Тилль хмыкает, а потом надолго умолкает. Я беру стакан со столика и делаю маленький глоток. Лед в моем стакане почти растаял, но даже разбавленный виски заставляет меня поморщиться. Алкоголик из меня никудышный. Тилль тяжело вздыхает, я смотрю на его благородный профиль на фоне серого окна. Сейчас он кажется мне невероятно красивым и я страстно хочу обнять его, уткнуться носом в небритую шею, вдохнуть теплый запах кожи. Но я лишь отпиваю еще виски и ставлю стакан на центр стола, да так неаккуратно, что чуть не роняю его. Тилль вздрагивает и смотрит на меня, а потом снова заговаривает:
— Розалинда иногда оставалась у меня, мы встречались около года и я даже подумывал съехаться с ней, но…— Тилль прерывает себя на полуслове, допивает виски и ставит пустой стакан на столик, рядом с моим и лишь потом заканчивает мысль. — Она не хотела сама, говорила что сестра обидится на нее, что за городом ей комфортно, а я не настаивал. И вот когда все это случилось, Рози оказалась больше чем за сто километров от меня, а я понятия не имел все ли с ней в порядке. Движение тогда еще не ограничивали, но на дороге творилось что-то невообразимое. Многие бежали. Машины забитые до отказа ехали прочь из Берлина, люди боялись и их можно было понять. В одночасье многие потеряли своих родных, тысячи невинных жизней, действительно достойных людей. И да, я отдаю себе отчет что виновна в этом была канцлер и потому ее убийство можно было предсказать. Она разозлила многих, особенно после того как опубликовали ту переписку.
— Она не просто разозлила, она пробудила дремавшее в нас зло, — говорю я задумчиво.
Стефан перешел к решительным действиям после смерти родителей. Если бы Филипп и Нина не погибли после вакцины, то он мог бы и не вступить в ту организацию, не стать соучастником убийства и последующих беспорядков. Хотя кого я обманываю, они готовили это давно и смерть родителей лишь ускорила процесс. Есть вещи которые нельзя изменить, как бы мы не хотели.
— Я выехал поздно вечером. Днем прошел сильный дождь и дорога была скользкая словно замерзший пруд. Пока я ехал, видел десятки аварий. Люди потеряли голову и не отдавали себе отчет в том, что они делают. А я был среди них. Гнал как безумный. Сам не пойму как умудрился тогда добраться до места и не разбить машину вдребезги.
Его рассказ напоминает мне мою недавнюю гонку по пустому шоссе на «Порше». А ведь если бы я тогда была чуть менее осторожной и потеряла управление, тогда не оказалась на той заправке и судьба Тилля была бы предрешена. Есть вещи, которые нельзя изменить, но иногда это — благо.
Краем глаза замечаю движение справа и поворачиваю голову. Тилль закинул ногу на ногу и чуть развернулся ко мне. Глаза уже привыкли к темноте и я могу различать не только его силуэт, но и даже видеть лицо.
— Ты не будешь против, если я закурю? — спрашивает он.
— Только если ты угостишь меня сигаретой, — отвечаю я и улыбаюсь ему.
Тилль поднимается и идет куда-то вглубь комнаты. Я отдала ему все запасы сигарет, что нашла в машине и он был рад этому. Дурные привычки в современном мире — роскошь, доступная избранным.
Он шуршит упаковкой, вынимает сигарету, прикуривает одну. Свет пламени зажигалки на мгновение освещают его лицо и я сразу же вспоминаю их старый тур, где он выходил на сцену в чудовищном красном боа, а через дырку в его щеке в его рот была помещена небольшая лампочка. Это выглядело жутковато. Сейчас он тоже выглядит зловеще, но с теперь я понимаю что если в этой комнате и есть чудовище, то это точно не Тилль.
Он протягивает мне зажжённую сигарету, раскуривает вторую и откидывается на высокую спинку. Я осторожно втягиваю горьковатый дым, стараясь не закашляться. Наверное начинать снова курить сейчас не лучшая идея, но с другой стороны — разве кто-то может осудить меня сейчас?
