Она проникает пальцами под мое маскарадное одеяние, и в следующую секунду синий кафтан лжекупца, пропитанный кровью Тамира, летит к чаше. Я остаюсь в мокрой от пота рубахе и вжимаю в себя тело Сурайи до, наверняка, легкой боли, но она лишь от этого еще больше тянется ко мне в ответ. Оставшиеся несколько монеток на расшитой девичьей груди немного царапают меня там, где белая ткань расшнурована. И это ощущение заставляет терять остатки адекватности.

Сминая губы Сурайи своими, я, не глядя, одним движением за её спиной выкидываю клинок из нарукавника и в мгновение ока разрезаю верхнюю часть женского костюма прямо посередине пополам — мне некогда возиться с застежками, и я хочу полностью почувствовать округлость её груди, а не какие-то там узоры.

Сурайя одновременно стонет и что-то пытается воскликнуть на этот мой жест, но я не позволяю ей этого сделать, присваивая себе из её чуть припухшего от поцелуя рта весь воздух и ласку.

Она так сладка на вкус…

Её руки стараются инстинктивно закрыть обнаженную кожу, но и этому не бывать — я тут же властно перехватываю её запястья.

И, в конце концов, Сурайя сдаётся…

Через минуту моя рубаха также летит на ковер благодаря ее тёплым ладонями, которые, высвободившись из моих, принимаются изучать мой торс. Каждая мышца под её бархатными пальцами отзывается невероятно приятным напряжением. Мы, оголённые по пояс каждый, прижимаемся друг к другу, кожа к коже, и температура в уютно обставленном помещении словно раскаляется до предела.

Я, сбивчиво дыша, оставляю губы Сурайи, но тут же, как умалишённый, приникаю ртом к шраму под её ухом. Он тянется дальше белой полоской по тонкой шее, и в какой-то момент я не осознаю, как сильно и одновременно с этим нежно начинаю обкусывать его по миллиметру, а затем медленно зализываю, будто лев свою когда-то раненную львицу.

Зато чётко слышу, как стоны Сурайи в ответ на это становятся громче, с разными оттенками чувств, и как крепко она впивается пальцами мне в лопатки. И почему-то мысль о том, что я своими действиями могу причинить ей фантомную боль, отрезвляет меня.

Знать бы, кто оставил на ней эту отметину…

Я останавливаюсь, но продолжаю обнимать Сурайю и не могу не пронзать её взглядом, получая не менее разгорячённый в ответ. Зелёный изумруд в её зрачках потемнел от вожделения, и мне кажется, что я вижу мерцание мельчайших крапинок в обрамлении. Эти блики зовут меня, как неведомые существа далёких глубин океана моряков…

— Останови меня… — в горле пересохло, и интонации в моем голосе совсем не соответствуют сказанному.

Сейчас я как никогда раньше не хочу, чтобы что-то помешало нам, но совесть словно требует какого-то дополнительного подтверждения. Наверное, я должен дать ей шанс отступить, пока это возможно, хотя… Ничем хорошим это не кончится. Я слишком долго метался в сомнениях и менял свои решения касательно Сурайи, чтобы снова сейчас упустить её.

Я возьму своё.

Её.

Она — моя, и ничья больше.

— Нет… — шепчет она заведомо призовой для нас обоих ответ и, кусая нижнюю губу, таинственно, но кротко улыбается.

— Сурайя, мы не должны… — мои губы снова движутся по её шее, когда я еле слышно произношу это.

Действия ещё никогда так не противоречили моим словам.

— Да. Мы никому ничего не должны, — несмотря на то, что не вижу её лица, я чувствую, как она с готовностью закрывает глаза, наслаждаясь моими поцелуями, и запрокидывает голову назад.

Предоставляя мне полный доступ к этому безумному запаху шафрана и ванили на её коже.

— Это безумие, милая… — руки скользят по ее талии к бёдрам, задевают цепочку, оставшуюся от костюма, и я вдруг с диким желанием понимаю, что хочу оставить её на ней вместе с браслетами на запястьях и лодыжках. И больше ничего.

