— На английском. Тилль, я не шучу. Она сказала мне, что Шнайдер — светлый мессия.

— Чего?! — Тилль от неожиданности выронил телефон, но схватил его на лету и снова приложил к уху. — Чего она сказала? Шнайдер — мессия. Мне не послышалось?

— Нет, тебе нет. А я вот не уверен, что она сказала именно это. Там треск такой был. Помехи сплошные. Может, «у него светлая миссия», хотя мне кажется, она всё же сказала: «Шнайдер — светлый мессия».

— А больше она ничего не сказала? — кофеварка отключилась , и Тилль, наконец, налил себе кофе.

— Сказала. Она сказала мне, что стяжательство — грех.

— Чего? Стяжательство?

— Да, — Якоб замолчал.

— Ты разыгрываешь меня, да? Ты решил с утра пораньше позвонить мне и разыграть меня. Тебе кто-то сказал, что я пришёл домой под утро, и ты решил пошутить, подумал, что я спросонья не соображу, что к чему? Рихард?

— Нет, Тилль, поверь мне, я абсолютно серьёзен.

— Ах, да, Рихард же не мог, ему неоткуда было знать, что я лёг спать в полчетвёртого. Пауль?

— Нет, — Якоб начинал сердиться. — Никто мне не звонил и ничего не говорил. Я вчера должен был созвониться со Шнайдером, мы договаривались встретиться в выходные, но он не позвонил. Я начал беспокоиться, позвонил сам. Но Шнайдер не брал трубку. Через пару часов я набрал ещё раз, но опять ничего.

— Ты сейчас говоришь точь-в-точь как Круспе. Он мне, когда неделю назад звонил, теми же словами говорил.

— А почему же ты никому ничего не сказал?

— Да потому, что всё это бред какой-то. Шнайдер — взрослый мужик, и нечего за ним, как за маленьким, бегать. Не приехал, значит, так надо.

— Тебе в голову не пришло, что с ним что-нибудь могло случиться?

— Вот и Рихард то же самое спросил.

— Тилль, ты новости видел с утра?

— Новости? — Тилль растерялся.

— Да, с самого утра. Шестичасовой выпуск.

— Нет, я спал.

— Так вот, ты спал, а я смотрел и видел, что в Перу ночью произошёл взрыв аэродрома.

— Центрального? Теракт?

— Нет, какого-то маленького. Но дело не в этом. Там ФБР расследует какое-то громкое дело, что-то с наркотиками. Там чёрт знает, что творится.

— А какое это всё имеет отношение к Шнайдеру? Он же не наркодилер.

— Не знаю, просто мне всё это не нравится. Я чувствую, что Рихард поехал туда.

— Так это можно проверить.

— Как?

— Давай сообщим в полицию, пускай они проверят все вылеты из Нью-Йорка в Перу.

— Тилль, кто это будет проверять. Умоляю тебя. Там сотни самолетов, и ещё сотня частных, это нельзя проверить. К тому же, что мы скажем в полиции?

— Скажем, пропали Рихард Круспе и Кристоф Шнайдер.

— Где?

— В Перу.

— Перу — это Южная Америка, и полиция Берлина не станет заниматься этим.

— Да, ты прав. Это я глупость сморозил. Так может нам поехать туда и заявить в местную полицию?

— Ты поедешь?

— Поеду, почему бы и нет, — Тилль замолчал.

— Алло, ты слышишь меня?

— Слышу. Это точно не шутка?

— Точно, я бы сам был рад, если бы всё было шуткой. Но всё серьёзно.

— Повиси на трубке, — Тилль отложил мобильный и взял второй телефон.

Немного подумав, он набрал Круспе. Телефон был выключен. Тогда он набрал Шнайдера. Пошёл гудок, Тилль ждал, но ничего не происходило. Он собрался отключаться, как услышал, что на том конце что-то зашипело.

— Алло, алло, Шнайдер! — крикнул он.

Ответа не было. Он прислушался, и ему показалось, что он услышал женский голос, который произнёс: «Похоть — грех», но он не был в этом уверен. Тилль положил трубку и снова взял мобильный.

— Якоб, ты ещё здесь?

— Да, проверял меня?

— Не мог не проверить, извини, конечно.

— Ты когда Шнайдеру звонил, тебе ответили? Я слышал, ты кричал.

— Нет, мне показалось. Никто не отвечал.

— Точно? Может, ты слышал шум помех и женский голос?

— Ничего такого я не слышал. Якоб, я собираться буду, давай позже перезвоню.

— Ладно, давай.

