Пусто.
Выпрыгнув, поправляю экипировку и перчатки на руках. Через несколько зданий мелькает фигура лучника, но я решаю не трогать его и продолжить свою миссию.
Осталось ещё три точки…
***
Тело слегка ломит от усталости, когда я вновь взбираюсь на крышу после разрушения третьей лавки. Руки саднит, а к горлу подбирается чувство голода, но мне нужно завершить миссию полностью, прежде чем я расслаблюсь и дам себе отдых. Острое зрение не подводит, когда кидаю быстрый взгляд на солнечные часы внизу у небольшой каменной постройки — осталась где-то четверть оговорённого часа, чтобы вернуться к Сурайе в назначенное время.
Пригнувшись, пробираюсь по черепице вперед, периодически замедляя шаг и озираясь. Лучников на крышах здесь больше, поэтому привлекать к себе лишнее внимание до разбирательства с лавкой не стоит. Солнечные лучи припекают голову сквозь капюшон, и о холодной воде я мечтаю не меньше, чем о скорой встрече со своей вестницей.
Убедившись, что бдительность стражников на зданиях усыплена жарой и тишиной вокруг, я висну на краю горячей поверхности крыши и неслышно приземляюсь на навес ближайшего балкона. Торговая лавка с заветревшейся дичью находится напротив, через узкую дорогу подо мной. Остаётся прыгнуть на строение рядом с ней, раскачаться на балке и прямо с воздуха упасть на шею охраннику. На прилавок мы рухнем вместе, но моя ловкость должна сыграть на руку и помочь выпутаться из ткани, чтобы вовремя сбежать после обыска. Этот стражник — последняя надежда получить схемы.
У четвёртого прилавка немного покупателей, да и сама улочка не так многолюдна, как места́ до этого. Так что всё должно пройти даже лучше, чем в предыдущих трёх точках.
По крайней мере, я так думал, ослепленный свершившимися удачами, и моя торопливость в этот раз оборачивается против меня…
Едва я раскручиваюсь на балке, чтобы обрушить вес своего тела на ничего не подозревающего стражника рядом с лавкой, как в конце улицы появляется дюжина воинов. И я их не замечаю…
Падаю на охранника, подминаю его своим телом и слышу характерный хруст шейных позвонков под аккомпанемент криков торговца. Стражник под болезненный вопль падает на лавку, утягивая меня за собой, и лишь в последнее мгновение я вижу подбегающее в нашу сторону подкрепление.
Кое-как выпутавшись из обломков и порванного навеса, я едва успеваю отскочить, когда меч воина проносится в миллиметрах от моего живота. Грязно ругаясь, стража пытается обступить меня, вынимая клинки, но я всё же успеваю достать свой собственный, чтобы отразить хоть какие-то выпады.
Их слишком много, а я измотан, так что, одолев только одного из них ударом лезвия по лицу и раскроив череп, решаю, как бы трусливо это ни выглядело, сбежать.
Годы тренировок и постоянная нагрузка дают мне бо́льшую фору в беге — стража города не знает ничего, кроме ленивого патрулирования, чрезмерного чревоугодия и вина по вечерам, — поэтому через несколько увиливаний я с отрывом скрываюсь на соседней улице. Но в тот момент, когда я пытаюсь вскочить на ящики, чтобы добраться до крыш, со всех зданий вокруг в мою сторону опасно направляются стрелы — лучники словно только и ждали моего появления. Замешательство, охватившее меня, позволяет взводу стражников догнать мою застывшую на возвышении фигуру, но стряхиваю с себя оцепенение и, тяжело дыша, снова бегу.
Расталкивая прохожих, несусь по улицам без разбору, понимая, что рано или поздно выплюну к шейтану лёгкие. Краем глаза замечаю увеличившееся число преследователей, попутно удивляясь, как я мог так сплоховать. Лучники тоже не теряют хватки, и одна из стрел достигает своей цели — я тихо рычу, когда наконечник царапает предплечье. Ткань пропитывается кровью, но мне совершенно некогда думать об этом.
