я внезапно понимаю, что плачу от счастья. — Как ты? — он ощупывает меня в темноте, чуть отстраняет, касается пальцами лица и замирает. — Почему ты плачешь?

— Нервы ни к чёрту, — я смущенно утираю мокрые щеки, беру его за руки, заглядываю в лицо. — Ты цел?

Доктор кивает, но я вижу: он выглядит измождённым, а на лице несколько свежих ссадин.

— Я вытащу тебя отсюда, — шепчу я. — Не знаю как, но вытащу. Ты должен вернуться назад и предупредить наших.

— О чём, — Юрген перехватывает мои ладони и сжимает.

— Я все расскажу, но у нас мало времени. Он дал мне всего пятнадцать минут, потому слушай и не перебивай…

Сбивчиво пересказываю доктору все, что узнала вчера от Рози и Карла. Рассказ выходит сумбурным, но Юрген согласно кивает, а когда я заканчиваю, говорит:

— Мы должны бежать, ты права. Битва в городе — шанс для наших, мы сможем перебить их всех, пока они заняты сражением. Мартин говорил: у нас наберется около пятидесяти бойцов, здесь у них нет шансов, а там, в общей неразберихе, мы сможем победить, только… — он умолкает, кусает губу.

— Что?

— Как мы выберемся отсюда? Я пытался, но ничего не вышло, дверь не сдвинуть.

— Снаружи это сделать проще, — я чуть улыбаюсь кончиками губ. — Сегодня ночью я вернусь за тобой и вытащу отсюда. У меня полно времени до темноты, что-нибудь придумаю.

— И что дальше? Пока меня вели сюда, я видел, в деревне полно байкеров. Как ты хочешь сбежать?

— Возьмешь мотоцикл, они тут кругом, и поедешь в бункер. Ты должен успеть, если не станешь останавливаться и…