- Нет. После колледжа мы с ним не виделись. Да и в любом случае, он ничего не сможет узнать от моих знакомых. Они ничего не знают о моей тайной жизни. Я не выбалтывал налево и направо...
- Да, да, - подавляя нетерпение, прервал его Ростов. - Но в ходе беседы Дикштейн может задавать вроде бы незначащие вопросы касательно твоего поведения как такового, дабы убедиться, соответствует ли твой образ жизни представлению о тайной деятельности - например, бывают ли таинственные телефонные звонки, внезапные отлучки, друзья, которых ты стараешься не знакомить с окружающими... Есть ли кто-нибудь в Оксфорде, с кем ты продолжаешь видеться?
- Из студентов никого, - у Хассана изменился тон, и Ростов понял, что близок к цели. - Я поддерживаю некоторые связи с преподавателями на факультете - здравствуйте, до свидания - в частности, с профессором Эшфордом - пару раз он свел меня с людьми, которые готовы субсидировать наше дело.
- Если я не ошибаюсь, Дикштейн тоже знаком с Эшфордом.
- Конечно. Эшфорд возглавлял кафедру семитских языков, на которой занимались мы с Дикштейном.
- Вот видите. Дикштейну остается только связаться с Эшфордом и в разговоре невзначай упомянуть твое имя. Эшфорд же расскажет ему, что ты делаешь и какой ведешь образ жизни. И затем Дикштейну станет ясно, что ты тайный агент.
- Что-то сомнительно, - настороженно возразил Хассан.
- Отнюдь, - уверенно ответил Ростов, хотя Хассан был прав. - Это стандартная техника. Я и сам так не раз делал. И всегда срабатывало.
- Значит, если он свяжется с Эшфордом...
- У нас появится возможность снова сесть ему на хвост. Поэтому я бы хотел, чтобы ты отправился в Оксфорд.
- О! - Хассан не догадывался, к чему может привести разговор, и оказался в тупике. - Но Дикштейн мог просто позвонить по телефону...
- Мог, но такого рода разговоры предпочтительнее вести при личной встрече. Ты можешь сказать, что случайно оказался в городе и хочешь поболтать о добрых старых временах... а во время международного разговора трудно быть столь непринужденным. В силу этих же причин и следует прибыть на место, а не звонить по телефону.
- Может, вы и правы, - неохотно согласился Хассан. - Я планировал отправить сообщение в Каир, как только мы разберемся с распечаткой.
Вот именно этого Ростов и старался избежать.
- Хорошая мысль, - одобрил он. - Но сообщение будет выглядеть куда лучше, если вы сможете присовокупить к нему и известие, что удалось снова выйти на Дикштейна.
Хассан стоял, вглядываясь вдаль, словно надеялся увидеть отсюда Оксфорд.
- Давайте вернемся, - коротко сказал он. - Я уже нагулялся.
Настало время проявить общительность и дружелюбие. Ростов приобнял Хассана за плечи.
- Вы, европейцы, такие изнеженные.
- Только не пытайтесь меня убедить, что у КГБ в Москве трудная жизнь.
Выйдя к дороге, они остановились, пережидая поток машин.
- Ох, послушай, - спохватился Ростов, - все время хотел спросить. Ты трахал жену Эшфорда?
- Не больше четырех или пяти раз в неделю, - хмыкнул Хассан и, довольный, громко расхохотался.
Он явился на станцию слишком рано, поезд запаздывал, так что ему пришлось провести тут целый час. Единственный раз в жизни он прочитал "Ньюсуик" от корки до корки. По приходе поезда она едва ли не бегом кинулась к нему по платформе, широко улыбаясь. Как и вчера, она обняла его и расцеловала: на этот раз поцелуй был несколько продолжительнее. Он смутно предполагал, что увидит ее в длинном платье, окутанную шелками, как жена банкира в "Клубе-61" в Тель-Авиве: но, конечно же, Сузи принадлежала к другому поколению в другой стране и явилась в высоких сапожках, голенища которых исчезали под подолом юбки, спускавшейся чуть ниже колен, и в шелковой блузке, стянутой широким поясом. На лицо наложен макияж. Руки ее были пусты, ни плаща, ни сумочки, ни косметички. Несколько мгновений они стояли молча, лишь улыбаясь друг другу. Дикштейн, по-прежнему плохо представлявший, что ему делать, предложил ей руку, как вчера, и. по всей видимости. этот его жест обрадовал ее. Они двинулись к стоянке такси. Когда они сели в машину. Дикштейн спросил:
- Куда вы хотели бы направиться?
- Вы не заказали столик?
Я должен был бы это сделать, пришло ему в голову, но он признался:
- Я не знаю лондонских ресторанов.
- На Кингс-Роуд, - велела Сузи водителю. Когда машина снялась с места, она глянула на Дикштейна и сказала:
- Привет, Натаниель.
Никто еще не называл его Натаниелем. Ему понравилось.
Небольшой ресторанчик в Челси, который она выбрала, был погружен в уютный полумрак. Когда они шли к столику, то Дикштейну показалось, что он видит несколько знакомых лиц, и в желудке у него возник ком; минуту спустя он понял, что это популярные исполнители, фото которых мелькают на страницах журналов, после чего снова расслабился. Он с удовольствием отметил, что в зале люди всех возрастов, ибо слегка опасался, что окажется среди них самым старым.
Они сели, и Дикштейн спросил:
- Вы водите сюда всех своих молодых людей? Сузи одарила его холодной улыбкой.
- Это первая глупость, которую я от вас услышала.
- Я исправлюсь. - Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
- Что вы хотите заказать? - спросила она, и неловкость прошла.
- Дома я питаюсь просто и незамысловато, тем, что и все. В отлучке я живу в гостиницах, где мне вечно подсовывают какие-то загадочные блюда. А больше всего мне нравится то, чего здесь не подадут: жареный бараний окорок, пудинг из почек с зеленью, ланкаширская похлебка.
- Знаете, что меня в вас больше всего привлекает? - улыбнулась она. Вы не имеете представления, что является изысканностью, а что нет, но в любом случае она вас совершенно не волнует.
Он коснулся лацканов пиджака.
- Вам не нравится этот костюм?
- Нравится, - сказала она. - Хотя, скорее всего, он вышел из моды, уже когда вы его покупали.
Он остановился на куске мяса с вертела, а она на тушеной печенке, которую ела с завидным аппетитом. Он заказал бутылку бургундского, ибо это тонкое вино как нельзя лучше подходило к печенке, мягко дав ей понять, что хоть в винах он разбирается, поскольку такова его работа. Сузи опустошила добрую половину бутылки, что он ей с удовольствием позволил: у него же не было аппетита.