— Считай, сейчас у тебя тоже нет выбора! — выпалил угрюмо Задира и…впился в горячую, нежную плоть жертвы.

Девушка дернулась, издав жалобный писк. Она ощутила как острая, жгучая боль пронзила ее шею. Ей словно дали в солнечное сплетение и выбило дух. Эвелина не могла сделать вдох от боли, перед глазами потемнело. Последнее что она успела, это царапнуть по лицу вампира, оставив на его скуле и щеке три кровоточащие ранки. Вампир дернулся больше от неожиданности, чем от боли, но не остановится, а только яростнее вгрызался в горло сладко трепещущей добыче. Ее кровь опьяняя, будоражила сознание, возбуждала, чем больше поглощался бесценный, алый нектар жизни, тем больше его хотелось. Глаза Задиры пылали в агатовом мраке драгоценным гранатом, казалось сквозь глаза своего дитя глядит древний бог Иссушитель.

Наконец-то отец обрел давно потерянное дитя, которое считалось дефектным, но оно явилось свою настоящую сущность хищника, в котором течет благородная кровь.

Задира осязал как через голод его отец говорил с ним, это был не привычный метод общения, особенно для того кто привык к зрительному, слуховому и тактильному восприятию информации.

Всю сущность вампира обуяло ощущение свободы, словно то что он делает это не плохо, а естественно, как дышать. А все возникшие блоки, находятся у него в голове. Задира понял причина появления блоков, мешающих ему охотиться и получать от этого удовольствие кроется в его предрассудках появившихся в результате тесного проживания с добычей и в последствии установлению эмпатической связи. Но горячая кровь столь сладкая в своем трепете этой жертвы смыла все преграды. Когармоат будет доволен своим потомком.

Реймонд обнаружив резкое исчезновение брата, поспешил его найти, ведь ещё не сильно доверял тому кто недавно считал еду себе равной. Но старший аристократ, быстро нашел брата, за вполне благовидным занятием, по крайней мере таких как они. Конечно Рэй хотел пожурить брата, что не гоже питаться во время священного действа, но понял, что к детям следует относиться с пониманием и терпением. Да и это его наложница, посему он вправе с ней делать все что захочет.

Реймонд с умилением и некоей завистью пожирал взглядом девушку, что обмякла в когтях уже не трогательно наивного детеныша, а взрослого и жадного хищника. Аромат ее крови разжигал аппетит у старшего вампира, ему стало досадно, что брат отказался делиться таким редким сортом крови. Рэй настолько живо ощущал соблазнительный аромат добычи брата, что осязал на кончике языка шоколадную сладость с ноткой цветочного амбре. Голод пробуждённый зовом отца, учуяв алую жизнь обжёг грудину вампира. Тот с досады прикусил случайно нижнюю губу, хлынула кровь. Он слизал ее языком и поспешил удалится как можно дальше. Ведь ощущал, что помимо жажды проснулась и его плоть, ведь взгляд видел как изящно может выгибаться стан жертвы, какой сладостный для слуха вампира стон могут исторгать из себя алые уста девы.

Эвелина не могла остановись слез, ей это все напомнило ужас, который она пережила с братом. И это вызвало в ее теле оцепенение. Она противилась забору энергии, но ее кровь забирали силой. В голове Эвелины билась одна мысль "Больно".

— Ай, больно…как больно…помогите… — Прошелестела одними сухими устами она, зажмурившись.

Задира осязал на кончике языка горечь от страха и обиды жертвы. Ему не нравится испорченный вкус столь ценного ресурса. Задира брезгливо поморщился. А ещё кровь жертвы напомнила ему те хорошие моменты, что они прожили вместе. И Задире вновь стало противно от себя и своей темной сущности. Он резко вытащил клыки из жертвы, как раз вовремя, ведь он приблизился к ее полному иссушению.

— Прости…не могу…не могу перейти черту и…убить… и твоя кровь… она вкусная. Но это послевкусие боли и горечи, ее портит. — Признался Задира. — Надо признаться уже, что я дефектный вампир. Позор для чренов рода., — с горечью в голосе и болью в сердце добавил Задира.

