Но «в России по-прежнему интересно жить», – утверждает Кругосветов.

И он не одинок. Замечательные русские писатели Анатолий Гаврилов из Владимира, красноярец Эдуард Русаков, иркутянин Анатолий Байбородин, Денис Осокин из Казани да, пожалуй, и Саша Соколов (USA) – вот его компания.

Идеология здесь не причем. Настоящий писатель холоден к любой идеологии. Это персонажи пусть сражаются, пытаясь исправить несправедливость, путем вырывания, например, сердца Данко, чтобы им осветить путь заблудшему человечеству, как это сочинил сентиментальный друг Ленина Максим Горький.

«Мне нравится этим заниматься, – говорит Саша Кругосветов. – Не заставляю себя, тексты не вымучиваю».

Он прав. Только так и можно остаться писателем в нашей стране, – думал я, читая «Кандида». А еще здесь, в этой книге, злобы нет, которой напитано, как кровью покойника, всё наше существование. «Да, это прелестная мирная жизнь, от которой мы совсем отвыкли». Цитата.

Теплая осень доживала последние дни, Кент решил перебраться в город.

Облюбовал большой, просторный двор. Даже не двор, а широкий, озелененный проезд – машины могут въезжать с Кирочной, а выезжать через длинную арку на Кавалергардскую.

Кент давно присмотрел этот дивный уголок – здесь есть несколько выделенных мест для мусорных бачков и пара уличных кранов, которые летом дворники используют для мытья тротуаров и полива растений. Так что для не особо взыскательных найдется пропитание, есть и в некотором роде гигиена. Распишитесь в получении – туалет и ванна в одном флаконе. Осталось немного – подыскать теплое место для ночлега.

Рядом с аркой прилепился магазин канцелярки и сувениров с огромной витриной и с парадной дверью на Кавалергардскую – массивные дубовые рамы, тяжелые бронзовые ручки и перила с наворотами – все респектабельно и солидно. Еще впервые попав сюда, Кент заметил, что парадный вход вровень с тротуаром, а черный выход во двор – на пол-этажа выше; проезд через арку при этом – без всякого наклона. Что бы это могло значить, искривление пространства, что ли? Он теперь часто наблюдал такое – с тех пор как оказался на обочине новейшей истории. Жизнь его молодую поломали, искорежили – похоже на то, что и пространство вокруг него поехало от огорчения. Оно, пространство это, тоже, видимо, переживало за судьбу молодого и недооцененного обществом гражданина Российской Федерации.

К черному входу магазина вела сваренная из труб лестница, под ней в приямке пряталась потайная дверь – волшебная дверца Буратино, не иначе, – из листового металла и с навесным замком. Раз дверь, значит, и помещение имеется. Специально для него приготовленный подвальчик.

Летом Кент как бы невзначай забрел в магазин. Он уже тогда сообразил про подвал. А зашел вроде за тем, чтобы детскую игрушку купить. Ходил-ходил вдоль прилавка, а потом спросил:

– Чего это у вас парит будто, аж стекла запотели? Да и обои набухли или типа того.

Продавщица ему отвечает – так примерно:

– Ой, замучили нас трубы в подвале. Отопление на весь микрорайон рассчитано, так они зачем-то именно через наш подвал повели. Вечно трубы прорывает, а у нас товар раньше времени в негодность приходит. Особенно бумага. А вам-то, собственно, какое дело? – спохватилась она. – Зачем вы сюда пришли, интересно, – того и гляди, как бы чего не прихватили ненароком. Покупайте что-нибудь или уходите, а не то милицию позову.

А Кент ей преспокойно отвечает:

– Я пришел сюда, чтобы куклу ребенку купить – на день рождения, знаете ли. А раз вы столь грубо мне отвечаете, я, пожалуй, ничего и не буду у вас покупать. И деньги мои вам не достанутся. В другом месте куплю, где со мной по-другому говорить будут. Не посмотрят, что у меня спортивный костюм, может, на ваш взгляд и не очень новый, и кроме того – еще бейсболка и рюкзак. А не костюм с галстуком и кэйс типа «дипломат», к примеру. Так я в следующий раз приду к вам в другом прикиде, и вам очень даже обидно будет, что прошлый раз вы не захотели достойно меня обслужить. Еще просить будете, чтобы я купил что-нибудь, а я развернусь и уйду. Что, впрочем, и сейчас кажется мне вполне уместным поступком.

