Он был всё-таки патриот, этот офицер с грустными глазами. Я явно задел его за живое, но он в тот день не пожелал развивать щекотливую тему и отправил меня спать, как провинившегося ребёнка.

— Ну, что?! — жадно спросил меня Малёк, когда я вернулся к нашей замызганной палатке.

— Этот наш старый знакомый умеет выбирать себе друзей… — ответил я туманно и только рукой махнул. — Нам до него никак не добраться.

Тем не менее, этот год сумел запомниться мне на всю жизнь. За несколько дней до нашей отправки на войну, когда наёмников уже перестали отпускать в город, мне вручили записку, сопроводив её скабрезной улыбкой. Её текст, начертанный женской рукой, украшенный причудливыми завитушками, гласил:

«Если в вашей душе ещё не угасло пламя страсти, то приходите на свидание в 11 часов вечера к [место встречи]. Когда я вспоминаю такого красавчика, то не могу спать спокойно! Чтобы ночь прошла незабываемой, возьмите с собой вашего маленького друга. Ваша Л.»

Что ж, у этого Лейтенанта чувство юмора ещё не угасло. Я не стал показывать записку Мальку, чтобы он не взбесился от её двусмыслия, просто сказал ему:

— Малёк, нас зовут на захват старого знакомого. Ты пойдёшь?

— Спрашиваешь! Пока всю душу из него не вытряхнем, — спать не буду!

Нам, прошедшим школу Учителя, миновать посты охранения было плёвым делом. Мы просто проползли на пузе поллиги, а охрану при этом совсем не видели. Аж в груди всё закипело от такой расхлябанности — так бы и встал, врезал по морде, а потом доложил командиру полка: пусть ещё и он добавит. Но у нас были неотложные дела в тот день…

Мы, как записка и требовала, пришли на указанное место и торчали там, как мишени. Городская стража подходила к нам, пыталась наехать, но мы были само воплощение невинной кротости и смирения и трезвые, аки агнцы новорожденные. Подходили какие-то хулиганы… ну, подошли, поговорили… почему нет? Мы же были безоружные, только с ножиками: нельзя ведь уходить из лагеря, имея на себе казённое имущество. Дали им пинка под зад… потом, после разговора — и вопрос был исчерпан. Все остались непокалеченные.

— Эй, мальчики, не желаете покататься? — возле нас остановилась явно женская карета, из которой и послышался этот мелодичный голосок.

Я, честно признаться, запаниковал: неужели я что-то не так понял, и меня действительно пытается клеить местная мадамка? Будет мстить за Красавчика??? — а я Малька привёл…

Дверца гостеприимно распахнулась. Мы влезли внутрь. Но, прежде, чем переступить порог, я бросил взгляд на кучера и сдавленно хмыкнул: на козлах восседал сам господин лейтенант. Надо же: не брезгует грязной работой, не привычной для дворянского сословия, хотя сам являлся дворянином до мозга костей — я готов чем угодно поклясться в этом. Ну, слава Пресветлому: я не ошибся.

Никто на нас не накинулся, а, кроме миловидной женщины, внутри никого не было. Мы молча доехали к месту назначения. Даже Малёк, осознав серьёзность момента, хранил тишину, хотя казалось невероятным, что он, сидя в тесном помещении с симпатичной особой, даже не попытался сказать что-нибудь слащавое.

Карета остановилась. Дама кокетливо поправила свою шляпку, исправила непонятные нам погрешности своего платья и вышла из кареты, заманчиво покачивая бёдрами.

— Выходи, — негромко скомандовал Лейтенант нам в окошко.

Мы послушно вышли следом — так же тихо, не проронив ни слова.

Наша спутница что-то весело прочирикала на воротах — они гостеприимно распахнулись. Лейтенант скользнул за ней следом; мы услышали недоумённо-раздражённый вопрос, икание, хруст — и проблема стала закрытой. Мы с Мальком прошли мимо трупа самыми последними, невольно проникаясь глубоким уважением к нашему руководителю. В ту ночь я и начал по-настоящему понимать, что это такое — быть «ночной совой».

Барышня шагала вперёд всё так же расслабленно и весело, как будто бы за её спиной никакого жмурика и не было. Ох, не простая это была девица, не простая… А какая другая будет водить подобную дружбу с господином лейтенантом?

Вот она взяла своей нежной рукой дверной молоточек и постучала. Снова и снова.

— Кто и какого чёрта?! — послышался за дверью вполне резонный вопрос.

— Это я, милый! — проворковала наша дамочка. — Я не могу без тебя уснуть, шалунишка!

