- Ах, вот как! - Это было хуже всего. - Значит, вы хотите, чтобы я украл его, и никто не догадался, что он предназначается нам.

- Более того, - голос Борга стал хриплым и напряженным. - Никто не должен знать, что уран украден. Все должно выглядеть так, будто товар просто пропал. Тогда и владелец, и международные агентства постараются замять это дело. И затем, когда им станет ясно, что их надули, они уже будут в плену своей версии.

- Но все сразу же может вскрыться.

- Не раньше, чем у нас будет своя бомба.

Они выехали на прибрежное шоссе от Хайфы до Тель-Авива, и, когда машина мчалась сквозь ночь, Дикштейн видел справа от себя отблески глади Средиземного моря, поблескивающие словно драгоценности в ночи. Заговорив, он сам удивился нотке усталого смирения в своем голосе.

- Сколько урана нам может понадобиться?

- Необходимо создать двенадцать бомб. То есть, примерно сто тонн урановой руды.

- В таком случае, в карман мне их не сунуть, - Дикштейн нахмурился. Во сколько она обойдется в случае покупки?

- Что-то больше миллиона долларов США.

- И вы считаете, что потеряв такую сумму, владелец руды предпочтет замять дело?

- Если все будет сделано правильно.

- Каким образом?

- Это уже твое дело. Пират.

- Я не уверен, что это вообще возможно.

- Должно стать возможным. Я сказал премьер-министру, что мы беремся. Я поставил на кон свою карьеру, Нат.

- Да перестаньте мне талдычить о вашей долбаной карьере. Борг закурил еще одну сигарету - нервная реакция на резкость Дикштейна. Дикштейн на дюйм опустил стекло окна, чтобы вытягивался дым. Его внезапная враждебность не имела ничего общего с просьбой Борга: она была типична для человека, которого не очень волновало, как люди к нему относятся. Дикштейна куда больше тревожило видение грибовидного облака над Каиром и Иерусалимом, хлопковые поля вдоль Нила и виноградники у Галилейского моря; превратившимися в выжженное стекловидное пространство. Ближний Восток, занявшийся пламенем, и поколение за поколением изуродованных детей.

- И все же, я думаю, что единственной альтернативой может быть только мир.

- Не имею представления. Я не занимаюсь политикой, - пожал плечами Борг.

- Дерьмо собачье.

- Слушай, если у них есть бомба, то и нам надо обзавестись, ею, не так ли? - вздохнул Борг.

- Если бы дело было только в этом, мы могли бы просто созвать пресс-конференцию, объявить, что египтяне создали атомную бомбу и предоставить миру возможность остановить их. Я же думаю, что нашим так и так хочется иметь бомбу. И. думаю, они только рады этому поводу.

- И, возможно, они правы! - отрезал Борг. - Мы не можем каждые несколько лет ввязываться в войну - в один прекрасный день мы, наконец, потерпим поражение.

- Мы можем заключить мир.

- До чего ты наивен, - фыркнул Борг.

- Если мы договоримся о некоторых вещах: оккупированные территории. Закон о возвращении, равные права для арабов в Израиле...

- У арабов есть равные права. Дикштейн безрадостно улыбнулся.

- Вы чертовски наивны.

- Слушай! - Борг сделал усилие, чтобы взять себя в руки. - Может, мы и должны продать наше право первородства за чечевичную похлебку. Но мы живем в реальном мире, и люди в этой стране не будут голосовать за мир-любой-ценой; да в глубине души ты и сам знаешь, что арабы отнюдь не торопятся заключать мир. Так что в реальном мире мы по-прежнему должны драться с ними, и в таком случае нам уж лучше украсть для себя уран.

- Вот что мне не нравится в вас больше всего, это то, что вы всегда правы.

- Понимаешь ли, - Борг явно сердился, - с подавляющим большинством моих людей я не испытываю необходимости спорить о политике каждый раз, когда даю им задание. Они просто выслушивают приказ и отправляются его выполнять, как и подобает оперативнику.

- Я вам не верю, - заявил Дикштейн. - Это нация идеалистов, в противном случае от нее бы ничего не осталось.

- Может быть, и так.

- Я как-то знавал человека по имени Вольфганг. Он тоже любил говорить: "Я просто выслушиваю приказы". - А потом принимался ломать мне ногу.

- Ага, - кивнул Борг. - Ты мне уже рассказывал.

Когда компания нанимает бухгалтера для ведения своей документации, первое, что он делает, так это объявляет, что у него такой объем работы, связанной с финансовой политикой компании, что он нуждается в младшем бухгалтере. Нечто подобное происходит и со шпионами. Некая страна организует разведывательную службу, дабы выяснить, сколько танков у соседей и где они базируются, но прежде, чем это удается выяснить, разведслужба оповещает, что она настолько поглощена слежкой за подрывными элементами внутри страны, что нуждается в специальном военном подразделении.

Именно так и было в Египте в 1955 году. Только что оперившаяся разведслужба страны сразу же разделилась на два управления. Военная разведка занималась подсчетом израильских танков; служба же общих расследований пожинала все лавры.

Человек, под началом которого находились оба управления, именовался Директором Главной Разведслужбы; и предполагалось - теоретически - что он будет подчинен министру внутренних дел. Но, как правило, глава государства сам хочет руководить шпионским департаментом. На то есть две причины. Одна из них заключалась в том, что этим шпионам постоянно грезятся какие-то бредовые планы убийств, шантажа и вторжения и они могут причинить массу беспокойств, если не придерживать их на твердой земле реальности, так что и президент и, премьер-министр предпочитают сами приглядывать за этим департаментом. Вторая причина заключалась в том, что разведка - источник власти, особенно в странах с нестабильными режимами, и глава государства хотел, чтобы эта власть принадлежала только ему.

Так что Директор Главной Разведслужбы в Каире обычно выходил с докладом или прямо на Президента, или на государственного министра при нем.

Каваш. тот самый высокий араб, который при допросе убил Тофика, а потом передал дозиметр Пьеру Боргу. работал в управлении общих расследований в его гражданской части. Он был умным достойным человеком с большим чувством ответственности, но в то же время глубоко религиозен - до мистицизма. Именно это определяло его глубоко укоренившиеся взгляды на реальный мир. Он принадлежал к той ветви христианских верований, которая считала, что возвращение евреев в Землю обетованную предначертано в Библии и знаменует конец царства земного. Противостоять этому возвращению смертный грех: работать же ему на пользу - святая обязанность... Поэтому Каваш и стал двойным агентом.