Кент именно так ответил этой некультурной продавщице и действительно развернулся и ушел – причем с самым независимым видом. Как сказал, так и сделал. А сам подумал: «Так-так. Подвальчик мой, значится, отапливается неплохо, – он уже тогда считал этот подвальчик своим. – Пусть будет влажно, зато тепло. Всяко лучше, чем зимой на морозе окочуриваться».

Это было месяца три назад. А сейчас он – бывший предприниматель, а ныне гражданин без определенного места жительства и без определенных занятий, короче, бомж по кличке Кент – со всем своим немудреным скарбом приехал сюда, чтобы заселить, наконец, свою будущую жилплощадь.

Замок среза́ть, конечно, нельзя. Новый повесят. А то и займут «жилплощадь» какие-нибудь совсем уж непрошеные гости. При наступлении холодов желающих потеснить его в теплом, уютном гнездышке или вообще выгнать куда подальше будет предостаточно. Просто надо как-то научиться попадать внутрь, не открывая двери.

Кент устроился в приямке. Осмотрелся: все спокойно, его здесь со двора не заметят. Достал небольшую фомку, подсунул под дверь и отогнул угол металлического листа. Примерился: «Голова пройдет, значит, и весь пролезу. Благо, скудное довольствие клошара к полноте не располагает». Продавил рюкзачок внутрь помещения, а потом и сам осторожно протиснулся в щель двери.

Здесь действительно было тепло – видимо, отопление уже включили – и, увы, совсем темно.

Молодец Кент! Все предусмотрел, вплоть до самых мелких мелочей. Подготовил прекрасный, надеваемый на лоб фонарь с резинкой. На помойке нашел. Шародей починил светильник спелеолога – теперь все работает. Слава Великому Шародею! Шародей – нечто среднее между «Фарадеем» и «Чародеем». В электричестве – бог, потому и «Фарадей», а для друзей – настоящий «Чародей».

Так, так. Пол бетонный, сухой. Надо бы придумать что-то поэкологичней, но это потом. Помещение не из высоких – придется наклоняться, чтобы не разбивать голову о потолок. А в самом конце – видимо, под входом в магазин – и вообще, сантиметров восемьдесят, не больше. Там как раз и проходят две трубы центрального отопления, обмотанные чем-то мягким. Кент потрогал – вполне себе теплые, уложил на них старое ватное одеяло, – чем не лежанка для непритязательного бомжа? Здесь и высота особо не требуется. В общем, помещение подходящее. Обживать территорию придется постепенно, шаг за шагом.

Прилег на образовавшуюся лежанку. Нет, пожалуй, все-таки низковато. Поворачиваться неудобно. Кент вытянулся на спине, подобрал к животу колени, уперся ими в потолок. Перекрытия неохотно уступили его давлению, и потолок приподнялся вверх. Вот теперь нормально. Труха, правда, посыпалась. Удивительно, как это у него получилось? – подумал он. В магазине наверху пол, наверное, вспучился. Вот он перст судьбы – высшие силы именно так позаботились об этих магазинщиках. По заслугам, кстати, – в наказание за неумное и нетактичное поведение с посетителем по кличке Кент.

А теперь в его «спаленке» очень неплохо. Гораздо свободнее стало. Здесь можно и с девушкой покувыркаться в случае чего. Только кто теперь согласится с ним на такое? А те, кто знал его в лучшие времена… Тем вообще не стоит звонить, они, наверное, на прослушке, менты засекут – тогда уж точно конец вольной жизни бомжа. Ему теперь никто не позвонит. Сменил симку – можно сказать, начал новую жизнь. Скорей всего, не самую лучшую. Пусть хоть такая свобода, чем вслед за мамой загреметь в места не столь отдаленные, а потом и вообще…

Кто теперь его круг общения? Несколько товарищей по несчастью – Шплинт, Сява… Но для них он бомжара без прошлого, просто Кент и больше ничего – без прошлого, но и без будущего. Есть, правда, пара друзей по прежней жизни, которым он доверяет больше, чем самому себе – Румб и великий Шародей, бывший сосед по Мошкарово. Теперь у Кента именно такой, достаточно усеченный социум. Пока такой.