— Думала решить на месте, — отвечаю я и усмехаюсь.

— Юрген посмотрит вашу руку, у нас есть лекарства и кое-какое медицинское оборудование. Так что возможно мы сможет ускорить ваше выздоровление.

— Было бы прекрасно, герр… простите, вы ведь так и не представились.

— Мартин Беннет, и меня можно звать по имени, — представляется он и, кивая на Лили добавляет. — Как вы наверное уже поняли, я её отец.

Его дочь идет рядом с Тиллем, впереди нас. Она снова так близко, что их руки время от времени соприкасаются. Лили что-то оживленно ему рассказывает приглушенным голосом, а он делает вид, будто заинтересован разговором — изредка кивает головой и даже улыбается.

Заметив мой взгляд, Мартин говорит:

— Она от него без ума с самого детства, ни одного концерта не пропустила и наизусть все стихи знает. И честно говоря, я не понимаю этого нездорового увлечения, — он смотрит на меня задумчиво, а потом продолжает, понизив голос: — Вы вообще слышали его музыку? Это же безумие какое-то. Заигрывания со смертью, сексом, темой Бога, порнография, гомосексуализм, жестокость. Это недопустимо! Своими песнями и клипами он развращает впечатлительных девочек, таких как Лили. Его стихи темные, мрачные и в них невероятная сила. Слова как яд, он отравляет все вокруг. Искусство должно нести добро, учить любви и всепрощению. А он выплескивает на бумагу свои самые мрачные фантазии. Он как Га́мельнский крысолов уводит детей и превращает в армию своих безмозглых фанатов. Я был уверен что Линдеманн вступил в какую-нибудь банду, чтобы насиловать женщин и напиваться до беспамятства.

— Он мой любовник и мне неприятно все это слушать, — говорю я холодно. Мартин меняется в лице и умолкает.

Я нагоняю Тилля и беру его за руку. Он тут же чуть сжимает мою ладонь, кажется, ему не помешает поддержка. Лили заметив это, бросает на меня взгляд полный ненависти, но вслух ничего не произносит. Зато выражение ее лица словно говорит: « Это нечестно! Почему она, ведь эта женщина в два раза меня старше?!»

Теперь я могу слышать их разговор — Лили волнует судьба других участников группы.

— Они ведь в порядке? — спрашивает она и с тревогой заглядывает Тиллю в глаза.

Тилль некоторое время молчит, а я начинаю подозревать неладное. Раньше он говорил только о Круспе, и я не догадалась спросить про остальных, возможно все они погибли и ему больно вспоминать. Но к моему удивлению Тилль чуть улыбается Лили и говорит:

— Я точно знаю о четверых, — он закусывает губу и продолжает: — А с Оливером, мы потеряли связь почти сразу после убийства канцлера. Он в это время отдыхал в Южной Азии, катался на серфе у берегов Филиппин, а после собирался посетить какой-то ретрит. Медитация в потоке, или что-то такое. Оливер это любит.

— Випассана, все знают его любовь к медитациям и поискам духовности, — тут же кивает Лили и удивлена ее осведомленностью.

Сама я плохо помню Оливера Риделя. Высокий симпатичный парень с мудрым взглядом. Басист и автор одной из лучших баллад «Seemann» пожалуй, это все что смогу о нем сказать. Наверное, Стефан знал больше, он всегда подробно изучал биографии всех музыкантов, чье творчество любил.

— Да, наверное, — Тилль ничуть не удивлен осведомленностью Лили. — Так вот, он был где-то в районе острова Борокай, когда все случилось. Никто из нас не знает, что происходит в Азии и где Олли сейчас, но все мы надеемся, что с ним все хорошо.

— Может, на Филиппинах нет байкеров и Олли там даже лучше? — с надеждой в голосе предполагает Лили, но Тилль в ответ лишь пожимает плечами. Мы все живем в аду, и сейчас мало кто способен тешить себя напрасными надеждами, разве что наивная влюбленная дурочка.

Грунтовая дорога заканчивается. Мы останавливаемся у развилки. Налево шоссе выходит из города — мы приехали оттуда, а направо петляющая дорога огибает какое-то старое здание, и скрывается в его тени. Я смотрю туда и вижу вдали, в зыбком полуденном мареве, шпиль церкви, с тонким золотым крестом на макушке.