Я прямо-таки сквозь дверь почувствовал, что хозяин дома возжелал послать нашу спутницу далеко, очень далеко. Но, будучи связанным своей ролью не хуже, чем иной каторжник — кандалами, он отозвался, с трудом подавляя глубокое разочарование и раздражение:

— А, это ты, моя кисонька… сейчас, сейчас…

Здравый смысл в тот день не ночевал вдали от нашего приятеля, поэтому он приоткрыл дверь, которая удерживалась цепью, и подозрительно осмотрелся вправо-влево, насколько ему это было возможно.

— Ты одна пришла? — спросил Красавчик подозрительно.

— А ты хотел бы, чтобы я пришла с подругой, озорник? — вопросом на вопрос ответила наша спутница. — Ну, открывай же скорее, я вся в нетерпении!

Я, честно сказать, от таких телячьих нежностей вообще обалдел. Да уж, никак я не ожидал, что у аристократии могут быть подобные фривольности! Чтобы женщина вот так навязывалась мужчине… с такими словечками!

Цепь упала, и Красавчик впустил гостью. Лейтенант рывком распахнул её и тут же ткнул хозяина рукой — тот икнул и рухнул, как подкошенный.

— Тащите его! — приказал нам Лейтенант.

Да, это был, несомненно, именно тот человек, которого мы встретили под Гренплесом. Мы с Мальком подхватили его за руки и ноги и потащили к карете. Лейтенант убедился, что улица чиста, кивнул нам, и мы торопливо запихнули безвольное тело вглубь экипажа.

Пока человек без сознания, ему нельзя вталкивать кляп, а иначе он рискует задохнуться насмерть. Мы с другом караулили лежащего, готовые заткнуть ему рот в любой миг, если он очухается и вздумает вопить.

Карета доехала до другого дома, и там мы тащили старого знакомого по двору в подвал. Дамочка с нами мило распрощалась — Лейтенант чмокнул её в розовую щёчку.

А подвальчик-то у нашего нового знакомого оказался довольно уютным… Ну, всякие там крюки в стенах и на потолке, погасший камин, стол со страшными железяками, потемневшие полы и скамейки, насквозь пропитанные запахом крови и страха. Факелы горели ровно и ярко, а меня заколотило внутренней дрожью, когда я всё это увидел и почувствовал, как будто бы тут держался лютый холод. Даже зубы пришлось сжать — аж скулы свело. А Малёк суетился рядом, весь торжествующий и сияющий.

Мы разложили Красавчика на столе, а Лейтенант быстро и умело его приковал. Потом сунул ему под нос ватку с вонючей жидкостью — лежащий дёрнулся и очнулся.

— Где я? Вы — чего?.. Это Вы? Да как Вы смеете?!!

Он дёрнулся, но кожаные ремни держали его накрепко. Захваченный, несомненно, узнал Лейтенанта и явно струхнул. Но я не понимал, в чём тут дело: или его угораздило в чём-то насолить главной «ночной сове», или он просто боялся всего того, что было связано с его… хм, «работой»?

— В чём меня обвиняют?

— Например, в изготовлении фальшивых монет, — Лейтенант кивнул на нас, и пленник тоже на нас посмотрел. Узнал, узнал, сукин сын! И совсем не обрадовался…

— Ложь! — уверенно парировал узник, разгоняя свой гонор.

— Связь с нечистой силой, — продолжал Лейтенант, снова кивая на нас.

— Вы же взрослый человек, — Красавчик почти успокоился. — Вы же знаете, что подобные обвинения — сказки служителей Пресветлого. И выдвигать их должны именно они, служители высокого ранга, но никак не Вы.

— ШПИОНАЖ, — сказал Лейтенант. — И это — как раз по моей части. Итак: кто Вы и откуда родом?

Началась отчасти знакомая мне игра, но только в ней следователь играл роль заодно и судьи, и палача. Лейтенант начал применять свои жуткие инструменты, и очень скоро Красавчик дошёл почти до обморочного состояния. Ценил, ох, как ценил он свою шкуру! Боялся получить лишнюю царапину…

— Вы всё равно мне не поверите! — метался привязанный. — Вы, мелкие людишки, — что вы можете знать о бесконечности Вселенной?! Я родился даже не на этой вашей сраной планете, а за тысячи световых лет отсюда… ах, да: вы не знаете даже, что это такое — «световой год». Вы что, сможете проверить место моего рождения? Вы видели хотя бы мельком туннельный перемещатель?.. вы ничего не знаете… там, рядом со звездой, которую с вашей планеты не видно даже с подзорной трубой… да какие тут у вас трубы!.. смех один… крутится моя родная планета. Там я родился и вырос.