Связь прервалась. Тилль сделал глоток кофе и пошёл в ванную, сегодня ему предстояло долгое путешествие.

========== Часть вторая. Глава вторая. ==========

***

Он был из племени индейцев дживаро. Родившись сорок лет назад в соломенной хижине, на берегу Амазонки, он, как и все другие индейцы их племени, был обречён провести здесь всю свою жизнь и либо погибнуть в бою, от укусов диких зверей, либо умереть от старости, которая приходит в этих краях слишком рано. Но он был не такой, как другие. Он стремился к знаниям. Ему мало было того, что могли дать эти края. В восемь лет он попытался попасть в ученики колдуна, или, как они называли его здесь, бруджо. Маленький, болезненный, страдающий лунатизмом, он сразу приглянулся старому знахарю, и началась суровая школа колдовства. Хотя самому колдовству его никто не учил. Его наставник доводил его до полуобморочного состояния, не давая спать ночами, напаивая отварами из трав и наркотических растений, заставляя часами сидеть в одной позе и томиться в ожидании новых пыток. Он воспитывал в нём силу, воспитывал стойкость и учил преодолевать собственные слабости.

«Тебе никогда не справиться с чужой слабостью, Райми, если ты не сможешь побороть свою», — говорил старый бруджо, когда мальчику было совсем невыносимо.

И он терпел, он ждал, что скоро знания придут к нему, знания чего-то сокровенного, знания о потусторонних силах и духах. Он ждал, время шло, но ничего не менялось. Старый колдун был всё так же бодр и активен, и индейцы чтили и боялись его, как бога, а Райми, как и три года назад, подносил ему миски с вонючим густым отваром, и никакого высшего знания он так и не получил.

Когда ему исполнилось тринадцать, он сел в лодку и уплыл в город, никто не остановил его, никому не было дело до молодого ученика колдуна. Его родителей давно не было в живых. Мать умерла при вторых родах, разрешившись мёртвым младенцем, когда Райми было три года. Он совершенно не помнил её и не чувствовал боли утраты. Отца загрыз тигр на охоте. Когда его принесли в село, его правой руки не было, вместо неё торчала лишь кровавая культя. Райми в тот день был в доме бруджо и видел, как носилки с его отцом поставили во дворе. Колдун вышел, коротко взглянул на раненого и ушёл в свою хижину. Вернулся он через пару минут и объявил, что этого мужчину не спасти, духи забрали его душу. Райми кричал, умолял наставника помочь, обещал стать его рабом до конца своей жизни, отдать свою душу, сердце, рыдал, но бруджо был непреклонен. Отец умер на следующий день, так и не придя в сознание. Райми не ушёл от колдуна, он хотел, но понял, что теперь ему некуда идти. Но он перестал доверять колдуну, хотя по-прежнему выполнял все его поручения и делал всё то, что тот говорил. Райми знал, что уйдёт, просто не знал когда.

В двенадцать лет он начал делать лодку. Первая вышла неудачной. Он спустил её на воду, запрыгнул внутрь и поплыл вниз по течению, лодка проплыла пару сотен метров и вдруг резко начала уходить под воду. Райми еле успел спрыгнуть и доплыть до берега. Вторую лодку он решил делать основательней. Он пошёл к старому мастеру и попросил помощи. Мастер не отказал. Вечерами, когда у Райми было свободное время, и когда старый бруджо позволял ему отлучиться, он шёл к мастеру и постигал новую для него науку. На это ушёл почти год. Зато, когда он спустил на воду вторую лодку, он был уверен, что на этот раз она не потонет.

Собрался он быстро. Вещей у него почти не было, он взял маленький тряпичный узелок, немного еды и воды и, попрощавшись с колдуном, отправился в путь.

В городе его никто не ждал. В первый вечер он узнал, что такое голод, а ночью поближе познакомился с жестокостью. Но он не сдавался, бруджо приучил его не бояться трудностей. С трудом ему удалось устроиться на работу, нелегальную, конечно. Платили гроши, но зато было где спать. Райми принялся изучать английский, он понял, что без знания этого языка ему никогда не стать кем-то в этой жизни. Он украл на рынке старый потрёпанный учебник и, когда не было работы, с усердием штудировал его. Почти всё своё время он таскал рыбу на рынок, убирал грязь за прилавком, мыл посуду, чистил картошку. Маленький индейский раб, работающий за кусок хлеба. Хотя его наёмники никогда не были богатыми господами. Это была бедная семья потомственных рыбаков, потерявшая единственного сына в шторм и пытающаяся прокормиться тем, что они смогут поймать и продать.