Выскочив прямо перед другой группой охранников, которых, похоже, подняли на ноги вдобавок к остальной погоне, я выбиваю пыль сапогами и торможу, чтобы свернуть. Один из врагов касается моей руки кончиком меча, но не успевает нанести тяжёлое увечье. Задета лишь перчатка. У меня будто открывается второе дыхание, и за всеми этими ощущениями я абсолютно не замечаю, на какую улочку попадаю…
Мои глаза в ужасе расширяются только тогда, когда после очередного поворота я оказываюсь на площади с фонтаном. Сурайя мирно сидит на скамье, но тут же реагирует на шум, производимый доспехами, воплями и клинками стражи позади меня. Она поднимает голову, и мы сталкиваемся взглядами — я читаю в двух тёмных озёрах волнение и легкий страх и лишь успеваю выкрикнуть, пока несусь к ней со всей силы:
— Беги!
Я не ожидаю от Сурайи такой прыткости — дважды просить не приходится. Она резко вскакивает и в два счёта взбирается по выступам на стену здания. Прежде чем последовать за ней, я быстро подмечаю несколько стоящих на пути глиняных амфор старого торговца — увы, мне придётся лишить его источника дохода.
Остановившись, я под его гневные возгласы разбиваю две вазы мечом, а третью выкатываю прямо под ноги бегущей страже. Внутри сосудов оказываются масла, которые разливаются на мощенную булыжниками дорогу и мгновенно создают идеальное скользящее покрытие.
Не теряя больше ни секунды, я не оборачиваюсь на неуклюже падающих стражников и прыгаю на здание так высоко, как только могу. Моя вестница взбирается впереди меня, мимолетно оглядываясь назад, а я подгоняю ее, держась за стену:
— Давай, Сурайя, быстрее…
— Стараюсь как могу! — сквозь рваное дыхание цедит она и вскоре оказывается на крыше.
Остатки стражи, обмазанные сандалом, кое-как поднимаются на ноги и начинают забрасывать нас камнями, а лучники на здании через дорогу натягивают тетивы мне в спину.
Я шиплю от боли, когда один булыжник попадает мне прямо между лопаток, но Сурайя не теряется и, рискуя собой, свешивается с краю, чтобы протянуть мне руку. Она ещё и умудряется шутить, несмотря на накалившуюся обстановку:
— Где-то я слышала, что хассашины более проворны…
Над нашими головами свистят две стрелы, когда я, на всякий случай ухватившись за протянутую ладонь, окончательно подтягиваюсь. Не удержав равновесие, валюсь на Сурайю, но стараюсь смягчить удар ее тела на крышу тем, что машинально подкладываю под девичью спину обе руки. Обняв ее, все ещё лежу сверху и резко прижимаю её покрытую голову к себе, когда рядом с щекой вестницы вонзается наконечник. Сурайя в моих руках вздрагивает, но не издает ни звука, поражая меня в очередной раз своей смелостью.
— О, это всего лишь слухи… — с ироничной улыбкой отвечаю я на её выпад прямо в область губ закрытого тканью лица в миллиметре от своего, стараясь этой фразой отвлечь от того, что стрела чуть было не достала её.
Тёмно-зелёные глаза в смятении прикрываются на секунду, но далее мы оба вскакиваем, как по единой команде. Опасность не миновала, и нам предстоит бежать дальше, чтобы найти хорошее укрытие.
Предплечье и спина ноют от небольших ранений, но сейчас, невольно втянув в эту передрягу вестницу, я больше думаю о ней, чем о собственном истерзанном теле. Не думая о приличиях, я молча хватаю чуть липкую от волнения женскую руку, и мы устремляемся вперёд. Удивительно, что Сурайя не отстаёт, и я замечаю, как она пытается дышать правильно, чтобы сберечь дыхание. Где-то она этому явно училась…
— Прыгать умеешь?! — кричу я ей сквозь ветер в ушах, когда вижу впереди нехилое расстояние до следующего черепичного края. Стража, вскарабкавшаяся за нами, дышит в затылок на расстоянии нескольких десятков метров, и любое промедление может стоить нам жизней.
— Ты первый! — коротко и с неясным смыслом восклицает в ответ Сурайя, и я отчетливо слышу в голосе панику.
Не сразу соображаю, зачем, но всё же следую её просьбе, а после, оказавшись на другой крыше, оборачиваюсь к ней и жду.
— Живо! Прыгай!
Даже с такого расстояния я улавливаю в её глазах-омутах уже проступивший отчетливый страх, и мне вдруг становится забавно от того, что она не боится стражи с клинками, но чертовски опасается высоты и пропасти между двумя зданиями. Но, переборов себя, Сурайя быстро оглядывается на приближающихся врагов, отступает на несколько шагов и разгоняется.