— Глупый клыкастик, если бы ты признался в том кто ты, уверена, тебя бы не отвергли, я уж точно. Можно было бы объяснить ребятам кто ты и что неопасен. Мы бы могли стать семьёй. — После паузы, прошептала Эвелина, тихим голосом, ее кожа бледна, а губы обескровлены. Она дрожащей от слабости рукой потянулась к лицу Задиры, он не стал уклоняться и терпеливо ждал заслуженной пощёчины. Но вместо этого нежная ладонь коснулась царапин на его холодной коже и ласково повела по ним.

Задира ощутил то, что не испытывал со дня гибели матери…А именно тепла, которое дарят любящие члены семьи друг другу. Его озябшее сердце, словно обернули в теплый шелк, ему так хорошо не было уже давно. Это нечто редкое и настоящее, что могут подарить лишь истинно любящие.

Задира погладил костяшками пальцев по щеке Эвелины и ощутил влагу, он понял что заставил плакать девушку. А Задира не переносил девичьих слез ведь насмотрелся их у матери, и он поклялся что его женщины не будут плакать. А Эвелина нечто большее, чем игрушка и еда. Задира сожалел что заставил ее страдать и злился на себя. Он с грустью осознал, никогда не сможет стать истинным аристократом, ведь навсегда будет эмпатировать тем на кто обречён охотиться.

— Прости, нет мне прощения…Я…попытаюсь все исправить. — Пообещал с уверенностью Задира. Только он расправил крылья, чтобы лететь спасать Алису, пусть это почти самоубийство, как янтарно-слепящий свет заполонил помещение, ослепляя не готовых к такой подносом детей Когармоата.

Те зашипели от боли, началась давка и суета. Пронзительный звук оглушил, а впоследствии, глянул чудовищный рокот, подземелье тряхнуло.

Задира прикрыл кожаным крылом подругу от обломков, что больно резанули по тонкой коже крыльев, он оскалился от боли но стерпел, прижимая к себе подругу.

Красный свет сменился на пронзительно золотой, словно миниатюрное солнце спустилось под землю.

Задира ощутил нагнетание воздуха и таинственной природы энергию чуждую этому миру, он уже ощущал нечто подобное…на кладбище…

Постепенно золотое зарево сходило на нет, пока мрак вновь не вступил в свои права, недовольно клубясь в отдаленных углах.

Оплавленный постамент обвалился, монолитный камень расплавился, обратившись в жидкую смолу и её волны изгибались по тому направлению, откуда лился поток света. Множество угольков мерцали ало-золотыми очами. Те из гостей кто был ближе всего и не успел сбежать обратились прахом. Уцелел Реймонд, Лили и старик, которые укрылись под защитным полем заклинания Лили. Дети Когармоата взирали на то место, где только-только распахнулось око их горячо любимого отца-бога широко распахнутыми очами полными первобытного ужаса. Такую вспышку космической энергии они не улавливали еще со времён когда детям Иссушителя приходилось сражаться с выходцами из Сиалии. На какой-то краткий миг на них напало оцепенение. Да и двигаться оказалось опасно, кое где камни исходили дыханием ада. Дышать основательно тяжело, но благодаря хорошей циркуляции воздуха становилось все лучше.

Задире и Эвелине повезло ведь они находились дальше всех от эпицентра дыхания дракона.

Светло-серая дымка клубилась возле постамента, иногда являя взору вампиров то что осталось от из святыни, иногда пряча. Но вскоре совсем смог рассеялся и удивленно-испуганные вампиры уставились на серебристый свёрток размером с человеческий рост. Под ним пошла волна, что-то в нем зашевелилось. Вампиры с замиранием сердец за этим завороженно наблюдали. Вскоре серебристая материя, подобно цветку раскрылась, являя удивленным взорам мокрую, встрепанную, рыжеволосую девушку, на лице которой надета кислородная маска. В забрале маски отображались красные огоньки тлеющих клыкастых гостей. Хотя Алисе тяжело дышать в кислородной маске, тесно в ней, а термозащитный плащ тяжело лег на хрупкие, опущенные плечи, но она рада, что пережила мини ад на земле. Даже налет, что сковал ноги от жара отвалился. Девушка ощущала слабость и ей не верилось в то что она жива. Алиса шумно дышала.