— И я собираюсь испытать его с тобой, Алисейд…

Я не ожидаю того, что Сурайя вдруг обхватит мое лицо, проявив инициативу, и прервет этим ласки по своей шее. Примется сама целовать меня упоительно глубоко. Правда, её самостоятельность длится недолго — подхватываю её под ягодицы, проклиная про себя оставшиеся полупрозрачные ткани шаровар и юбки, и двигаюсь в сторону тахты с подушками. На ковре их тоже разбросано немало.

Так Сурайя становится чуть выше, инстинктивно хватает меня руками за шею в момент подъема, а ногами обвивает поясницу, и я с тихим рычанием, которое больше не в силах сдерживать, накрываю губами ее вставший навстречу аккуратный розовый сосок.

Сначала один, затем другой…

Похоть кружит мне голову настолько сильно, что я прикусываю их, наслаждаясь мягкостью и тяжестью девичьей груди. И в награду импульсами по всему моему телу, которые скапливаются и оседают в паху, получаю тихие всхлипы и протяжные стоны моей такой смелой, манящей и невероятной женщины, с первых же мгновений встречи являющейся для меня не просто вестницей.

Сурайя тянется к застежкам на нарукавнике, и скрытый клинок летит на одну из подушек. Её пальцы ловко пробираются за край и моих шаровар, и я понимаю, что ещё пара секунд и…

Я же попросту рву на ней оставшиеся нижние полупрозрачные ткани и наощупь, не глядя, опускаюсь на тахту, мягко придерживая её на себе.

Облокотившись спиной о прохладную стену, не сдерживаю нового рвущегося рыка, когда Сурайя теснее обвивает меня ногами, и тем самым трётся своими бедрами о мои, усаживаясь поудобнее.

И в этот миг мы оба, глядя друг другу в глаза, почти одновременно выдыхаем, когда долгожданно и плотно соприкасаемся — мой восставший и полностью готовый орган идеально упирается в абсолютно влажное сосредоточение её естества.

Зверь внутри ликует и бесчинствует.

А я запечатлеваю в памяти лицо Сурайи, прежде чем она скажет одно единственное слово: приоткрытые, влажные и алые губы, что так и манят меня; легкая морщинка на переносице из-за умоляющего выражения глаз, чья зелень расплавлена от желания; трепещущие крылья тонкого носика…

— Пожалуйс…

Я не даю ей его договорить.

Накидываюсь на её рот в новом обезумевшем поцелуе и одновременно впиваюсь пальцами в ягодицы, чуть приподнимая девичье тело — под синхронный долгий стон нас обоих и из-за моего резкого движения вперед, наши тела соединяются. Раздается тихий звон её браслетов.

Шейтан…

В голове мутнеет от одного только вида Сурайи, которая, не убирая рук с моей шеи, запрокидывает голову немного назад и выгибает спину, податливо приняв меня в себя в этот миг. Я не знаю, что будоражит больше: то, как каскадом вниз льются пряди её длинных каштановых волос от этого жеста, пока несколько прилипают к ключицам; то, как в ней умопомрачительно тепло и узко, так, что у самого сводит мышцы живота; или то, как развратно выглядим мы оба в этой сидячей позе, когда между нами нет ни миллиметра…

Отвергнув все лишние мысли, я в пылу чувств зарываюсь одной ладонью в ниспадающие локоны, притягивая Сурайю обратно к своему лицу, другой ласкаю её поясницу и мягкие округлости ягодиц и попросту начинаю плавно вторгаться в окутывающую меня тесноту.

Она кусает губы, сдерживая возможность отзываться на мои движения в полную силу — это доводит меня, и я, держа волосы и заставляя Сурайю смотреть мне в глаза, ласково давлю пальцем на пухлый нижний изгиб, чтобы высвободить его из её зубов. И, не прекращая восхитительного единения и мерных толчков, отрывисто шепчу:

— Не смей… Громче…

Это действует на Сурайю, как долгожданный приказ — когда я вхожу в неё особенно глубоко, её мелодичный голос затмевает перезвон украшений и уже без стеснения подтверждает мне, как ей невероятно хорошо.

Я снова приникаю к шраму, засасывая его и зализывая, пока Сурайя ощутимо, но безболезненно царапает мне плечи. Через некоторое время ослабляю свои объятия, потому что моя девочка подстроилась под наш ритм и теперь слегка приподнимается в бёдрах на каждый раз, когда я проникаю в неё.

Но терпеть долго то, как она шейтански соблазнительно извивается на мне, и не желать большего — невозможно…