Тилль глубоко затягивается, выдыхает дым в потолок и продолжает рассказ:
— Я добрался до нее затемно. Понял что все плохо, когда свернул с шоссе и увидел всполохи пламени. Горели дома. Это было одно из первых нападений банды. Они похитили всех молодых женщин, а остальных просто пристрелили. Мужчины, дети, старики, они особенно не церемонились. Я после слышал что большинство полицейских перешло на сторону банд, продажные твари. Никогда не доверял полиции, туда идут служить одни болваны, — он резко замолкает и смотрит на меня.— Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ты знаешь, а я с тобой даже соглашусь, — усмехаюсь я. — Не все, конечно, но многие мои коллеги были кончеными придурками. День когда я ушла из полиции был лучшим днем моей жизни.
— А почему ты вообще решила служить в органах? — спрашивает он.
— Если тебе интересно, расскажу позже. Но, если в одном предложении, я хотела насолить своему отцу.
— Хорошо понимаю тебя, — говорит Тилль и некоторое время молча курит, стряхивая пепел в ладошку.
Когда сигарета догорает почти до фильтра он встает, открывает настежь окно и швыряет окурок в темноту, а следом выбрасывает пепел и отряхивает ладони. Я поднимаюсь и подхожу к нему так близко, что касаюсь плечом. Смотрю на него снизу вверх, делаю одну затяжку и тоже выкидываю окурок в окно.
Тилль берет меня за плечи, наклоняется и целует в губы. Его дыхание пахнет виски и табаком. Я отвечаю на поцелуй со всей страстью на которую способна. Я думала что смогу устоять, но это невозможно. Внизу живота разливается мучительная нега и я стягиваю с него футболку, покрывая его тело поцелуями.
Через полчаса мы лежим в его кровати совершенно голые. После секса и алкоголя меня клонит в сон. Я прикрываю глаза и практически проваливаюсь в приятное тепло, когда Тилль говорит:
— Прямо на дороге были свалены трупы. Гигантский курган из людей и они все горели. Я никогда не забуду этот запах обгорелой плоти смешанный с едким запахом бензина.
Я вздрагиваю, открываю глаза и поворачиваю к нему голову. Он не смотрит на меня, уставился в потолок и кажется будто бы говорит сам с собой. А может так оно и есть, как знать.
— Я не мог на это смотреть, меня мутило, но все же заставил себя подойти. Я боялся что среди них Рози. Но ее там не было. Зато там была ее сестра. У нее были такие густые вьющиеся волосы огненно-рыжего цвета. Я сразу увидел ее среди других. Гретте было сорок девять. Она была старшей в семье и когда родители Рози умерли, заменила ей и младшему брату мать. Байкеры убили ее. Вспороли брюхо словно гигантской рыбе. Никогда не отличался слабым желудком, но тут меня вывернуло наизнанку. Не могу вспомнить, как уехал оттуда, очнулся уже дома. От одежды воняло гарью. Я выкинул ее всю, принял душ, лег в кровать и пролежал до утра без сна. А на утро дал себе слово отыскать банду и спасти Рози. И я отыскал, хотя это было непросто. Но искал слишком долго, когда я пришел Рози не захотела со мной уйти.
— Я не понимаю, — я чуть хмурю брови.
— А что тут непонятного? Она стала женой главаря банды и ей нравится ее новое положение, — я ловлю нотки раздражения в его голосе.
— Ты хочешь, сказать ее забрали не силой, а по собственной воле?
— Силой, конечно, но потом что-то изменилось. Я говорил с ней всего несколько минут, но могу поклясться, в ней не осталось ничего от того человека которого я знал.
— Синтетик, — тихо говорю я.
— Что?
— Та дурь, которую все они курят. Новый синтетический наркотик, он вызывает привыкание почти сразу и полностью меняет человека. Говорили это экспериментальный препарат, который разрабатывали военные для своих целей. Он делает людей агрессивными, сексуально озабоченными и совершенно бесчувственными. Только проект зарубили, ведь препарат не делал главного — он не подавлял волю. Они хотели сделать армию неутомимых робокопов, а получили толпу озабоченных маньяков, каждый из которых отлично соображает.
— А ты и правда неплохо поработала, только не могу понять как именно ты смогла все это узнать.
— У меня был надежный источник, — отвечаю я и на это раз не лгу. Что может быть надежнее чем слова собственного мужа, который был среди тех, кто выкрал формулу этого дерьма с закрытого сайта военных.