Нас нагоняет Мартин и говорит, указывая в сторону полуразрушенного строения:

— Фургон стоит за старой фермой. Если все еще хотите на него посмотреть, то нам туда.

— Да, идем! — я уверенно шагаю в нужном направлении и Тилль чуть помедлив, следует за мной.

Ферма представляет из себя одноэтажное здание почерневшее от недавнего пожара. Перед ней просторная площадка поросшая молодой травой. В траве что-то лежит, я присматриваюсь и мне кажется что это ворох одежды, хотя подобное предположение и отдает безумием.

Нас нагоняет Лили, заметив мой взгляд она беззаботно говорит:

— Это шмотки убитых. Здесь казнили людей.

Я вздрагиваю и пристально смотрю на нее и с ужасом замечаю, что она улыбается.

— В каком смысле — казнили? — уточняю я, осторожно и девушка охотно рассказывает.

Когда байкеры впервые напали на город, жители вступили в схватку. В городке было много охотников и бывших военных, никто из них не пожелал подчиниться власти обдолбанных отморозков. Нападение отбили, но байкеры вернулись. Во второй раз их стало больше и они с легкостью захватили всех несогласных, а потом прилюдно казнили мужчин прямо тут, во дворе старой фермы. А женщин увезли с собой.

— Они сожгли их живьем, — говорит Лили и очень странно улыбается.- И пока те горели, насиловали их жен и дочерей.

Я с трудом сглатываю слюну и стараюсь держать себя в руках. От подобных историй у меня запросто срывает крышу, и я могу натворить глупостей.

— Они и мою маму увезли, — говорит Лили и в ее голосе нет ни тени сожаления. Я оглядываюсь на Мартина, но он смотрит куда-то в сторону и похоже не готов прямо сейчас объяснить происходящее.

— Фургон, — говорит Тилль, и я отворачиваюсь от отца Лили и смотрю вперед.

В тени высокого вяза стоит старенький «Фольксваген транспортер» стального цвета. Неприметная машина, такие покупают для работы или для путешествий с семьей, и мне немного странно думать о нем, как о машине Петера. Мой напарник любил мощные спортивные тачки, и я с трудом могу представить его за рулем этого старичка.

Мы подходим ближе и останавливаемся. Я пытаюсь заглянуть внутрь, но все стекла покрыты тонировкой и мне ничего не видно. Тилль направляется к водительской двери и дергает за ручку.

— Закрыто, — говорит он.

— Попробуй с другой стороны, — предлагаю я, хотя почти наверняка знаю — ничего не выйдет. Петер аккуратист, он бы никогда не позволил себе уйти и оставить машину открытой. Через минуту я получаю подтверждение — пассажирская дверь тоже заперта.

— Черт, нам надо открыть ее, — говорю я, и в этот момент отец Лили поднимает с земли камень и со всего маха ударяет по стеклу водительской двери. Раздается хруст и стекло проваливается внутрь. Я удивленно смотрю на него.

— Это самый быстрый способ, — говорит он равнодушно, я не могу с ним не согласится.

Изнутри фургон выглядит намного лучше, чем снаружи. Это настоящий дом на колесах нашпигованный техническими новинками. Внутри идеальный порядок. Тут есть все необходимое: спальное место, небольшая кухня, рабочий стол с мягким креслом и даже импровизированный шкаф, в котором я нахожу несколько мужских футболок и брюк, а так же пару комплектов нижнего белья. Я вынимаю верхнюю футболку и нюхаю ее. Этот запах ни с чем не спутать. Свежесть цитрусов, пряная нотка тмина и аниса и теплый аромат дубового мха нагретого на солнце.

— Ты что такое делаешь? — Тилль забрался в фургон и сейчас смотрит на меня с изумлением.

— Solo Loewe, — говорю я и убираю футболку обратно на полку.

— Что?! — Тилль хмурится, я вижу, как из-за его спины выглядывает Лили. Она, похоже, преследует его по пятам.

— Туалетная вода, — объясняю я. — Петер очень ее любит, и никогда не вышел бы из дома, не надушившись любимым ароматом. Все его вещи пахнут одинаково.

— О, я понял, — Тилль кивает. — Прости, я не знал, что вы были настолько близки с напарником.

— Не в этом смысле. Он заменил мне отца, — говорю я.